Великая армия Наполеона в Бородинском сражении
Шрифт:
Однако в период этого почти всеобщего увлечения «объективной предопределенностью» были все же предприняты любопытные попытки понять внутренние мотивы поступков отдельных людей и целых народов в 1812 г. В этой связи достойны внимания два очень разных автора второй половины XIX в. – военный теоретик Г. А. Леер, глава так называемой школы академистов, и В. К. Надлер, ученый «дворянского» направления, пытавшийся соединить историю с теологией. При всех спорных моментах творчества Леера все же следует отдать должное тому, что он первым в России поставил проблему военной психологии применительно к военно-историческим сюжетам. Правда, в связи с отсутствием достаточной базы эмпирических данных в сфере военной психологии, он говорил только о «военно-психологических этюдах». Однако и в этом случае нельзя не признать интересным его идеи об «элементе случайности» в военном деле, в том числе применительно к Наполеону и его поведению в день Бородинского сражения. Именно Леер указал на важность воссоздания максимально полной конкретно-исторической картины сражения для того, чтобы понять внутреннюю обусловленность поступков людей во время боя. «При изучении фактов, – писал он, – нужно дойти до сознания идеи, лежащей в основании факта, а для этого необходимо воссоздать в возможной полноте ту обстановку, при которой совершился факт, т. е. принять во внимание, по возможности, все обстоятельства, все причины, и притом в той совокупности, в которой они влияли на то, что факт совершился так, а не иначе, короче: необходимо передумать и перечувствовать все то, что было продумано и перечувствовано распоряжавшимися событием… только подобный разбор факта и дает право сделать из него какой-либо вывод» [375] . Леер высказал предположение о недостаточном «соображении» действий Наполеона в 1812 г. с географическими условиями театра войны «и особенно с нравственными качествами противника» [376] . В самом Бородинском сражении Леер не увидел возможности ни для русской, ни для французской армии одержать решительную победу, поскольку по всей совокупности характеристик
375
Леер Г. А. Опыт критико-исторического исследования законов искусства ведения войны. (Положительная стратегия). СПб., 1869. Ч. 1. С. 52–53.
376
Там. же. С. 87; Его же. Обзор войн России от Петра Великого до наших дней. СПб., 1885. Ч. 1. С. 357.
377
Леер Г. А. Обзор войн… С. 400. Выводы Леера в отношении Бородинского сражения базировались на очень шатком фундаменте. Отказавшись от ссылок на источники и литературу, он прибег к весьма вольной и неубедительной интерпретации общеизвестных фактов.
Надлер рассматривал войну 1812 г. как столкновение антигуманной идеи космополитизма с живительной идеей самобытного развития наций. Антинациональная политика Наполеона, которую он осуществлял в Европе, привела в 1812 г. к духовному бессилию его армии. Это и предопределило нравственное торжество русских при Бородине. «Сомнения и колебания впервые вкрались» в душу Наполеона на Бородинском поле. «Геройское, поистине неслыханное сопротивление наших войск, – писал Надлер, – страшные потери, понесенные его полчищами, потрясли даже эту железную натуру. Он вспомнил вдруг о Париже, о громадном расстоянии, отделяющем его от родины и всех источников его силы, и страх, трепет перед неизвестным будущим впервые закрался в его душу». Хотя «стратегические преимущества, если хотите, победа, были уже на его стороне», и «Наполеону оставалось завершить свой успех, превратить свою победу стратегическую в тактическую», но он отказался это сделать. Русские потери, считал Надлер, составили 52 тыс., Великой армии – не менее 35 тыс. Наполеон, полагал автор, отступил на свои прежние позиции, что и заставило русских считать себя победителями [378] .
378
Надлер В. К. Император Александр I и идея Священного союза. Рига, 1886. Т. 1. С. 28–30, 75, 259–263.
К «внутренней» стороне Бородинских событий обратился в конце XIX в. и великий художник-баталист В. В. Верещагин. В великолепном исследовании «Наполеон I в России», как и в другой работе, своего рода пояснительном тексте к живописным полотнам, «1812 год» [379] , Верещагин на основе воспоминаний и работ иностранных участников наполеоновского похода создал масштабную картину человеческой трагедии. Отказавшись от академической отрешенности, Верещагин попытался заглянуть в души солдат и офицеров Великой армии. Нерешительное поведение Наполеона в день битвы художник объяснил целым комплексом факторов, не игнорируя при этом и влияние физических страданий. Но главное, на что указывал Верещагин, при Бородине произошел окончательный нравственный и физический надлом Великой армии. Французы, полагал он, потеряли «никак не менее 60 тысяч», но не достигли победы. Тонкие наблюдения над поступками императора, его маршалов, генералов и офицеров на Бородинском поле, широкое использование не только русских, но и зарубежных источников позволяли отнести книги Верещагина к лучшим достижениям русской историографии конца XIX в.
379
Верещагин В. В. Наполеон I в России. СПб., 1899; Его же. 1812 год. М., 1895.
На рубеже XIX – ХХ вв., во многом благодаря деятельности историков «научного» направления, значительно расширилась источниковая база изучения Бородинского сражения. Хотя в сборниках Н. Ф. Дубровина, В. П. Харкевича, К. А. Военского, В. Беляева, Н. К. Затворницкого, С. М. Горяинова, многотомном издании документов Военно-ученого архива Главного штаба было не так много материалов, относившихся собственно к армии Наполеона в Бородинском сражении, но рапорты русских военачальников, трофейные французские материалы, принадлежавшие к периоду до Бородина и после, могли способствовать созданию в значительной степени реалистической картины событий [380] . Большой интерес представляли многочисленные переводы из воспоминаний чинов Великой армии 1812 г.: великолепный сборник, изданный А. М. Васютинским, А. К. Дживелеговым и С. П. Мельгуновым, воспоминания вюртембержца Г. Рооса, мемуары старшего вахмистра 2-го кирасирского полка А. Тириона, выдержки из мемуаров Ф.-П. Сегюра и др. [381]
380
Дубровин Н. Ф. Отечественная война в письмах современников (1812–1815). СПб., 1882; Харкевич В. П. 1812 год в дневниках, записках и воспоминаниях современников. Вильна, 1900. Вып. 1; Его же, Барклай-де-Толли в Отечественную войну. СПб., 1904; Военский К. А. Отечественная война 1812 г. в записках современников. СПб., 1911; Отечественная война 1812 г. Материалы Военно-Ученого архива главного штаба. СПб., 1900–1914. Вып. 1. Т. 1 –21; Вып. 2. Т. 1; и др.
381
Французы в России. 1812 год по воспоминаниям современников-иностранцев / Сост. А. М. Васютинский, А. К. Дживелегов, С. П. Мельгунов. М., 1912. Ч. 1; Роос Г. Указ. соч.; [Колюбакин Б.М.] 1812 год; Сегюр Ф. П. Указ. с оч.
Огромный объем литературы, изданный к 100-летнему юбилею 1812 г. [382] , выявил любопытные тенденции в изучении Отечественной войны и Бородинского сражения. Прежде всего, помимо исторического и общественного интереса к этой теме, все более серьезный отпечаток стали накладывать на исторические работы по 1812 г. военно-теоретические споры. К началу ХХ в. в военных кругах стала доминировать группа теоретиков, которые решительно отвергали существование каких-либо «вечных» законов войны, воплощением которых были наполеоновские образцы, и стали искать решения современных задач в русском боевом прошлом. Это отразилось на характере оценок противника в 1812 г. Так, военный историк В. А. Афанасьев попытался не просто реанимировать «ростопчинскую» версию численности потерь Великой армии, но совершенно произвольно увеличил это число потерь до 58 478 человек [383] . Профессор Военной академии генерал-лейтенант Б. М. Колюбакин представил псевдопатриотическую работу, в которой (без единой ссылки на источники) попытался утвердить мысль о том, что под Бородином Наполеон был «велик, как и всегда», но, проявив «наибольшее напряжение своего ума и характера», потерпел неудачу. Русская армия якобы «продиктовала ему свою волю – ни шагу вперед, и он отступил…» [384] . Бывший профессор Академии Генерального штаба А. Н. Витмер справедливо заметил, что этот труд стал «выразителем особого направления, овладевшего руководителями нашего военного образования», которое он далее характеризовал как схоластическое, отличавшееся явной предвзятостью. Витмер провидчески указал, что эта историческая схоластика будет стоить в скором времени «потоков напрасно пролитой крови и славы отечества» [385] .
382
Мы не ставили целью проанализировать весь объем откровенно «популярной» литературы периода празднования 100-летнего юбилея. Как правило, эта литература была достаточно поверхностной, компилятивной и «патриотической». Упомянем только две книги, хотя и не претендовавшие на научный характер, но в которых отношение к Наполеону и его армии было вполне трезвым и уважительным: Ниве П. А. Отечественная война. СПб., 1911. Т. 2; Наполеон в России в 1812 г. / Изд. А. А. Каспари. СПб., б. г.
383
Афанасьев В. А. Подлинные документы о Бородинском сражении 26 августа 1812 года. М., 1912. См. также: Троицкий Н. А. Первоисточник…
384
Колюбакин Б. М. 1812 год. Бородинское сражение 26 августа. СПб., 1912.
385
Витмер А. Бородино в очерках наших современников // ВИС. 1913. № 1. С. 115–146.
В более критическом ключе, но в духе все того же официального псевдопатриотизма была написана работа А. В. Геруа [386] . Явно избегая вопроса о численности Великой армии в день сражения, Геруа вполне оправданно писал о силе русских войск в 103,8 тыс. человек регулярных солдат, 7 тыс. казаков и 10 тыс. ополчения. Несомненным достоинством работы было стремление «привязать» имеющиеся данные о действиях русских и неприятельских войск к реальному ландшафту местности той эпохи, для чего автор использовал знаменитую карту Пресса, Шеврие и Ренье (Pressat, Chevries, Resnault), составленную этими французскими офицерами сразу после сражения. Справедливо указав, что первые русские историки Бородина (прежде всего Толь) были заинтересованы в сокрытии истинного первоначального положения армии, Геруа, тем не менее, не смог серьезно изменить ставшую для отечественных авторов уже стереотипной картину действий неприятельской армии и Наполеона. Приведя различные данные о потерях Великой армии (22, 28
386
Геруа А. Бородино. (По новым данным). СПб., 1912. См. интересный разбор этого сочинения, сделанный А. Н. Витмером (Русский инвалид. 1912. № 58, 60).
387
Геруа А. В. Указ. соч. С. 22, 60–63.
Благодаря военному профессору генералу Н. П. Михневичу, автору статьи «Бородино» к знаменитому 7-томному труду «Отечественная война и русское общество» [388] , «патриотический» подход к великому сражению еще более утвердился в отечественной науке и общественном сознании. Несмотря на попытку авторов этого юбилейного издания, выходившего под редакцией А. К. Дживелегова, С. П. Мельгунова и В. И. Пичеты, преодолеть «официозно-легендарный период» в историографии 1812 г., который отличался предвзятостью и односторонностью, в отношении Бородина мало что изменилось [389] . Михневич развил тот подход, который был свойствен ярым ревнителям русских воинских традиций. Оценивая потери сторон так же, как Геруа (57–58 тыс. для русских и 50 тыс. для французов), Михневич отнесся к Бородину как к «искупительной жертве за оставление Москвы» [390] . Допуская явные неточности в отношении французской армии и оставляя без ответа целый ряд вопросов (к примеру, каков же был план Наполеона на сражение), автор не попытался вникнуть в характер решений и поступков Наполеона и его военачальников. Ночью, по мнению Михневича, французы очистили поле боя и отступили за р. Колочь. Автор открыто заявлял о том, что результат Бородинского сражения был уже предопределен заранее. Теперь, в русле буржуазно-либеральной историографии начала ХХ в., это выглядело как стремление «снять» субъективизм «дворянской» историографии и водрузить на пьедестал «объективную закономерность» [391] .
388
Михневич Н. П. Бородино // ОВиРО. М., 1911–1912. Т. 1–7. Т. 4. С. 17–33.
389
Для нас очевидный интерес представляет ряд статей, косвенно связанных с темой Бородина: А. К. Дживелегов «Наполеон» (Т. 3. С. 1 –17) и «Вторжение. План Наполеона» (Т. 3. С. 144–146); А. А. Рябинин «Наполеон, как полководец» (Т. 3. С. 17–40); В. А. Бутенко «Состав великой армии» (Т. 3.С. 40–50); А. М. Васютинский «Наполеоновский солдат» и «Военачальники Наполеона» (Т. 3. С. 55–63); Б. М. Колюбакин «Ход войны на главном театре действий в период с 8 по 17 августа» (Т. 3. С. 198–227); В. П. Федоров «От Царева-Займища до Бородина» (Т. 4. С. 8 –16), а также ряд историографических статей.
390
Михневич Н. П. Бородино. С. 17, 27.
391
Михневич развил те же идеи и в ряде других работ: Михневич Н. П. Основы русского военного искусства. СПб., 1898; Его же. Отечественная война 1812 года // История русской армии и флота. М., 1911. Т. 5.
Направлению, представленному Афанасьевым, Колюбакиным, Геруа, Михневичем и др., до известной степени противостоял ряд других историков, прежде всего Н. П. Поликарпов, А. П. Скугаревский и А. Н. Витмер [392] . Поликарпов в труде, основанном, как правило, на неизданных русских архивных документах, осветил дни, предшествовавшие 26 августа, включая бой за Шевардинский редут и действия сторон 25 августа 1812 г. Материалы подтверждали мысль (впрочем, высказанную и в 7-томном издании «Отечественная война и русское общество») о том, что инициатива в навязывании генерального сражения почти целиком исходила от французов, которым удавалось действовать в этом направлении достаточно успешно.
392
Поликарпов Н. П. К истории войны 1812 года (по первоисточникам). М., 1911–1913. Вып. 1–3; Скугаревский А. П. Указ. соч.; Витмер А. Бородинский бой. Опыт критического исследования // ВИС. 1912. № 3. С. 91 –174; Его же. Бородино в очерках наших современников.
Аркадий Платонович Скугаревский (1847 —?) исходил из объективных трудностей при воспроизведении картины боя и поэтому построил свою книгу на скрупулезном сопоставлении имеющихся документов и материалов. Несмотря на то что Скугаревский не привлек всей совокупности опубликованных материалов, картина действий французской армии, представленная им, выглядела вполне убедительной: Наполеон и его военачальники действовали как опытные военные, сообразуясь с реальными (или казавшимися им таковыми), а не домысленными автором, обстоятельствами. Книга была чужда громких фраз и патриотических лозунгов [393] .
393
Работа Скугаревского все же не была избавлена от ряда явных неточностей в описании расположения и частных действий французских войск. Уже Витмер справедливо оспорил мнение Скугаревского о том, что Наполеон, узнав о рейде русской кавалерии, выехал на северный фланг, а также аргументацию автора при объяснении им отказа императора от предложений Даву об обходе русских позиций. Витмер полагал, что главной причиной этого отказа было отсутствие у французской армии опыта маневрирования по лесам, в особенности ночью, а вовсе не опасения русского отхода. (Витмер А. Бородино в очерках наших современников. С. 140, 145).
Наиболее интересной и оригинальной среди работ, вышедших в начале ХХ в., была статья А. Н. Витмера, о которой отечественные историки почти не вспоминали вплоть до наших дней. Бывший профессор Академии Генштаба, еще в 60-е гг. выступивший по теме 1812 г., Витмер вновь обратился к теме Бородина уже на склоне лет. Решив проверить основные утверждения русских историков в отношении битвы по опубликованным зарубежным материалам, он подверг аргументированной критике восторжествовавшую к началу ХХ в. картину «русского» Бородина [394] . Он был убежден, что только «полная объективность и уважительное отношение к борцам как собственной родины, так и враждебного лагеря» может дать «картину, полную трагического величия мирового события». Поэтому Витмер попытался учесть многие «субъективные» факторы, не исключая в том числе и влияние мочеполовой болезни (dysurie) Наполеона на принятие им решений. Возможность полной победы французов в бою автор считал вполне вероятной, что, в свою очередь, могло бы привести к иному исходу всей войны 1812 г. [395] Сравнивая две армии, Витмер принял данные Богдановича о численности русских регулярных войск в 104 тыс. (плюс 7 тыс. казаков и 10 тыс. ополчения), а французской армии в 130 тыс. [396] , однако указал, что значительная часть русской армии состояла из новобранцев (по его мнению, на четверть), а французская включала только наиболее сильных, «твердых телом и духом» солдат. К тому же около 200 русских орудий из-за смерти А. И. Кутайсова вообще не приняли участия в сражении. Пытаясь понять источники внутренней силы многонациональной Великой армии, Витмер указал на целый ряд факторов, которые вполне уравновешивали жертвенный патриотизм русских: хорошо отлаженную военную организацию, обаяние славы Наполеона, «психологию злобы» к противнику, которой искусно пользовались наполеоновские военачальники. Наконец, сказался факт еще слабо развитой национальной идеи, подавляемой в войсковой среде чувством служения «государственности» [397] . Останавливаясь на нескольких явных промахах Наполеона в день сражения, автор объяснял их, во-первых, тем, что решения вынужден был принимать не только Наполеон-полководец, но и Наполеон-император, а во-вторых, «психическим состоянием великого вождя, явившимся, быть может, результатом физического недомогания» [398] . Остановившись на «пустившем глубокие корни» утверждении, будто французы покинули поле битвы, Витмер попытался, правда без достаточных данных, его опровергнуть. Он пришел к выводу о том, что французы имеют все основания и даже право считать себя победителями, так как русские были выбиты со всех позиций, отступили, сдали столицу, оставили на поле боя раненых и понесли потери значительно б'oльшие, чем французы. Но в то же время автор признал оправданность утверждений и русской стороны о победе под Бородином: «Несомненным признаком победы должно быть торжество победителя и поражение, упадок духа побежденного. Но все говорит об обратном». Более того, при «материальной» победе русских под Бородином, победа в войне могла бы оказаться у Наполеона: отступив, он в 1813 г. мог бы возобновить кампанию с новыми силами [399] .
394
К сожалению, с текстами работ Пеле, Деннье, Фезенсака, Кастелана и некоторых других французских авторов Витмер, не найдя их в библиотеках, вынужден был знакомиться по упомянутой выше книге Липранди.
395
Витмер А. Бородинский бой. С. 101, 107.
396
Там же. С. 110.
397
Витмер А. Бородинский бой. С. 136–139.
398
Там же. С. 157–160.
399
Там же. С. 168–169, 172.