Вэкфильдский священник
Шрифт:
Мы вс молчали нсколько минутъ, между тмъ какъ на лиц моей прелестной ученицы — какъ я обыкновенно называлъ эту молодую леди — изумленіе смнилось глубокимъ состраданіемъ, придавшимъ новое очарованіе ея красот.
— Любезный мистеръ Торнчиль, сказала она, воображая, что онъ пришелъ сюда въ роли благодтеля, а ужъ никакъ не притснителя, — мн немного обидно, что вы явились сюда безъ меня и даже не извстили меня о томъ положеніи, въ какомъ я застаю семейство, столь дорогое намъ обоимъ. Вамъ извстно, что мн не мене вашего было бы пріятно придти на помощь моему почтенному, уважаемому наставнику. Но вы, подобно вашему
— Это онъ-то любитъ длать добро! воскликнулъ сэръ Уильямъ. — Нтъ, душа моя, его удовольствія совсмъ иного сорта и такъ же низки, какъ онъ самъ. Вы видите передъ собою, сударыня, самаго отъявленнаго негодяя, какой когда либо позорилъ человчество: онъ соблазнилъ дочь этого бднаго человка, покушался погубить и сестру ея, отца засадилъ въ тюрьму, да еще и старшаго сына заковалъ въ кандалы, за то, что онъ имлъ смлость вызвать его на дуэль за безчестье. Позвольте, сударыня, принесть вамъ мои искреннйшія поздравленія съ тмъ, что вы успли избгнуть союза съ такимъ чудовищемъ.
— Боже милостивый! воскликнула милая двушка, — какъ же я была обланута! Мистеръ Торнчиль уврилъ меня, что старшій сынъ этого джентльмена, капитанъ Примрозъ, отплылъ въ Америку со своей молодой женой.
— Миленькая моя! воскликнула моя жена:- онъ вамъ все налгалъ. Сынъ мой Джорджъ никуда не узжалъ изъ Англіи и ни на комъ не женился. Хоть вы и отступились отъ него, но онъ продолжалъ васъ любить, такъ что ни о комъ кром васъ и думать не могъ; онъ самъ говорилъ при мн, что изъ-за васъ нею жизнь останется холостякомъ.
И она принялась распространяться о томъ, какъ искренно и страстно сынъ привязанъ къ ней; объяснила надлежащимъ образомъ исторію поединка съ мистеромъ Торнчилемъ, отсюда перешла къ слухамъ о его развратности, о его фальшивыхъ женитьбахъ, и заключила свою рчь самымъ обиднымъ изображеніемъ его трусости.
— Боже мой! воскликнула миссъ Уильмотъ, — какъ близко я была къ погибели! И какъ же я рада своему спасенію! Этотъ джентльменъ солгалъ мн десять тысячъ разъ и главное съумлъ заставить меня поврить, что для меня нисколько не обязательно держать общаніе, данное единственному человку, къ которому я была истинно расположена, потому, будто бы, что этотъ человкъ самъ измнилъ мн. И вдь онъ такъ наклеветалъ на него, что я старалась питать ненависть къ человку, столь же отважному, какъ и великодушному.
Тмъ временемъ старшій сынъ мой былъ окончательно освобожденъ отъ оковъ, такъ какъ раненый имъ человкъ вовсе не былъ раненъ и оказался обманщикомъ; а мистеръ Дженкинсонъ, превратившійся въ расторопнаго камердинера, помогъ ему причесаться и досталъ все, что было нужно по части приличной одежды. Поэтому, когда Джорджъ вошелъ, затянутый въ свой красивый мундиръ, онъ показался мн такъ хорошъ, какъ только можетъ быть красивый юноша въ военной форм. Можетъ быть, меня въ этомъ случа нсколько ослпляло родительское тщеславіе… Да нтъ! Я выше этого. Войдя, онъ скромно и почтительно поклонился издали Арабелл Уильмотъ, потому что не зналъ еще, какой счастливый переворотъ произошелъ въ ея душ, вслдствіе краснорчиваго заступничества его матери. Но, вопреки всмъ правиламъ свтскаго приличія, его возлюбленная поспшила съ пылающимъ лицомъ попросить у него прощенія: ея слезы, ея нжные взгляды довольно ясно выражали, какъ сильно она въ душ упрекала себя за то, что пренебрегла
Сынъ мой былъ такъ пораженъ ея снисхожденіемъ, что не врилъ своимъ глазамъ.
— Сударыня! сказалъ онъ:- не во сн ли я это вижу? И чмъ я заслужилъ такое благополучіе? Это слишкомъ, слишкомъ великое счастіи!
— Нтъ, сэръ, возразила она, — меня обманывали, обманули самымъ низкимъ образомъ. Иначе ничто не могло бы присудить меня измнить данному слову. Вы знаете мои чувства, давно знаете. Позабудьте же то, что я сдлала, и какъ прежде выслушивали мои клятвы въ врности, такъ и теперь я готова ихъ повторить. Поврьте, если ваша Арабелла не можетъ принадлежать вамъ, она никогда ничьей больше не будетъ.
— Ну, объ этомъ и я позабочусь! воскликнулъ сэръ Уильямъ:- и если вашъ отецъ послушается моего совта, будетъ все по-вашему.
Услыхавъ такой намекъ, сынъ мой Моисей бгомъ побжалъ въ гостинницу, гд въ то время находился старикъ Уильмотъ, и все разсказалъ ему. Между тмъ сквайръ, видя, что со всхъ сторонъ потерплъ пораженіе, и разсудивъ, что лестью и скрытностью больше ничего не возьмешь, ршился перемнить тактику и показать зубы непріятелю. Поэтому, отложивъ въ сторону всякія соображенія совсти и приличія, онъ открыто заявилъ себя мерзавцемъ.
— Тутъ, какъ видно, справедливости ждать нечего! воскликнулъ онъ: — такъ я ужъ самъ о себ позабочусь. И да будетъ вамъ извстно, сэръ (обратившись къ сэру Уильяму), что я вовсе не бднякъ, всецло зависящій отъ вашихъ милостей: мн ихъ не нужно. Ничто не помшаетъ мн владть состояніемъ миссъ Уильмотъ, которое довольно значительно, благодаря скопидомству ея отца. Опись ея имущества, вмст со всми передаточными документами, за надлежащею подписью, у меня въ рукахъ и припрятана къ мсту. Мн ея богатство было нужно, а вовсе не ея особа, отъ которой съ удовольствіемъ отказываюсь въ пользу кого угодно.
Извстіе это встревожило насъ. Сэръ Уильямъ отлично понималъ, что законныя права на сторон его племянника, потому что самъ же онъ помогалъ составлять вс эти документы. Тогда миссъ Уильмотъ, видя, что ее приданое невозвратно потеряно, обратилась къ моему сыну съ вопросомъ, точно ли съ утратою своего богатства она будетъ ему такъ же дорога, какъ прежде:- Теперь, сказала она, мн нечего больше предложить вамъ, помимо своей руки.
— И ничего больше не нужно! воскликнулъ настоящій женихъ: — по крайней мр, я никогда не имлъ претензіи ни на что другое. И клянусь вамъ нашимъ счастьемъ, Арабелла, что мн даже особенно пріятно узнать, что вы безприданница, такъ какъ это можетъ послужить вамъ новымъ доказательствомъ моей преданности.
Пришелъ мистеръ Уильмотъ, очевидно довольный тмъ, что дочь его избгла серьезной опасности, и охотно согласился взять назадъ свое слово; однако, когда онъ узналъ, что мистеръ Торнчиль не намренъ возвратить приданаго, на которое обладалъ всми законными документами, старый джентльменъ пришелъ въ отчаяніе: онъ ясно увидлъ, что его деньги пойдутъ на обогащеніе человка, который не имлъ своего гроша за душою; ему было все равно, что этотъ человкъ къ тому же и мошенникъ, но главнымъ образомъ онъ сокрушался о томъ, что приданаго-то не воротишь. Нсколько минутъ онъ сидлъ молча, подавленный досадными соображеніями, пока сэръ Уильямъ не попытался облегчить его тревоги.