Великая надежда
Шрифт:
— Это важно, — возмущенно крикнул начальник станции, — это чудовищно важно, слышите? Оружие, оружие, оружие! Оружие для фронта — это будет стоить вам головы!
Но машинист не двинулся с места и затряс головой, как будто она не очень крепко сидела на плечах, как будто головы ему, в общем, не жалко — лишь бы только это не стоило ему сердца. Оказалось, что никак нельзя объяснить ему в его плачевном состоянии, какую важность представляют двадцать орудий и в этой связи три минуты, потому что в эту связь он больше не верил.
— Отправляйте поезд! —
От здания станции бежали люди. Они тоже кричали и возбужденно махали руками.
— Идите же! — торопил начальник станции, — если вы сейчас пойдете, я вас не выдам.
— Выдать можно только то, что сам знаешь, — равнодушно откликнулся машинист.
— Я буду действовать так, словно ничего не было, — устало объяснил начальник станции.
— Вы всегда так действуете, — сказал машинист. Он хотел еще что-то добавить, но они его уже схватили и злобно потащили назад, к паровозу. Они лезли ему в душу с вопросами и сорвали у него с головы фуражку.
— С ума сошел, что ли?
— Да, — ответил он, — или еще с чего-нибудь, — и ему удалось поднять с земли фуражку. Он остановился и стал ее чистить. Они угрожали ему и толкали в спину. Растерянные, стояли они полукругом у паровоза.
Кочегар свесился со своего мостика. Он громко смеялся.
— Полицию! — бушевал начальник станции. — Сообщите в полицию! Немедленно!
— Великая мобилизация, — сказал машинист. Кочегар засмеялся еще громче.
— Охрана! Где полицейский патруль? — задыхался начальник станции.
— Невозможно найти. — Голос кочегара потерял равновесие. Машинист весело поддакнул.
— Расстрелять! Тебя расстреляют на открытом перегоне!
Над машинистом вновь взметнулись кулаки.
— Все ваши перегоны открытые, — сказал он. — Разве мы теперь не на открытом перегоне и разве нам не предстоит вернуться на открытый перегон?
Кочегар примолк.
— Все ваши перегоны — открытые, — пробормотал машинист, изо всех сил вытаращил глаза, опустил руки и пристально посмотрел вдаль поверх голов.
Начальник станции туже обдернул на себе китель: — К счастью, у нас есть наручники, есть зеленые фургоны с зарешеченными окошками и стены с колючей проволокой. — Его голос радостно задрожал. — И есть виселицы, и эшафоты, и инструкции, и…
— И есть
Она спрыгнула на землю. Дежурные полицейские затравленно суетились вокруг нее. Безмолвно застыл поезд.
— Не уезжай, не уезжай, не уезжай, пока не узнаешь куда! Подумай, не уезжай! — голос был все тише. Крик полицейских тоже терялся в тумане.
Машинист растерянно смотрел на прожектора. Подумать — о чем? Чего я не знаю? Направления? «Северо-восток», — упрямо пробормотал он. Слепой крот, обернись, вот он, ваш компас. Белый платок возле глаз.
Лицо побледнело. Рельсы сверкали холодным блеском.
Инструкция, мой Бог, инструкция. Твоя совесть, твой Бог, твоя совесть. Ты должен построить новый участок пути, ты должен найти свою собственную инструкцию. Ты должен проложить другие рельсы, получше. К цели, к цели, подумай, не уезжай — что за цель?
Голос смолк.
— Простите, — сказал машинист и оглянулся кругом, — простите, мне очень неловко, что это со мной было? Мы сильно запаздываем? — И он произнес название местечка, длинное и серьезное название, причем выговорил его неправильно.
— Да уж я думаю, — сердито сказал начальник станции. — Вы, наверно, пьяны. Поднимайтесь на паровоз и поезжайте. И никогда больше не задумывайтесь о цели. Впрочем, этот случай не останется без последствий.
Молча вскарабкался машинист назад, на свое место.
— Влюбился? — засмеялся кочегар. — И кто она?
— В глаза не видел.
Начальник станции поднял флажок. Еще раз мелькнула черная проворная тень в луче прожекторов. Цель, цель!
Одним прыжком перемахнула Эллен через железнодорожное полотно. Прямо перед идущим поездом она перепрыгнула через рельсы.
Полицейские дернулись, но не тронулись с места. Проскочив перед идущим поездом, Эллен вырвалась вперед.
Начальник станции вытер пот со лба. Полицейские кусали себе губы до крови, считали вагоны, сбивались со счета и хватались за резиновые дубинки.
Пушка, ствол которой назойливо торчал над краем последнего вагона, обнаружила гнев в их глазах и испугалась. Она бы с удовольствием втянула в себя глупый молодой ствол, чтобы оградить его от взглядов полицейских. Но это было не в ее власти.
Ее проглотил туман. Машинист надвинул фуражку глубже на лоб. Поезд мчался в темноте.
Флажок опустился. Он хотел сказать: поезд прошел. Но он хотел сказать еще гораздо больше: бегите, бегите, бегите! Бегите все. Ни одно колесо, ни один пропеллер, ни один поезд и ни один самолет не догонит тайну. Одна надежда на израненные, горящие ноги — на ваши непослушные ноги, ваши ноги, ваши собственные ноги. Бегите, бегите, бегите, бегите, покуда хватит дыхания, это приказ. Прочь от себя самих, вперед к себе самим. Поезд ушел. Беги, Эллен, беги, они у тебя за спиной.