Великая армия Наполеона в Бородинском сражении
Шрифт:
1.4. Британская и американская историография
Британская и американская историография демонстрируют пласт исторической памяти тех народов о Бородине, которые в сражении не участвовали. Эти народы предлагают своего рода взгляд со стороны на историю сражавшихся под Бородином армий. Насколько «объективна» их картина прошлого?
1.4.1. Британская историография
В отличие от русских, французов, немцев, поляков, итальянцев, и даже испанцев и хорватов, британцы в битве участия не принимали. На Бородинском поле в сентябре 1812 г., по всей видимости, оказался только один английский солдат – драгун, прибывший в Россию вместе с генералом Р. Т. Вильсоном, британским комиссаром при Главной квартире русской армии, и «откомандированный» последним к русскому генералу М. С. Воронцову. Поэтому логично предположить, что вполне естественная заинтересованность британцев в победе русской стороны тогда, в 1812 г., должна была бы в дальнейшем смениться более трезвой и взвешенной оценкой исторического факта прошлого, что, в свою очередь, помогло бы увидеть внутренний смысл и «механику» самого события.
В эпоху 1812 г. англичане, безусловно, были жизненно заинтересованы в гибельном для Наполеона исходе русской кампании. Генерал Вильсон, который день 7 сентября провел в Петербурге, обедая у вдовствующей императрицы в обществе русского императора и «августейшей фамилии», 12-го стал свидетелем того, как Александр I получил донесение главнокомандующего М. И. Кутузова «о поражении Бонапарта в генеральном сражении». «Сие вызвало общий восторг, – записал он в дневнике. – Тут же были объявлены императорские награды» [463] . Английский посланник в Петербурге лорд У. Ш. Каткарт писал в Лондон: «Я счастлив сообщить, что армии его императорского величества одержали победу в самой упорной битве при Бородине» [464] . 3 октября газета «Таймс» перепечатала это сообщение, а также опубликовала бюллетени русской армии и рапорт Кутузова царю о том, что произошло у Бородина. Ряд статей в «Таймс» и других газетах был посвящен Бородинскому сражению [465] .
463
Вильсон Р. Т. Дневник и письма. 1812–1813. СПб., 1995. С. 55, 57.
464
Цит. по: Гуткина И. Г. Отклики в Англии на Отечественную войну 1812 года // ННИ. 1962. № 5. С. 85.
465
Там же.
Первоначально, когда Наполеон начал вторжение в Россию, в Лондоне не надеялись, что ее сопротивление будет длительным. Министр иностранных дел лорд Р. С. Каслри вообще полагал, что русские продержатся не более трех месяцев. Теперь же, после Бородина, британское общественное мнение кардинально изменилось. Русский дипломатический агент в Лондоне Борель доносил 11 октября канцлеру Н. П. Румянцеву: «До битвы при Бородино в обществе имели место малоблагоприятные высказывания о русских. Эта битва внушила более справедливое суждение о них». «Я вас заверяю, – писал он далее, – что все здесь единодушны в вопросе о том, что эта ужасная борьба закончится триумфом России…» [466] . Теперь Наполеон, как сообщал премьер-министр Р. Б. Дж. Ливерпуль главнокомандующему британской армией в Испании А. К. Уэсли, будущему герцогу Веллингтону, окажется в более критическом положении, чем когда-либо, и не сможет послать подкрепления на полуостров [467] .
466
Цит. по: Гуткина И. Г. Дипломатические отношения между Англией и Россией в 1810–1812 гг. // Ленинградский гос. ун-т. Ученые записки. Т. 87. Серия гуманитарных наук. Саратов, 1943. С. 62–63. См. также: Звавич И. Англия и Отечественная война русского народа против наполеоновского владычества // Доклады и сообщения исторического факультета МГУ. М., 1945. Вып. 2. С. 11–13.
467
Wellington A. Supplementary dispatches, Correspondence and Memoranda of Field-Marshal duke of Wellington. L., 1860. Vol. 7. P. 462.
Живой интерес в Британии к событиям 1812 г. в России сохранялся в течение всех последующих лет Наполеоновских войн. В 1813 г., одновременно с изданием на русском языке брошюры полковника квартирмейстерской части П. А. Чуйкевича, в Петербурге выходит ее вариант на французском, немецком и английском [468] . Книга эта привлекла внимание англичан, которые, по утверждению ряда авторов, переиздали ее в Англии [469] . Однако она заинтересовала британцев отнюдь не описанием «регулярных» сражений 1812 г., а теми параллелями, которые Чуйкевич проводил между «средствами необыкновенными» в войне русских против Наполеона и действиями «гишпанских» партизан и британских войск на Пиренеях. Несомненный интерес имеет также факт выхода в 1813 г. в валлийском городке Суонси издания русских и французских документов, касавшихся войны 1812 г. [470]
468
Чуйкевич П. Рассуждение о войне 1812 г.
469
Британский историк М. С. Андерсон (Anderson M. S. Britain’s discovery of Russia. 1553–1815. L., 1958. P. 217), а вслед за ним и И. Г. Гуткина (Гуткина И. Г. Отклики… С. 89), утверждают, что в том же году книга Чуйкевича была издана в Англии. В британских книгохранилищах мы смогли обнаружить только американское изд. 1813 г., подготовленное русским консулом в Бостоне А. Г. Евстафьевым (Tchuykevitch, Col. Reflection on the War of 1812 with Tables. Boston, 1813).
470
A view of the French campaign in Russia, in the year 1812, collected from the official and other documents of both nations. By an officer. Swansea, 1813.
В 1815 г. в Британии выходят сразу три книги, затрагивавшие события 1812 г. в России [471] . Эти издания были далеки от того, чтобы представить точное и пространное изложение войны 1812 г., и Бородинского сражения в частности. Они были основаны, главным образом, на официальных публикациях тех лет. Более глубокую картину мог бы предложить генерал Вильсон, издавший работу «Набросок военной и политической силы в России в 1817 г.» [472] . Однако, как он сам заметил, было еще нельзя писать о кампании 1812 г. со всей откровенностью и «эта история… для Европы еще остается загадкой». Без сомнения, Вильсон систематически собирал все сведения о Бородинском сражении, увидеть которое ему самому не довелось. Однако в своей работе 1817 г., в свойственной британцу манере соотносить великие сражения другого народа с великими сражениями своего, написал следующее: «При Бородине, как при Ватерлоо, ряды были против рядов, человек против человека, и зов был обращен к храбрости каждого солдата: дело зависело от напряжения сил более, нежели от искусства маневрировать или от каприза судьбы…» [473] В этом кратком замечании опытнейшего солдата, разделившего тяжесть войны с русской армией, был обозначен важный момент, свойственный всей англо-саксонской традиции в изучении событий 1812 г. и Бородина: внимание к внутренней, человеческой стороне, признание важности морально-психологического аспекта войны 1812 г. Вильсон работал над историей русской кампании многие годы, но опубликовать материалы до своей смерти в 1849 г. так и не сумел.
471
Hemingway J. The Northen Campaigns and History of the War, from the Invasion of Russia, in 1812. Manchester, 1815; McQueen J. The Campaigns of 1812, 1813 and 1814. Glasgow, 1815; Porter, sir R.K. A Narrative of the Campaign in Russia during the year 1812. L., 1815 (последняя книга через два года была переведена на французский: Porter K. (sir Robert). Histoire de la campagne de Russie. P., 1817).
472
Wilson R. Sketch of the Military and Political Power of Russia in the Year 1817. L., 1817.
473
Ibid. P. 27.
Признанным основоположником британской традиции изучения Отечественной войны 1812 г. и Бородина стал другой британец – великий писатель Вальтер Скотт. В июне 1827 г. вышли девять томов его книги «Жизнь Наполеона Бонапарта» [474] , вызвавшей бурную, но неоднозначную реакцию в Европе. Г. Гейне прямо обвинил Скотта в том, что «Жизнь Наполеона» была написана исключительно ради заработка: «Будь ты богат, ты не написал бы этой книги…» Но особенно досаждал Скотту неугомонный генерал Гурго, обвинивший писателя в клевете как на Наполеона, так и на самого Гурго. Скотт публично опроверг нападки наполеоновского генерала. Но это Гурго не остановило. Стали поговаривать уже и о предстоящей дуэли, подобно тому, как разрешилась «научная полемика» Гурго с Сегюром. И только угроза Скотта опубликовать во французской печати документы, которые могли бросить тень на самого Гурго, заставила неугомонного французского генерала прекратить свои выступления [475] . В России книга Скотта о Наполеоне сразу вызвала заметный интерес. Вначале «Московский телеграф» опубликовал выдержки из нее, а в начале 1830-х гг. она была полностью переведена на русский язык. События 1812 г. охватывала 9-я часть русского издания [476] . Можно вполне согласиться с российским историком Н. А. Троицким, который, назвав работу Скотта «энциклопедией взглядов английской олигархии на французскую революцию и все ее порождения», вместе с тем обнаружил в ней «и рациональное зерно» [477] . Основными материалами при описании войны 1812 г. стали для Скотта работы Бутурлина и, особенно, Сегюра, вследствие чего автор уделил немало внимания внутренним метаниям Бонапарта, «тому, как здравый ум и хладнокровие императора уступили сильному и пылкому его желанию кончить войну блистательным боем и победою». По мнению Скотта, к Смоленску французская армия «в расстройстве своем походила несколько на пьяного человека, который может еще бежать, но не в состоянии был удержаться на ногах, когда бы он остановился». Численности противоборствующих армий к началу сражения английский писатель определял как равные примерно 120 тыс. каждая (Скотт в данном случае критически подошел к мнению Бутурлина, полагавшему русские силы в 132 тыс., а французские в 190 тыс.). Великая армия состояла из «многонациональных элементов», но это были отборные воины, ветераны. И все же сомнения в своем превосходстве у солдат Великой армии были. Поэтому не случайно, как полагал автор, они «окружили себя окопами». Готовясь к сражению, французы понимали, что «будут истреблены при отступлении», если проиграют сражение. Речь Наполеона к войскам также была «не столь напыщенна», как ранее. Вообще же Наполеон, готовясь к битве, был полон мужества и твердости, даже несмотря на тревожные события в Испании. Остановившись на отказе Наполеона послать вперед гвардию, Скотт заметил, что осуждавшие его приписывали данное решение нездоровью и дурно проведенной ночи, но тайна отказа, по мнению автора, крылась в ответе Наполеона маршалу Бертье: «Если завтра будет другое сражение, то где моя армия?» Французские потери Скотт оценивал в 10 тыс. убитыми и «вдвое больше ранеными», замечая при этом, что русские взяли тысячу пленными, а французы
474
Scott W. Vie de Napol'eon. Bruxelles, 1827. T. 1–9.
475
Левинтон А. Г. Краткая летопись жизни и творчества Вальтера Скотта // Скотт В. Собр. соч.: В 20-ти тт. М.; Л., 1965. Т. 20. С. 825. На книгу английского писателя активно откликнулись в России (См., например: Мальцев И. Несколько слов об истории Наполеона, сочиненной Вальтером Скоттом // Московский вестник. 1827. № 15–16; К.В. [Ксенофонт Полевой] Взгляд на историю Наполеона // Московский телеграф. 1833. № 8; и т. д.).
476
Скотт В. Жизнь Наполеона Бонапарте, императора французов / Пер. С. Шаплет. СПб., 1832. Ч. 9.
477
Троицкий Н. А. Отечественная война 1812 г. С. 105.
478
Скотт В. Указ. соч. С. 381, 391–402.
479
Alison A. History of Europe from the Commencement of the French Revolution to the Restoration of the Bourbons in 1815. L., 1841 (2-е изд. вышло в 1860 г. в Эдинбурге); Cathcart G. Commentaries on the War in Russia and Germany, 1812 and 1813. L., 1850.
Наиболее интересной представляется работа сэра Арчибальда Алисона «История Европы от начала Французской революции до реставрации Бурбонов», в 8-м томе которой значительное место было отведено войне 1812 г. Окончательное решение о движении на Москву, вынуждая тем самым русских к генеральному сражению, Наполеон принял, находясь в Витебске. Как военные, так и политические обстоятельства, считал автор, не оставляли императору иного выбора. Но к 7 сентября силы противников почти сравнялись. Русские располагали 132 тыс., из которых 10 тыс. были ополченцами, а 7 тыс. – казаками. Французы имели 133 тыс. превосходных солдат, но уступали в артиллерии (570 против 640 орудий у русских). По мнению Алисона, «никогда еще результаты предстоящего сражения не зависели в такой степени от простого солдата. На одной стороне были собраны воины той части европейского континента, которая противостояла «дикости азиатского правления», на другой была нация, происходившая по рождению от татар, но приобщенная к цивилизованному обществу, однако вступившая теперь в борьбу против соединенных сил цивилизации. И командование Наполеона, и командование Кутузова прибегли перед боем к своим методам воздействия на струны солдатской души, обещая либо зимние квартиры, славу и окончание лишений, либо взывая к религиозной вере и защите Отечества. Опираясь, главным образом, на работы Сегюра, Жомини, Фэна, Шамбрэ и Бутурлина, Алисон достаточно убедительно проследил основные этапы и перипетии Бородинского сражения, стараясь отдать должное и храбрости солдат Наполеона, и стойкости русских. Потери последних он определял в 15 тыс. убитыми, 30 тыс. ранеными и 2 тыс. взятыми в плен. Французы, по его мнению, потеряли 12 тыс. убитыми и 38 тыс. ранеными, то есть в целом на 3 тыс. больше русских. Остановившись на отказе Наполеона от полномасштабного использования гвардии, автор, хотя и указал на болезнь как на одну из главных причин этого решения, но основными счел другие факторы. А именно то, что Наполеону приходилось действовать в центре вражеской страны, в отрыве от своих баз, и это заставляло его быть осторожным, не исключать в том числе возможности еще одной битвы под стенами Москвы [480] . В целом работа Алисона закрепила в британской исторической науке мнение о Бородинском сражении как о значительном, и даже ключевом, событии в европейской истории Нового времени. Несмотря на известную предубежденность против «полуцивилизованной» России, автор пытался выдержать беспристрастный тон.
480
Alison A. Op. cit. Vol. 8. P. 365–371.
В 1860 г. племянник и зять сэра Роберта Вильсона опубликовал его «Повествование о случившемся во время вторжения в Россию Наполеона Бонапарта и отступления французской армии в 1812 г.», а через год – его дневник о кампаниях 1812, 1813 и 1814 гг. [481] Это стало подлинным событием в английской историографии Отечественной войны 1812 г. Несмотря на то что Вильсон конечно же смотрел на события в России исключительно с точки зрения английских интересов, его участие в кампании, великолепное знание обстоятельств и людей той героической эпохи, стремление к достоверному изложению и соблюдению объективности, а также знакомство со всеми основными опубликованными материалами (работами Бутурлина, Шамбрэ, Жомини, Толя и др.) и наличие собственных личных записей и переписки 1812 г. способствовали созданию яркого исторического произведения.
481
Wilson R. Narrative of Events during the Invasion of Russia by Napoleon Bonaparte, and the Retreat of the French Army, 1812. L., 1860; Idem. Private Diary of Travels, Personal Services and Public Events in the Campaigns of 1812, 1813 and 1814. L., 1861. Русский перевод дневника Вильсона сделан С. Н. Искюлем и Д. В. Соколовым в 1995 г. «Повествование о случившемся…» под названием «Повествование о событиях, случившихся во время вторжения…» они же издали в 2008 г.
Как мы уже писали, первые впечатления о Бородинском сражении сложились у Вильсона при получении известий о нем в Петербурге. Прибыв позже, вероятно 25 сентября, в Красную Пахру и собирая сведения о Бородине, Вильсон смог составить более точное представление о великом сражении. Он сразу пришел к двум выводам: во-первых, что «Бородинскую битву нельзя назвать регулярным сражением, une bataille rang'ee… Это была борьба за отдельные позиции…», а во-вторых, что русская армия в значительной степени действовала пассивно, особенно после сражения, хотя «силы неприятеля были гораздо больше расстроены» [482] . Последнее суждение английского генерала было явно чересчур смелым и напрямую связано с той политикой, которую он проводил в Главной квартире русской армии, пытаясь побудить русских к более активным действиям. Вскоре Вильсон пришел к еще одному важному заключению о том, что события накануне и во время сражения заставили Наполеона серьезно пересмотреть стратегические планы: французский император теперь стал больше полагаться на тот эффект, который произведет на Александра I взятие Москвы, нежели на разгром всех сил противника [483] . Основываясь на этих главных тезисах, сформированных еще тогда, в 1812 г., Вильсон и создал цельную картину Бородинского сражения.
482
Вильсон – императору Александру I. Красная Пахра, 25 сентября 1812 г. // Вильсон Р. Т. Указ. соч. С. 144.
483
Вильсон – герцогу Глостерскому. Юрки, 27 октября 1812 г. // Там же. С. 197.
Численность русских сил, по Вильсону, составляла 90 тыс. регулярного войска, 10 тыс. ополченцев и 7 тыс. казаков при 640 орудиях, а Великой армии – 140 тыс. при 1 тыс. (!) орудий. Пехота Наполеона, по его мнению, была в хорошем состоянии, чего нельзя было сказать о кавалерии. Предшествовавший генеральному столкновению бой за Шевардинский редут, как не без оснований считал автор, был упорным, но ненужным и безрезультатным. События 7 сентября он изложил достаточно последовательно и, по возможности, точно, показывая, как шаг за шагом план Наполеона по разгрому русской армии давал сбои из-за стойкости противника и простого стечения обстоятельств. По мнению Вильсона, подготовка Наполеоном решающего удара совпала с рейдом русской кавалерии Уварова и Платова, что и заставило его отложить штурм Курганной высоты. Хотя батарея Раевского и была позже взята (описывая этот штурм, автор искренне восхищался отвагой и военным искусством О. Коленкура, который смог выбрать верный путь среди русских колонн), но последнюю неприятельскую позицию у Горок он уже не имел сил атаковать. Считая, что русские не предпримут сражения на следующий день, и надеясь на вступление в Москву без нового столкновения, Наполеон целиком положился на «политические интриги». Потери сторон английский генерал оценивал поровну – в 40 тыс. (за 5 и 7 сентября). Результат сражения был неопределенен – «каждая армия представляла себя хозяином поля». Поэтому, как писал Вильсон, не Бородинскому сражению, а «вялости» неприятеля, вступившего в Москву, но боявшегося возможности нового сражения, обязана Россия своим последующим триумфом. Точка зрения интересная, хотя и не бесспорная. Не бесспорны также были и утверждения автора о численности войск, особенно о численности орудий у Великой армии, о потерях, о действиях отдельных генералов и их солдат на поле боя. Нередко английский генерал, явно желая угодить русскому правительству, делал сомнительные утверждения, сохраняя при этом стиль невозмутимого наблюдателя [484] . И все же рядом с картиной, созданной Вильсоном, как верно отмечали его современники, в сущности, поставить в Англии в те годы было просто нечего. Произведением английского генерала будут пользоваться все последующие поколения англосаксонских историков.
484
Wilson R. Narrative… P. 133–155, 315–317. Любопытно, что даже имя французского генерала Ром"eфа почему-то звучало у Вильсона как «Романов» (“Romanow”).