Век серебра и стали
Шрифт:
– Через два дня, – раздался голос из одного кресла.
– Да, – подтвердил Саргон, выпрямившись. – Через два.
Лица собравшихся вовсе не были важны – куда важнее то, что висело у них на шеях, поигрывая металлическим блеском в свете ламп.
– Велимир, у тебя все готово? – осведомился тот же голос, покрутив в руках серебряный амулет в форме мощного молота на серебряной же цепочке.
– Насколько это может быть готово сейчас, – гранд-губернатор потянулся за хрустальным бокалом. Сегодня он потрудился принести пряное красное вино – как оказалось, очень
– Спасибо, Велимир, – по голосу, словно одеревеневшему, и не догадаться было – издевается он или действительно благодарит. – Должен сразу предупредить, что к нам присоединяется… еще один участник.
– Еще один?! – пропищал человек с подвеской в форме ни то лица, ни то черепа с высунутым языком.
– Мы, стало быть, о ком-то забыли? – повел бровью другой, методично покручивающий в руках свою подвеску – с солнцем, в которое вписан странный угловатый символ.
– О нет, позабыть мы ни о ком не могли, – усмехнулся Саргон. – Просто оказалось, что есть тот, кто частично разделяет наши интересы – и упрощает нашу жизнь.
– И почему же его нет с нами, хм-х-м? – наконец-то проговорил, еле-шевеля губами, последний человек. Его подвеска с мордой усатого дракона мерцала тускло, словно поглощая свет.
– Ему и не нужно быть здесь – достаточно знать и выполнять свою часть… плана, если позволите мне назвать это так. Поверьте, я вижу людей насквозь – и этот кажется полезным, нет в нем нюансов особо тонких. Почему бы не воспользоваться подарком судьбы, чтобы побыстрее покончить с ужасной несправедливостью? Как там говорят: дают – бери, бьют – беги? В случае с судьбой это не просто правило, а мантра – второго шанса не будет. Она не любит щедрые подарки.
– Короче говоря, это анубисат-террорист, за последний день подорвавший целых два здания и заставивший мою голову изрядно потрещать, – ворвался Велимир. Поймав непонимающий взгляд Саргона, гранд-губернатор пожал плечами. – Нет, ну а что? Ты слишком не любишь быть конкретным. А я вот счит…
– Сэр? – Парсонс, худой, смуглый, лысый, в длиннющем зеленом фраке, казалось, материализовался не то, что из воздуха – из пустоты.
– О боги! – вздрогнул Велимир. – Парсонс, ты что, не видишь, сейчас не…
– Простите, сэр. Но лекарство, сэр. Надо готовиться к операции, сэр.
– Боги… давай сюда, – не поворачиваясь, он схватил с подноса стакан, выпил залпом и тут же потянулся за вином, но даже спиной поймал непонимающий взгляд врача. И почему эти оба – что Саргон, что Парсонс, – так любят слишком настойчиво, до мурашек, смотреть?
– Ты правда думаешь, что у тебя выйдет провернуть эту авантюру? – удивился человек с подвеской-черепом с высунутым языком.
– Боги, в городе будет Сердце Анубиса! Сердце настоящего бога! – Велимир закинул ногу на ногу. – Если мы все тут верим, что наши планы срастутся благодаря ему, то чего говорить об этом? Главное – успеть. Потому что…
Гранд-губернатор замолчал,
– Кости его – серебро, плоть – золото, волосы – подлинный лазурит…
– Не думал, что когда-нибудь скажу это, но Велимир прав, – Саргон хмыкнул. – Сердце Анубиса и… еще несколько нюансов. С некоторыми из которых нам поможет этот анубисат. Останется решить одну проблему – госпожа Грушницкая слишком проворно скупала древности. И приобрела одну, нужную мне…
– Эта старая дура? – фыркнула, вероятно, женщина.
– Она моложе тебя, – поспешил уколоть гранд-губернатор.
– Так или иначе, – Саргон словно не обращал внимания на посторонние разговоры, – завтра я научу анубисата Алистера Пламеня паре тайных слов, что знаю сам, чтобы обращаться… с зеркалами.
– С зеркалами?
– О да, – Саргон хмыкнул – все, как обычно, увидели это даже сквозь маску. Потом он скользнул глазами по зеркалам в зале: красивым, ажурным, в резных дубовых рамах. Никто не подметил, как Саргон нахмурился, блеснул зеленоватыми глазами – опять же, совершенно не пряча эмоций за маской.
– Итак, – продолжил он, – еще день – и все решится. Надеюсь, все готовы сделать, что должно? Все готовы ко встрече с настоящими богами?
Все присутствующие – кроме Велимира – схватились за подвески.
– Со своими богами, – повторил Саргон, хмыкнув.
– А как ты думаешь, Саргон? – раздался низкий, но очевидно женский голос. – Мы были там двадцать лет назад. Мы пытались докричаться, доказать свое мнение – и что они с нами сделали? Мы – ошметки того сопротивления. Мы единственные – дождались.
Велимир вздрогнул. Он прекрасно помнил, как двадцать лет назад, в те прекрасные лучезарные дни после явления богов старого Египта, творилось… страшное. Бунты, митинги, протесты, да и вещи… куда хуже. Он помнил, как шел по улице в то страшное воскресенье, когда словом его императорского величества – тогда правил еще Николай – было приказано открыть огонь на поражение. Велимир был там – не в самой толпе, рядом – и помнил, как споткнулся и упал, чуть не задавленный напуганной толпой. Помнил, как проклинал весь мир. Помнил, как улицы города становились красными, под стать парадным одеяниям древних аристократов; только в этот раз город одевался не в пурпур, а в кровавое месиво. И самое страшное, что гранд-губернатор не мог винить императора.
Страшнее последствий были только их причины.
Несогласные с новыми богами выходили на улицы; сначала просто кричали, затем в ход шли кулаки, потом – зажигательные смеси и самодельные бомбы. В те страшные дни Велимир понял, что история – один замкнутый и заколдованный круг. Так ведь уже было, думал он, и будет всегда – после каждой радикальной перемены, очередной встряски мира, меняющий ориентиры: разве только стороны света остаются на своих местах, все остальное – шиворот-навыворот. Несогласные будут всегда – даже когда им пообещают и продемонстрируют неподдельное вечное блаженство.