Великая армия Наполеона в Бородинском сражении
Шрифт:
6 сентября, предприняв рекогносцировку, Наполеон, по мнению британского историка, допустил существенные ошибки, оценивая расположение неприятеля, его оборонительные сооружения и саму местность. Это и предопределило его решимость, отвергнув план Даву, предпринять фронтальную атаку русских позиций. Впрочем, как считал Даффи, были и другие причины отказа императора от предложений маршала: трудности обхода русских позиций ночью, возможность отказа неприятеля от генерального сражения, а также состояние летаргии, в которое Наполеон все более погружался. Достаточно подробно, стараясь отмечать важные детали, Даффи изложил перипетии самого сражения. Остановившись, в частности, на описании боя за «флеши», он заметил, что некоторые историки выделяли во второй французской атаке на «флеши» четыре отдельных удара. Поэтому, полагал автор, спор о количестве атак не столь уж существен, как казалось многим историкам. Объясняя причины неудачи знаменитой атаки генерала Бонами батареи Раевского, автор отметил, что тот был контратакован русскими сразу с четырех направлений и, конечно, не мог удержаться. Сам Наполеон, по мнению Даффи, вел себя в ходе сражения неожиданно пассивно, предоставив Мюрата и Нея самим себе, игнорируя в то же время призывы оказать им поддержку императорской гвардией. Причины такого отказа историк видел в трех моментах: во-первых, в том, что император, находясь во враждебной стране, не мог отказаться от сохранения своего последнего, элитного корпуса, во-вторых, ему не был ясен результат с фланговым движением Понятовского, посланного по Старой Смоленской дороге, и, в-третьих, русская кавалерия появилась на северном фланге. Последнее, как отмечал Даффи, весьма обеспокоило императора и заставило его самого отправиться на левое крыло. Эта задержка с решительной атакой батареи Раевского привела к двухчасовому стоянию французской кавалерии под жестоким огнем и большим потерям. Само же взятие «большого редута», как утверждал Даффи вслед за Рот фон Шрекенштайном, осуществили саксонские кирасиры, которым уступила место расстроенная французская
Наряду с великолепным трудом Даффи, в котором были использованы в основном классические методы исследования, в историографии 1970-х гг. наметилось новое направление, связанное с поисками иных ракурсов в исследовании и иной методологии. Это были, главным образом, работы Филиппа Дж. Хэйторнтуэйта и Отто фон Пивки (Д. Смита) [502] . В 1976 г. Хэйторнтуэйт издал работу, рассчитанную на широкую аудиторию и посвященную истории военной одежды в эпоху Отечественной войны 1812 г. За внешней популярностью этой книги скрывалось стремление через символику, военный мундир и военные аксессуары не просто показать перипетии кампании 1812 г., но и воссоздать живой образный мир того времени. Понимая, что одежда является сферой материальной жизни, через которую могут быть познаны важные человеческие стороны эпохи, Хэйторнтуэйт предложил многочисленные штрихи к «структурам повседневности» наполеоновской и, в меньшей степени, русской армий 1812 г. На основе воспоминаний, рисунков очевидцев (прежде всего, А. Адама и Х. Фабер дю Фора) и других материалов, Хэйторнтуэйт затронул характер взаимоотношений солдат и командиров Великой армии, дух наполеоновского войска и его отдельных частей, эмоциональный настрой бойцов и взаимоотношения разных наций в рамках единой европейской армии.
502
Haythornthwaite P. J. Uniforms of the Retreat from Moscow, 1812. Dorset, 1976 (См. также: Idem. The Napoleonic Source Book. L., 1990); Pivka O., von. Armies of 1812; Idem. Armies of the Napoleonic Era. Newton Abbey, 1979; etc).
Другой историк – О. фон Пивка (под этим именем скрывался британец Дигби Смит), предложил еще более оригинальную работу, предприняв попытку соединить в одной книге униформологический материал, анализ динамики потерь различных соединений Великой армии в 1812 г. (это он сделал на основе данных, опубликованных Г. Фабри) и собственные размышления о причинах неудачи Наполеона в русской кампании. Главную причину гибели Великой армии автор увидел в глубоко порочной практике наполеоновских маршей в начальный период войны. Негативные последствия этого «прыжка» во всей полноте обнаружились в Бородинском сражении. Представив динамику потерь корпусов Великой армии, Пивка показал, что 50-процентный рубеж в уменьшении численного состава все соединения центральной группировки (за исключением одной только императорской гвардии) перешагнули еще до Бородинской битвы. Потери французской армии в ходе самого сражения (автор относит сражение только к 7 сентября) составили 28 тыс. человек и 13 орудий. Русские потери были в 52 тыс. (включая сюда пленных и отставших примерно 9 тыс.) и 40 орудий. В бою при д. Шевардино потери были в 3,6 тыс. у французов и в 6 тыс. у русских [503] . И все же следует признать, что, несмотря на интересный материал, представленный Пивкой, ему не удалось убедительно совместить разные плоскости своего исследования: все три части работы выглядели как совершенно самостоятельные, соединенные чисто механически.
503
Pivka O. Armies of 1812. P. 157.
В 1976 и 1980 гг. в Англии появились два любопытных исследования в жанре военно-исторической биографистики, посвященные жизни М. И. Кутузова и М. Б. Барклая-де-Толли [504] , где затрагивалась тема Бородина. Бегло остановился на Бородинском сражении, не добавив по существу ничего нового, и Майкл Гловер, автор иллюстрированной истории «Наполеоновских войн» [505] . Достаточно традиционной выглядела и книга Найджела Николсона о Наполеоне в 1812 г., изданная в 1985 г. [506] Целиком скомпилировав на основе литературы картину событий, автор вместе с тем счел вправе заявить о том, что атака императорской гвардией могла бы стать решающей для хода сражения, однако не изменила бы результат всей кампании: захватив Москву, Наполеон вскоре столкнулся бы с воссозданной русской армией.
504
Parkinson R. The Fox of the North. Life of Kutusov, general of War and Peace. L., 1976 (2-е изд. вышло в том же году в Нью-Йорке); Josselson M., Josselson D. The Commander: a Life of Barclay de Tolly. Oxford, 1980. В многочисленных биографиях наполеоновских маршалов, вышедших в Англии, внимание Бородину было уделено скромное. См., например: Dunn-Pattison R. P. Napoleon’s marchals. L., 1909; Wattson S. J. By Command of the Emperor. A Life of marshal Berthier. L., 1957; Gallaher J. G. The Iron Marshal. A biography of Louis N. Davout. L., 1976; etc.
505
Glover M. The Napoleonic Wars: an illustrated history 1792–1815. L., 1979.
506
Nicolson N. Napoleon: 1812. L., 1985.
В конце 1980-х – середине 1990-х гг. среди британских историков возникла тенденция к выявлению исторических параллелей между эпохами борьбы Британии с наполеоновской Францией и с империей Гитлера. В этой связи их привлекал и вопрос о роли России в противоборстве Британии с враждебной ей континентальной Европой. По-видимому, традиция сопоставления Наполеона и Гитлера была заложена голландским профессором Питером Гейла, бывшим узником Бухенвальда, издавшим в 1949 г. книгу «Наполеон: За и Против», и по сей день чрезвычайно популярную в англосаксонском ученом мире [507] . Как мы уже упоминали, в 1957 г. британец У. Джексон опубликовал книгу «Семь дорог на Москву», в которой обратился к истории вторжения Наполеона и Гитлера в Россию, а в 1988 г. вышла работа Десмонда Сьюарда «Наполеон и Гитлер» [508] . Главные причины поражения Наполеона и Гитлера авторы видели не только в обширности русских пространств, особенностях климата, но, в неменьшей степени, и в непоколебимой стойкости русского правительства, народа и в «живучести русской армии».
507
Geyl P. Napoleon: For and Against. L., 1949.
508
Русское изд.: Сьюард Д. Наполеон и Гитлер. Смоленск, 1995.
В 1995 г., когда для Великобритании приобрел особую актуальность вопрос о формах европейского единства и о перспективах отношений Альбиона с европейскими континентальными державами, вышла работа преподавателя Ливерпульского университета Чарльза Дж. Исдейла «Войны Наполеона» [509] . В предисловии Исдейл счел своим долгом посетовать на то, что «новая научная история», вошедшая в моду в конце 1950-х гг. и склонная к использованию «изощренных современных методик и приемов», упорно обходит вниманием наполеоновскую эпоху. Исдейл же заявлял о готовности представить увлекательное исследование, демонстрирующее новый обобщающий взгляд на природу, характер и последствия Наполеоновских войн. Полагая империю Наполеона продуктом деятельности мощной милитаристской группы во Франции, возникшей благодаря стечению различных обстоятельств и стремящейся к полной гегемонии в Европе, Исдейл вместе с тем декларативно отвергал роль национальных народных движений в ликвидации этой империи. Точно так же и в событиях 1812 г. главную роль, по его мнению, сыграла не народная война, но военные просчеты Наполеона. В общем, хотя точка зрения автора и была спорной, но без сомнения, заслуживала
509
Esdail Ch.J. The Wars of Napoleon. L., 1995. Русский перевод: Исдейл Ч. Дж. Наполеоновские войны. Ростов-на-Дону, 1997.
510
Исдейл Ч. Дж. Указ. соч. С. 380–387.
511
См., например: Дунаевский В. А., Орлов А. Л. Книга парадоксов. О характере и значении Наполеоновских войн // ННИ. 1988. № 4. С. 182–187.
В 1993 г. известный в литературных кругах Британии и Швеции писатель Поль Бриттен Остин, живший в те годы в Южном Девоне, опубликовал первую часть трилогии, посвященной эпопее 1812 г. [512] Чандлер, предпославший предисловие к книге, с обоснованным восторгом отметил, что автор смог собрать, обработать и сопоставить между собой до 100 воспоминаний участников Русского похода. Действительно, Остину удалось создать внушительный образ мощного человеческого потока, подобного тому, который представил великий Э. Золя в романе «Разгром», с той только разницей, что британский автор предоставил участникам похода возможность говорить самим, без, казалось бы, посредничества писателя. В книге Остина удачно соединились таланты историка, писателя и журналиста. Вместе с тем книга, представившая живую ткань событий и человеческих чувств, была не лишена и недостатков. Нередко автор весьма вольно и некритически интерпретировал и соединял между собой воспоминания очевидцев, игнорируя особенности такого своеобразного источника, как мемуаристика, и допуская тем самым массу фактологических ошибок или представляя весьма спорные точки зрения. Так, по непонятным причинам, Остин перемешал ряд событий, произошедших 5, 6 и сентября [513] , лишив тем самым свои выводы, и без того весьма размытые, исторической достоверности. И все же Остин смог добиться того, чего не удавалось профессиональным историкам, – он воссоздал эмоционально-психологическую атмосферу, царившую в рядах Великой армии накануне, в день и после Бородинского сражения.
512
Austin P. B. The March on Moscow. L., 1993.
513
Ibid. P. 266–267, 283; etc.
К 11 часам дня 7 сентября, как писал Остин, отмечались явные признаки внутренней усталости наполеоновских солдат. Сам Наполеон, встревоженный отсутствием пленных, стал проявлять обеспокоенность ходом сражения. Несмотря на то что ему в конечном итоге удалось взять «большой редут», французские войска не вышли на Московскую дорогу, что единственно и могло решить исход боя. С большим писательским мастерством Остин смог показать метания Наполеона при принятии решения отказаться от использования гвардии. К концу сражения, не добившись решительного успеха, Наполеон все еще продолжал считать, что победу принесет взятие Москвы. Но вступление в древнюю столицу уже не имело значения из-за того, что русская армия так и не была разгромлена.
В 1998 г. вышла еще одна книга Д. Смита (О. фон Пивки), на этот раз специально посвященная Бородину [514] . Дважды, в 1992 и 1993 гг., Смит побывал на Бородинском поле и, поддерживая постоянный контакт с участниками российского движения военно-исторической реконструкции (своеобразного аналога западного движения «Re-enactment»), смог воспользоваться рядом русских публикаций. Впрочем, основную канву событий Бородина Смит выстроил по работе Даффи, расширив ее за счет более широкого использования немецких воспоминаний и, в меньшей степени, русскоязычных материалов. В основе видения автором Бородинского сражения лежит парадокс: обе армии проявили сверхгероизм, а оба главнокомандующих выказали удивительную бездеятельность или, по крайней мере, не проявили «высокого стиля командования». Это проявилось, в частности, со стороны Наполеона уже при подготовке к сражению, когда он отказался принять план ночного обхода русских позиций Даву. Смит высказал предположение, что причина этого отказа могла заключаться как в болезненных страданиях, испытываемых императором в тот час, так и в тонкой сфере взаимоотношений Наполеона с маршалом, который предложил якобы лучший план. Однако через десять страниц, до известной степени противореча самому себе, автор удивлялся столь прекрасному размещению войск Великой армии перед сражением, «как будто Наполеон имел в руках копию русской диспозиции». Рассматривая ход сражения, Смит вполне убедительно повествовал о перипетиях борьбы за «флеши», в районе Старой Смоленской дороги, за батарею Раевского и на северном фланге. Он полагал, что рейд Уварова и Платова имел важнейшие последствия, так как русская армия, будучи расстроена, таким образом была спасена от полного разгрома. Русские потери за период 6–7 сентября он оценивал в 58 тыс., отмечая, что 8 –10 тыс. в течение нескольких последующих дней вновь присоединились к армии. О французских же потерях автор писал довольно размыто, хотя и приводил данные Деннье. Несмотря на, в целом, убедительную картину событий, Смит допустил многочисленные частные ошибки. Некоторые моменты просто вызывают удивление. Так, явно цитируя русского историка Геруа, Смит ссылался почему-то на немецкого ученого Хольцхаузена, а приказ Наполеона на сражение по непонятным причинам давал по английскому изданию «Войны и мира» Л. Н. Толстого [515] .
514
Smith D. Borodino. Moreton-in-Marsh, Gloucestershire, 1998.
515
Ibid. P. X, 45, 49–52.
В 2004 г., когда Д. Смит опубликовал очередную книгу, посвященную 1812 году [516] , вышло одно из обсуждавшихся в британской историографии сочинений по русской кампании Наполеона – «1812. Фатальный марш на Москву» А. Замойского [517] . Надо отдать должное – Замойский заметно расширил круг источников и литературы, который ранее, нередко уже традиционно, использовался в британской историографии. Автор активно использовал и русскоязычные материалы. И все же мы должны констатировать: многое, в том числе и применительно к Бородину, было рассмотрено весьма бегло, а суждения большей частью оказались достаточно традиционными, а нередко и спорными. Французские силы, оказавшиеся под Бородином, Замойский оценил примерно в 134 тыс. человек при 584 орудиях (полагая при этом, что 3/4 орудий были «легкими батальонными (?! – В.З.) пушками»), русские силы – в 154,8 –157 тыс. человек (при 640 орудиях), включая 10 тыс. казаков и 30 тыс. ополчения. Русская кавалерия, как он считал, была в лучшем состоянии, чем наполеоновская. Описывая само сражение, Замойский, к удивлению, допустил множество сомнительных утверждений, которые явно обнаружили его достаточно поверхностное представление об источниках и о ходе событий. Немало оказалось и откровенных неточностей: дивизия Морана почему-то оказывается в корпусе Нея, Ф. Меерхайм фигурирует как полковник, и т. д. Столь вольное обращение с историческими фактами заставляет сомневаться и в обоснованности тех цифр потерь, которые приводит автор: французские потери он называет в 28 тыс. человек, русские – от 38,5 до 58 тыс. Однако, явно заглянув в российскую энциклопедию «Отечественная война 1812 года», но не упоминая о ней, Замойский отметил, что «по более новым подсчетам» русские потери могли быть около 45 тыс. человек [518] .
516
Smith D. Napoleon against Russia. A concise history of 1812. Barnsley, S. Yorkshire, 2004.
517
Zamoyski A. 1812. Napoleon’s Fatal March on Moscow. L., 2004 (второе изд. – Нью-Йорк, 2005; русское изд.: Замойский А. 1812. Фатальный марш на Москву. М., 2013).
518
Zamoyski A. Op. cit. 2004. P. 258–288. В книге еще одного британского автора, вышедшей в 2009 г. (Spring L. 1812: Russia’s Patriotic War. Stroud, Gloucestershire, 2009), содержатся еще более сомнительные, чем у Замойского, утверждения.