Великая. История «железной» Маргарет
Шрифт:
Преследуя ту же цель и предупредив Теда и Роберта Карра, теневого канцлера, я объявила на утренней пресс-конференции в Центральном офисе в пятницу, что уменьшение ипотечных ставок произойдет «к Рождеству», если мы победим. Утренние газеты на следующий день рассказывали эту историю, называя меня «Санта Тэтчер». Было отмечено, что впервые с начала кампании мы проявили инициативу. В следующий понедельник я озвучила это в ходе телевизионных дебатов как «твердое, нерушимое обещание». Теперь вопреки моим сомнениям по поводу разумности раздачи обещаний мы должны были выполнить их фактически любой ценой.
Именно в этот момент манера, в которой я представляла нашу жилищную и налоговую политику, оказалась противостоящей подходу, предлагаемому Тедом в этой кампании.
На пресс-конференции Консервативной партии в пятницу 2 октября Тед подчеркнул свое желание в качестве премьер-министра ввести неконсерваторов в правительство, «всех талантов». Это соотношение твердых обещаний и предполагаемой гибкости грозило внести путаницу в нашу кампанию и вызвать разногласия среди теневых министров.
В четверг я продолжила свою кампанию в Лондоне, решительно защищая нашу жилищную политику и дополняя ее критикой «социализма, проникшего» вместе с муниципализацией. Вечером я была вызвана на разговор с Тедом на Уилтон-стрит. Его советники, очевидно, побуждали его к серьезному разговору о возможности коалиционного правительства. Поскольку было известно, что я категорически против этого одновременно по стратегическим и тактическим причинам, и поскольку назавтра я должна была появиться в радиопрограмме «Любой вопрос» в Саутхэмптоне, я была вызвана, чтобы ознакомиться с новой линией.
Тед сказал, что теперь он готов создать правительство национального единства, которого, очевидно, хотели «люди». Я была возмущена. В конце концов, он сам настоял, чтобы наша жилищная и налоговая политика, которую я представляла, была максимально конкретной. Теперь, в конце кампании, он фактически отказывался от обещаний, представленных в манифесте, потому что это давало ему больший шанс вернуться на Даунинг-стрит.
Почему он полагал, что ему предложат лидерство в коалиционном правительстве, оставалось не понятным. Тед в тот момент был фигурой, олицетворяющей разногласия, а он убедил себя, что представляет «консенсус», это не соответствовало ни его репутации, ни его темпераменту, ни оценке его другими людьми. Со своей стороны я не собиралась отступать от политики, которую по его настоянию я представляла. Я ушла рассерженной.
В течение последних дней кампании возникало немало неудобных вопросов о коалиции. Я стояла на своем, повторяя обещания предвыборного манифеста, сидя рядом с Тедом Хитом на последней конференции Консервативной партии во вторник 7 октября. Результаты выборов два дня спустя показали, что вопреки естественному желанию избирателей дать лейбористскому правительству возможность действительно управлять страной к ним еще сохранялось недоверие. Лейбористы вышли к финалу с преимуществом в три места, что вряд ли означало, что они продержатся полный срок. Но результат Консервативной партии в 277 мест по сравнению с 319 местами лейбористов показал, что мы не добились поддержки нашего подхода.
Потеряв в Финчли некоторое количество голосов, я все же считала, что удачно провела кампанию. Возникли слухи о том, что я могу стать лидером партии. Эта тема, волновавшая некоторых журналистов, не казалась значимой для меня. Мне лично было жаль Теда Хита. У него была его музыка и небольшой круг друзей, но политика была его жизнью. В том году, кроме того, он пережил серию личных несчастий. Утонула его яхта «Утреннее облако», и его крестник был среди погибших. Поражение на выборах было еще одним ударом. Тем не менее, у меня не было сомнений, что Тед должен уйти. Он проиграл трое из четырех выборов. Он не мог измениться и занял оборонительную позицию, защищая свое прошлое, не желающий видеть, что политический курс нуждается в изменениях. К концу недели я фактически стала неформальным менеджером его кампании. Соответственно я отрицала собственные претензии на лидерство.
Затем в субботу 19 октября Кит выступил с речью в
Поскольку речь была произнесена в субботу вечером, текст был заранее запрещен к использованию в прессе. Но газета «Ивнинг Стандард» нарушила запрет и набросилась на Кита с гневной атакой, искажая то, что он сказал. Я прочла эту версию на станции Ватерлоо, мое сердце похолодело. Позднее и сам Кит не помог исправить это, неуклюже объясняясь и извиняясь.
Тед чувствовал себя в безопасности. Он даже сказал нам на заседании теневого кабинета в следующий вторник, что предвыборная кампания была «довольно неплохим упражнением в политическом сдерживании и что механизмы работали хорошо». Чувство ирреальности пронизывало наши заседания. Все, кроме самого Теда, видели, что главная проблема заключалась в том, что он оставался «у руля». Он теперь вступил в жестокое противостояние с руководителями «Комитета 1922 года». В ответ на их требование по проведению выборов лидера он оспаривал их легитимность на том основании, что они избраны предыдущим парламентом и должны быть переизбраны.
Тед и его советники надеялись, что смогут выдворить своих противников из руководства «Комитета» и заменить их послушными фигурами. В качестве запоздалой попытки завоевать поддержку рядовых членов парламента он предложил, что из их числа следует пополнить ряд теневых министров и что руководители парламентских комитетов иногда могут выступать с передней скамьи. Возникли слухи, что в теневом кабинете будет перестановка.
Я обнаружила, что пресса гораздо оптимистичнее по поводу моих политических перспектив, чем я сама. «Сандей Экспресс» и «Обсервер» 3 ноября рассказали, что я буду назначена канцлером теневого кабинета. Это была хорошая мысль, и я бы с радостью взялась за эту работу, но думала, что маловероятно, чтобы Тед предложил ее мне. Это подтверждалось мнением комментаторов «Файненшиал Таймс» и «Дэйли Миррор», утверждавших, что я могу получить высокий пост в управлении экономикой, но не теневое казначейство. Так и оказалось. Я была назначена заместителем Р. Карра, отвечавшего за финансовый законопроект, а также стала членом исполнительного комитета. Мои друзья были недовольны тем, что я не получила более важного портфеля. Но я знала по опыту работы под началом Иэна Маклеода над финансовым законопроектом, что это как раз та позиция, где я могу использовать все свои таланты.
Ни Тед, ни я еще не знали, насколько значимой фигурой я стану в течение трех следующих месяцев. Перестановка показала шаткость политического положения Теда. Эд. дю Канн отказался присоединиться к теневому кабинету, демонстрируя, что кабинет больше не интересен правому крылу. Тим Рэйсон и Николас Скотт, вошедшие в кабинет, представляли более или менее левое крыло и, хоть были способными людьми, не имели политического веса.
Перевыборы всех членов «Комитета 1922 года», включая Эдварда дю Канна, в четверг 7 ноября принесли Теду плохие новости. Теперь борьбы за руководство партией избежать было нельзя. Тед написал Эдварду, что теперь он хочет обсудить изменения в процедуре выбора лидера. Тогда в интересах Теда было провести выборы как можно скорее, чтобы не дать претенденту возможности провести эффективную кампанию.