Вегетация

Иванов Алексей Викторович

— Пиздёж это всё! На понт нас брали!

Бригада смотрела на Егора Лексеича с непониманием. Как же так? Полдня стояли на месте, боялись, а теперь — вперёд? Или бригадир просто психанул?.. Бригада мялась в нехорошем сомнении, даже Щука начала ухмыляться. Щуку, кстати, больше не связывали и не держали на верёвке — это было неудобно. Алёна предложила разуть её — босиком далеко не убежит.

— А похоронить Александра?.. — плачуще спросила Талка.

— На войне не хоронят! — огрызнулся Егор Лексеич.

Нельзя было тратить время на труп Холодовского — скоро вечер.

Митю

гибель Холодовского словно взорвала изнутри, разрушила какие-то зыбкие взаимосвязи. Холодовский нравился Мите: он был всегда спокоен, всегда подтянут и аккуратно выбрит. Он казался самым интеллектуальным и адекватным в бригаде, хотя Митя догадывался, что Холодовский ничем не отличается от жестокого и вероломного Егора Лексеича.

А теперь вот тело Холодовского просто бросят под скалой, и всё. Они, эти люди в бригаде, как звери, что ли? Вроде нет… В чём же тогда дело? У Мити не было другого объяснения, кроме слов Алика Арояна о «якорной установке мировоззрения». Вот и Егор Лексеич сказал Талке про войну. Они, эти люди, считают, что находятся на войне. И поступают так, будто вокруг — война. А война для воюющих подобна ускоренной вегетации. У них, у воюющих, те же законы жизни, что у леса, подвергнутого селерационному облучению. Ведь любой фитоценоз на самом деле всегда ведёт незримую войну.

Егор Лексеич грубо подтолкнул Фудина к мотолыге. Фудин неуверенно вскарабкался на капот транспортёра и оглянулся:

— Шеф, они же стрелять будут…

Егор Лексеич почувствовал, что вся бригада думает о том же.

— Не станут они стрелять, не очкуйте! Они только грозятся! — раздражённо ответил Егор Лексеич. — Я это знаю точно!

— Почему не станут? — требовательно спросила Маринка.

— Блядь! — разозлился Егор Лексеич. — Всё вам растолковать надо, что ли?

Да, бригада ждала этого. Егор Лексеич засопел от досады. Ему очень не нравилось посвящать в свою логику простых работяг — не по чину им.

— Короче, у Алабая Бродяги нет! Засада эта у моста, тёрки все ебучие за предательство, Саня Холодовский — оно для того, чтобы я Бродягу отдал!

Митю продрал неприятный озноб. Митя и не предполагал, что настолько важен, хотя ведь чему удивляться? Без Бродяг нет «вожаков», без «вожаков» нет смысла в противоборстве бригадиров… Но переходить в другую бригаду Митя не хотел, пускай ничего хорошего у Типалова он не видел.

— Нельзя его отдавать! — решительно заявила Маринка.

Серёгу остро кольнула горячность, с которой Маринка защищала Митю.

— Ясен пень — нельзя! На хуя тогда мы на Ямантау прёмся?

— А почему стрелять-то не будут? — напомнил Фудин.

— Ну ты подумай башкой, мудила! — срывая зло, набросился на него Егор Лексеич. — Они — на мосту, вы — внизу, да ещё под решёткой! Не видно же ни пса! Как стрелять, куда, по кому? Они же Бродягу могут грохнуть!

Бригада оторопела. Егор Лексеич, будто умелый картёжник, раскладывал всё так сноровисто и ловко, что ситуация прояснялась, как промытая, и нечего было возразить. Одним словом — бригадир! Не надо с ним спорить!

— Вот тебе и муде на бороде, — удовлетворённо крякнул Матушкин.

— Всё, залазьте на борт! — распорядился Егор Лексеич.

—

А кто командовать будет мотолыгой? — дерзко встряла Маринка.

Ей было жаль дядю Саню Холодовского, и страшил прорыв под мостом, но думала она сейчас о том, что у неё появился шанс. Дядь Гора только что продемонстрировал, как надо быть бригадиром и управлять своей бригадой, и Маринке тоже хотелось попробовать себя в командовании.

Бригада опять замерла. Егор Лексеич зашарил взглядом по людям. Муха была права: мотолыге нужен командир — замена Холодовскому. И кого же ему назначить? Фудина? Больно уж он липнет к начальству — не самостоятелен… Матушкина? Шут гороховый. Калдея? Тупой! Муху?.. Егор Лексеич увидел, как распахнулись глаза у Маринки… Нет. Муха — девка с умыслом. Её нельзя.

— Серёжка Башенин будет, — постановил Егор Лексеич. — В тот раз он самосвал с горы на харвер скинул — значит, соображает. Доверю.

Серёга такого совсем не ожидал и даже раскрыл рот от удивления. И его окатила волна признательности к Егору Лексеичу. Хоть кто-то оценил его старания!.. Что ж, Маринка хотела, чтобы Серёга был непростым — вот он и станет непростым! Командовать мотолыгой — это серьёзно!..

Серёга с гордостью посмотрел на Маринку. А Маринка словно потемнела от злости. И Серёга понял, что должен отказаться — ради неё должен… Это командирство — вещь, конечно, приятная, но ведь он не просил, да и на хер оно ему не нужно… А как отказаться?! Егор Лексеич тут главный! Если он решил, то надо выполнять — бригадиру виднее… Серёга виновато завертелся на месте.

Маринка прожигала его взглядом. Она понимала правоту Егора Лексеича. Да, дядь Гора знает, что она справится лучше всех прочих, но она — девка, и кто будет её слушать? Калдей, что ли? Тётя Лёна? Урод Костик? Согласиться с дядь Горой Маринка не могла, а потому остервенилась на Серёгу: он виноват, что не возразил бригадиру и занял её место!

— Я не забуду, Башенин, как ты меня кинул! — шепнула ему Маринка.

— Всё, давайте на мотолыгу! — засуетился Егор Лексеич. — Серёжка — за руль!.. Муха, не тяни, заскакивай!.. Костян, матери помоги!..

Бригада полезла в транспортёр.

Егор Лексеич остановил Митю:

— А ты со мной поедешь на харвере!

Фудин уже задрал ногу на гусеницу и приподнялся в рывке, но спрыгнул обратно. Маринка, Матушкин и Серёга застыли на капоте.

— Это как это, шеф? — осторожно спросил Фудин.

Егор Лексеич мгновенно вскипел. Всё, в чём он убедил бригаду, вновь зашаталось, а сам он рисковал потерять авторитет.

— Да чё, блядь, опять не то?!

— Почему Митяй в харвере, если у нас безопасно?

— Да по кочану, блядь!.. Где мне надо, там он и сядет!

— А мы — под пули? — тонко крикнул Матушкин.

— Давайте я с ними поеду, — негромко предложил Митя.

— Заткнись! — отмахнулся от него Егор Лексеич.

Маринка сверху смотрела, как беснуется дядь Гора, и было понятно, что он оставляет при себе главные активы — харвер и Бродягу. Ни она, Муха, ни тётя Лёна в главные активы не попали. Обидно, конечно, однако не особо. По здравом размышлении она, Маринка, сделала бы точно такой же выбор.