Ведьмы.Ру
Шрифт:
— Всё равно как-то это… жестоко, — проворчала Машка.
— А иначе как? Внушение? И пальчиком помахать? Сослать куда, поручив бумажки перекладывать? И те не особо важные, чтоб, если прое… потеряются, ничего не рухнуло? А дальше-то что? Я ж не вечный.
Глянула так нехорошо.
Взглядом полоснула… а ведь ещё той оторвой была, Маша-Машуля… потому и женился. Нет, она и рода, конечно, неплохого. И дар вон пусть слабенький, а имеется. Но это так, для общественности и батяни, который женитьбу рассматривал исключительно как инструмент.
Но дело не в даре.
И
А в том, что…
— Может, это тебе в больничку надо? — супруга глянула нехорошо.
— Надо бы, — Мелецкий грудь потёр. — Сердце в последнее время пошаливать стало.
Машка флягу и отобрала.
А потом взяла подушку и хлопнула прямо по лбу.
— У него сердце, а он алкогольничает! — сказала и снова глазищами полыхнула, как когда-то. Характер у неё. Вспыхивала спичкой. И остывала так же быстро. Куда всё ушло-то?
Глаза вон остались, а огонь в них поугас.
— Так ничего серьёзного. Я же ж проконсультировался. Это от нервов всё… сама знаешь…
— Все болезни от нервов и только венерические от удовольствия, — хмыкнула Машка. — Как-то… пахнет твой коньяк дерьмово.
— Ну да. Раньше был лучше.
— Ага. Ты с темы не спрыгивай. Данька ведь не дурак.
— Не дурак, это точно. Только… — признаваться в том было стыдно донельзя. — Упустил я его.
— Только ты?
— Оба… я в бизнесе.
— Я в жизни светской, — Машка вздохнула. — Как-то и вправду глаза застило. Я ж никогда такой не была, а тут… чтоб… это всё ты.
— Я?
— Ты, Мелецкий. Кто пел, что я соответствовать должна? Контакты налаживать? Подруг искать, чтоб через них ты уже налаживал? И вообще на одну волну встать. Я и встала. Теперь бы слезть с этой волны. А Данька…
Ну да, в том, в новом свете, в который они то ли попали, то ли вляпались, как-то не принято было с детьми возиться. Для того специально обученные люди существовали.
— Ну ты хотя бы с ним время проводила, — примиряюще произнёс Антон.
— Ага… когда получалось… хорошо, если раз в неделю, — и коньяк понюхала. — Нет, извини, конечно, но я эту погань вылью.
— Знаешь, сколько он стоит?
— И что, если дорогой, то травиться надо? Вообще пошли, я тебе чаю заварю. Ромашкового. Ромашка нервы хорошо успокаивает. Это всё деньги. Вот, когда не было, тогда приходилось как-то держаться друг друга, что ли. И мы другими были. А потом раз и вот. И не надо маяться, что на ужин делать, а можно кухарке отдать распоряжения. И Даньку нянькам поручить. А самой ноготки… познакомиться… пообщаться… просто полежать, послушать, о чём говорят. И заодно понять, что ты до тех, кто там говорит, не дотягиваешь. Что и ноготки надо не раз в неделю, и бровки, и губы бы изменить. И отдыхать, шопинг… и как-то закружило, а теперь… я себя такой идиоткой чувствую.
Машка остановилась.
— Знаешь, а я даже не уверена, что смогу плиту включить. Для чайника. Хотя там кто-то да дежурит… но я не хочу туда.
— Тогда без чаю обойдёмся.
— И без коньяка. Я вообще эту дрянь из дома выкину, — пригрозила Машка и села. — Данька, он же совсем
— Маш! Ему тридцать скоро.
— Господи, я такая старая?!
— Ты молодая. Но ему скоро тридцать. Не совсем, чтобы совсем скоро, но вспомни себя в его возрасте. Или меня. Мы, конечно, дурили, но не так вот. А он будто и не понимает, чем это всё может обернуться.
— То есть, ты на него не злишься?
— Злюсь. И на него. И на себя. Думаю, а надо ли было так жилы рвать. Хотел, чтоб у нас всё было. А теперь вроде всё есть…
— А нас нет.
— Именно.
Машка всегда умела его понимать. И теперь глядела серьёзно так.
— Если вдруг со мной что, то тебе денег хватит. Тут я позаботился. А Данька как? Пусть и встанет во главе фирмы, но надолго ли? Как скоро его сместят, если просто сместят? А то ведь и подставить могут, и того хуже. Я ж ему не то, что дела передать. Я с ним в целом о делах заговорить не могу. Пытался! А по глазам вижу, что ему это не интересно. Вон, даже племянники…
— Хватит, — жёстко оборвала Машка.
— Чего?
— Не знаю, как Данька, но даже я устала слушать, какие замечательные у твоего братца сыновья.
— Так и есть.
— Ну да. И умные, и способные, и старательные. Сплошная радость папы и дяди.
— Маш…
— Что, Маш? Разве не так?
— Ты преувеличиваешь.
— Я? Я преувеличиваю? Да нет, дорогой. А давай вспомним. Вот в саду был утренник выпускной. Ты пришёл?
Антон честно попытался вспомнить.
— Не морщи лоб. Я тебе скажу. Не пришёл.
— Значит, занят был.
— Конечно. Ты всегда занят был для Данилы. А вот на Алёшкин почему-то время нашлось.
— Ты серьёзно собираешься вот в этих обидках ковыряться? Тогда не получилось. Потом получилось. Вот и всё.
Не всё, потому что в груди опять противно потянуло.
— Ну да… почему-то у тебя всегда так. Получалось. Не получалось. А помнишь, Данька начал боевыми искусствами заниматься? Ты хоть раз был на его выступлениях?
Ну вот зачем она начала.
— Не был, — произнесла Машка удовлетворённо. — Я сперва ходила, а потом стало вдруг некогда. Вот и болели за него няньки и охранник. То ли дело Алёшкины концерты. Это дело важное. Пригласительные получали и шли всей семьёй. А почему? А потому что тебе неудобно было брата подвести. Он ведь ждёт.
— Маш…
— А главное, что Данька ведь старался. И хвалили его поначалу.
Вроде бы как.
Наверное.
Точно. Он и грамоты какие-то приносил. Но да, было некогда…
— Только тебе ж было мало. Ты всегда вворачивал, что он недостаточно старается. Второе место? А вот у Алёшки всегда первое. Есть четверки в четверти? Алёшка же без репетиторов отличник. И я тоже дура, не лезла. Как же. Психолог запретил. Нельзя вмешиваться в отношения отца и сына. Нужно доверять. Делегировать. Набраться терпения. Я и набиралась. Терпения. А надо было взять бутылку… — Машка потрясла флягой. — И бахнуть тебе по лбу. Глядишь, мозги бы на место встали. И себе тоже бы. А помнишь, что было на его восемнадцатилетие?