Величие
Шрифт:
— Здравствуй, Петя.
— Ты опоздал, — едва слышно прошелестел дух.
— Пришел, как только смог. Но… Где все?
Петр печально улыбнулся.
— Ушли. И я скоро уйду, мне тоже пора. Просто я хотел дождаться тебя. Хотел увидеться напоследок.
Напоследок? Но духи не могли выйти отсюда! И никаким уничтожением родового Древа нельзя было их уничтожить. Невозможно
— Куда ушли? — спросил я. — Разве отсюда можно уйти?
— После того, как напали на наш дом, многим пришлось уйти, — ответил брат. — Нужно экономить силы. Большинство из нас отдали себя Источнику, чтобы не дать ему окончательно иссякнуть. Ушли в него, превратились в силу.
— Но… Разве это возможно?
— Да. Помнишь своего предшественника? Он отправился в Источник. Предпочел в нем раствориться. Сейчас так нужно, Михаил. Если бы Источник высох, то ничего бы не осталось. Нужно было сохранить его, поэтому большинство из нас приносят себя в жертву. Оставшиеся здесь будут копить силы. Понемногу, потихоньку, многие годы. На то, чтобы все восстановить, уйдут поколения.
Я озадаченно уставился на брата.
— Неужели уничтожение Дуба так по вам ударило?
— Дело не только в этом. За последние годы мы отдали тебе слишком много силы. Когда на вас напали, то Кивернития, наша бабка, потребовала отдать силу ей для защиты дома. Мы отдали, но это не помогло. Этого оказалось недостаточно. Теперь нет ни силы, ни дома. Тебе придется сложнее всего, брат. Постарайся справиться, иначе все будет напрасно.
— Значит, и я теперь беспомощен?
Брат едва покачал полупрозрачной головой.
— Береги то, что у тебя осталось. Ты способен восстанавливать свое могущество благими поступками и праведной жизнью. Это не панацея, но поможет. Знай, Михаил, что теперь тебе придется куда тяжелее. Источник нельзя трогать какое-то время. Он слишком слаб, силы слишком мало, и если ты возьмешь из него снова, можешь попросту его уничтожить. Так что рассчитывай только на себя. Найди другой источник силы, если хочешь сохранить потенциал Рода. Мы приносим свою жертву, а ты — свою.
Дым вокруг брата становился плотнее, а сам он с каждой секундой словно угасал. Рассеивался, таял. Уходил.
— Но как мне его найти? — прокричал я. — Как спасти вас?
— Не здесь. Ищи не здесь. Прощай, Михаил.
Образ брата рассеялся, и лишь его шепот задержался на секунду.
— Прощай, Петя.
Меня выкинуло из родового пространства обратно в мир. Перемещение вышло резким, грубым, и я грохнулся на
— Увидел что-нибудь?
— Да. Новости хреновые.
— Сила ушла?
— Почти. Я могу пользоваться только тем, что осталось у меня самого. Есть вариант это преумножить, но выйдет долго.
— Дерьмо, — отозвалась подруга.
— Идем к дому, — я поднялся и направился к заваленной пожелтевшей листвой тропинке. — Я хочу все увидеть. Должен все увидеть.
Не оглядываясь, я пошел первым. Вздрогнул, когда Аня положила руку мне на плечо. Обычно она избегала проявлений дружеской привязанности, но сейчас нам обоим было тошно.
Деревья еще не сбросили листву. Ярко-желтые липы, алые клены, зеленые ели — как назло, трагедия случилась в самое яркое и красивое время года. Я шел по запаху гари, все еще удивляясь звенящей тишине.
Почему не было людей? Где слуги? Где жители окрестных деревень? Даже когда мы были в отъезде, все равно в усадьбу приходило много местных. Почему никто так и не пришел сейчас? Почему не вызвали пожарных? Ведь деревенские наверняка видели, что дом горел!
Или им запретили?
Чем ближе мы подходили, тем тревожнее мне становилось. Казалось, дальше уже было некуда, но я ошибался. А когда мы вышли к дому, мое сердце окончательно упало.
— Чем же они били… Сволочи… — прошептала Аня.
Здесь явно работала группа одаренных. Наш небольшой особняк был уничтожен. Сгорела крыша, превратились в угли все деревянные пристройки и летняя веранда. Только почерневший кирпич остался цел. Стекла повыбивало, обломки горелой мебели валялись даже на аллее. И на ней же я увидел грязные следы автомобильных шин. Не пощадили даже кухню — хотя наверняка там взорвался газ.
Я молча шел по дому и внимательно запоминал каждую деталь того, что видел. Осколки любимой бабушкиной вазы из императорского фарфора, разбросанные по полу водоросли из аквариума Оли, обгорелые корешки книг из библиотеки отца. Каким-то чудом почти не пострадал мамин портрет, что висел в гостиной.
Аня неотступно следовала за мной, аккуратно ступала по испорченному паркету и покашливала от запаха гари.
— В-ваше сиятельство?
Мы резко обернулись. Аня выхватила нож.
— Ми… Михаил Николаевич, это вы?
С трудом я узнал в этом грязном оборванце нашего лакея.
— Егор! — Я бросился к нему и обнял как родного. — Егорушка! Живой!
Лакей испуганно отшатнулся.
— Господи смилостивился, хоть вас здесь не было… Горе случилось, господин. Горе великое…
— Вижу, Егор. Вижу, не слепой. Где все наши?
Лакей спрятал лицо в ладонях и разрыдался. То ли от облегчения, что смог найти хоть одну живую душу, то ли от всего пережитого.
— Лучше бы ему на воздух, — сказала Грасс.
Она осторожно взяла Егора под руку и вывела на улицу. Мы дошли до скамейки на аллее и усадили беднягу.
— Егор, мне нужно знать, что произошло, — попросил я, опустившись перед ним на корточки. — Знаю, вспоминать страшно, но прошу, помоги нам. Мы найдем тех, кто это сделал. Найдем и накажем.
Лакей вытер слезы и еще сильнее размазал сажу по лицу.