Ведьмы.Ру
Шрифт:
— Как? — спросила Ульяна. — Я не понимаю.
— Просто почувствуй.
Ага. Просто живи легко и радостно, и не живи тяжело и грустно. Отличный совет.
— Тараканова, с тобой всё в порядке? — Мелецкий перестал терзать уши. — По-моему, у неё такое выражение лица, что…
Ещё и к выражению лица придираются.
Так.
Сосредоточиться. Она же умеет сосредотачиваться? Её всегда хвалили за старательность. Просто больше не за что было, а вот старательности в Ульяне с избытком. Только сейчас она куда-то взяла и подевалась.
Всю жизнь справлялась и теперь сумеет.
Мышиная река вздыбилась и с горба свалилась огромная упаковка бумажных полотенец. Чтоб… так. Вдох и выдох.
— Тараканова, если не получается…
У неё никогда и ничего не получалось с первого раза. Вот у Мелецкого — другое дело! Может, с точными науками он и не очень ладил, но вот практика. Дюбое заклятье, любое плетение выходило почти сразу. И он всегда воспринимал это, как должное.
И все вокруг тоже.
И за эту лёгкость прощали Мелецкому, что характер его, что прогулы, что… нечестно! Она тоже хочет, чтобы легко, играючи.
И получится!
У Ульяны получится. Почувствовать дядю Женю? Дядю… да она ещё не привыкла к мысли, что у неё есть дядя. И кузены с кузинами, и вообще родни куча. Только где эта куча была…
Так.
Проклятье.
Сила колыхалась, колобродила, не даваясь в руки. Дыхание. Ульяна, когда ещё надеялась, что станет магом, пусть не слишком сильным, средненьким даже — она никогда не обманывалась насчёт способностей –училась медитации. И дыхательным упражнениям, которые должны были помочь развитию внутреннего энергетического ядра. Тогда ядро упорно не развивалось, а вот сейчас знания пригодились.
— Уль, ты… — Ляля вдруг поплыла, превращаясь в дрожащее сине-зеленое пятно.
А вот Мелецкий огнём вспыхнул. В этом виде он, пожалуй, даже нравится. Сугубо умозрительно. И ушей не видать.
Так, надо не про уши Мелецкого думать, а дядю Женю…
И сила, точно только и ждала этой подсказки, крутанулась и устремилась куда-то вперёд. Ну и Ульяна за ней тоже устремилась. Мелецкий — за Ульяной. И Ляля…
— И куда вы все попёрлися, — возмутилась Эмфизема. Она-то воспринималась пятнышком мрака, но таким, не раздражающим, а вполне себе домашним.
Никитка… да, его Ульяна тоже видела. Причём огромным, размером даже не с волка — с молодого медведя, которого почему-то смяли и вылепили шпица.
Концентрированный, стало быть.
А сила тянула.
Влекла.
И Ульяна, кажется, перешла на бег, потому что рядом с дядей Женей — он представлялся крупным таким облаком серо-бурой энергии — возникла другая сила. Чёрная-чёрная.
Гадкая.
— О, — этот голос развеял видение и всё-то погасло, а сила развеялась и с нею ощущение собственной, Ульяны, власти. Ну и злость тоже ушла, что хорошо. — Племяшка. Осваиваешься? Глянь, чего нашёл.
Дядя Женя, склонившийся над витриной — на этом островке торговали вейпами — разогнулся.
От обеих несло тьмой. И главное, именно сейчас Ульяна не столько видела, сколько ощущала эту вот чуждую, выводящую из равновесия силу. Её отвратность. Её глубокую неправильность.
— Тихо, детонька, не спеши. Уничтожить это мы завсегда успеем, — дядя Женя покрутил обе коробки, а потом синюю сунул в карман. Штаны от веса чуть съехали, но дядя Женя благоразумно придержал их. — А пока давай поглянем, чего тут удумали.
И крышечку откинул, продемонстрировав горсточку карамелек.
— Это же… это у Стаса такие были! — Мелецкий — вот куда без него-то? — вытянул шею и заглянул в коробку. — Это дрянь редкостная!
— А то! — довольно произнёс дядя Женя, вытащив карамельку, которую поднял и поднёс к глазам. — Ещё какая…
И прежде чем Ульяна успела хоть слово сказать, да ладно, сказать, прежде чем она успела вообще сообразить, что он собирается делать, дядя Женя карамельку проглотил.
Прямо с фантиком.
— Э… — тихо выдал Мелецкий. — Это же… это…
— Ох и погань, — дядю Женю передёрнуло. — Ядрёная…
— Дядя Женя! — возопила Ляля и голос её был полон отчаяния. — Что вы творите!
— Я ничего, — дядя Женя поднялся и потянулся. — Эх, хорошо… а я ещё ехать не хотел! Думал, что мне там, в этом вашем городе. А оно вон как! И нежить, и нечисть! И выпить есть, и некроманты шалят… прям не жизнь, а праздник какой-то!
У Ульяны было собственное мнение о праздниках, но она смутно догадывалась, что высказывать его пока не стоит.
— Так, это напотом, — конфетки с коробочкой дядя Женя сунул во второй карман. И штаны съехали ещё ниже. Того и гляди, свалятся. Но дядя Женя благоразумно придержал их. — А вы чего стали? И рожи, главное, печальные.
— Тут военные зашевелились. Возможно, на штурм собираются. Или просто пройти. Нам бы выйти. Потихонечку, — сказала Ляля робко и почему-то отступила. — Дядь Жень… реально бы… потихонечку… а то сам знаешь, ба расстроится, если внимание привлечём.
— Это да… это верно, — ведьмак окинул опустевший центр взглядом, и Ульяна ощутила, как в худом этом теле закипает сила. — Только… тихонечко туда, тихонечко сюда. Всю жизнь тихонечко.
— Вот, — Ляля подхватила Ульяну под руку. — Началось.
— Что?
— Проблема дяди Жени не в том, что он пьёт. В конце концов, ведьмака спиртом не отравить. Но… он просто… понимаешь, он, когда слишком уж выпьет, ему веселья охота.
— Точно! — нужное слово дядя Женя выхватил. И из Лялькиной груди донёсся обречённый вздох. — Веселье! Нужно веселье! Эй вы там…
Он замолчал, прислушиваясь к чему-то.
— Эй вы там, наверху…
— Дядь Женя! Нас же заметят!
— А я, может, хочу, чтобы меня заметили! Может, я устал прозябать в безызвестности. Так, ты… как там тебя?