Великая. История «железной» Маргарет

Тэтчер Маргарет

В это время я стала участником Экономической обеденной группы, основанной Ником Ридли в 1972 г. и состоявшей из таких сильных финансистов, как Джон Биффен, Джок Брюс-Гардайн, Джон Нотт и другие. Кроме того, я углубилась в детали своей новой задачи. Это было трудное время, потому что во вторник 12 ноября Дэнис Хили представил один из своих квартальных бюджетов. В нем отразилась паническая реакция на растущие проблемы в промышленности и предлагались сокращение налогообложения предпринимателей в размере lb775 млн. (lb495 млн. новых налогов на предпринимательскую деятельность были введены лишь полгода назад) и некоторые ограничения субсидирования национализированных предприятий. Тед в ответ, вызвав крайнее изумление консерваторов

в парламенте, непродуманно раскритиковал канцлера.

Мой час настал в следующий четверг, когда я выступала от оппозиции на дебатах по поводу бюджета. Я хорошо подготовилась и осветила контраст между вчерашними заявлениями лейбористского правительства и их сегодняшними действиями. Эта часть речи была формальной и детализированной, как и положено. А мои ответы на возражения вызвали шумную поддержку среди членов парламента. Я дала прямой ответ Гарольду Леверу (бывшему самой экономически подкованной фигурой среди лейбористов), когда он перебил меня в начале речи, чтобы поправить точку зрения, которую я ему приписывала. Я ответила: «Мне всегда казалось, что я никогда не смогу соперничать с ним [Левером] в казначействе, потому что есть четыре способа получить деньги. Напечатать. Заработать. Жениться. И занять. Он, кажется, преуспел во всех четырех». Громче всех смеялся на мою реплику сам Левер, умный бизнесмен из богатой семьи.

При обсуждении другого вопроса меня перебил напыщенно-гневный Дэнис Хили, когда я процитировала «Сандэй Телеграф», согласно которой он заявил: «Я никогда не экономлю. Если у меня есть деньги, я иду и покупаю что-нибудь для дома». Дэнис Хили был очень возмущен, так что мне было приятно уступить ему по этому вопросу, сказав (имея в виду, что, как и другие политики-социалисты, он владел собственным загородным домом): «Я рада, что теперь очевидно, насколько бережлив канцлер. Знаю, что он верит в покупку домов в хороших районах, где живут тори». Никто не утверждал, что остроумие в Палате должно быть изысканным, чтобы производить эффект. Это выступление подняло моральный дух нашей парламентской фракции, а с ним и мою репутацию.

Тем временем Алек Дуглас-Хьюм, перешедший в Палату лордов в качестве лорда Хьюма, согласился председательствовать в комиссии, следя за процедурой выборов лидера. В среду 20 ноября я получила записку от Джеффри Финсберга, соседа по избирательному округу, которая гласила: «Если ты примешь участие в выборах, то почти наверняка победишь. Со своей стороны я надеюсь, ты выставишь свою кандидатуру, и я сделаю все, что смогу, чтобы помочь». Мне тогда казалось, что даже после шумихи, поднятой Эдгбастонской речью Кита, он должен стать нашим кандидатом.

На следующий день, когда я работала в своем парламентском кабинете, позвонил телефон. Это был Кит, сказавший, что он хотел зайти и поговорить. Как только он вошел, я поняла, что это нечто серьезное. Он сказал мне: «Мне жаль, я просто не могу участвовать в выборах. С тех пор как я произнес ту речь, пресса караулит меня возле дома. Они безжалостны. Хелен [его жена] больше не может терпеть, и я принял решение, что не участвую в выборах». Его решение было твердым. Я была на грани отчаяния. Мы просто не могли оставить партию и страну во власти Теда и его политики. И я услышала, что говорю: «Слушай, Кит, если ты не выставишь свою кандидатуру, то я выставлю свою, потому что кто-нибудь, представляющий нашу точку зрения, должен это сделать». Больше было нечего сказать.

Я ничего не знала о том, как вести кампанию за лидерство. Я постаралась пока отодвинуть это на задний план и сконцентрироваться на финансовом законопроекте, над которым работала. Так или иначе, новость распространилась, и мне стали звонить и слать записки в знак поддержки друзья. Поздно вечером я вернулась домой на Флуд-стрит и сказала Дэнису о своем намерении. «Ты, должно быть, сошла с ума, – сказал он. –

У тебя нет и шанса». Он говорил дело. Но я не сомневалась, что он все равно меня поддержит. На следующий день Фергюс Монтгомери, мой личный парламентский секретарь, позвонил мне, и я сказала ему, что Кит не будет выставлять свою кандидатуру, но я выставляю свою. Я думала, как лучше всего донести эту новость до Теда. Фергюс полагал, что лучше всего это сделать лично.

Я пошла на встречу с Тедом в понедельник 25 ноября. Он сидел за своим столом в парламентском кабинете. Стараясь не думать о том, как не ранить его чувства, я вошла и сказала: «Я должна сказать тебе, что я приняла решение бороться за лидерство». Он холодно посмотрел на меня, повернулся спиной, пожал плечами и сказал: «Если должна…» Я выскользнула из комнаты.

При таких обстоятельствах в понедельник я впервые должна была встретиться с прессой, чтобы объявить об участии в борьбе за лидерство в партии тори. Я была рада, что могла положиться на помощь и совет Гордона Риса, который стал мне другом и присутствовал на некоторых из моих интервью с журналистами. Конечно, главное внимание сосредоточено было на том, что я женщина.

Кружок Теда и, я полагаю, одна персона из Центрального офиса отыскали нечто, что, как они надеялись, поможет им разрушить мои позиции, как то, что случилось с Китом. В интервью, которое я дала «Предпенсионному выбору» больше двух месяцев назад, я дала совет пожилым людям, пытающимся свести концы с концами в обстоятельствах, когда цены на продукты питания быстро росли. Я сказала, что надо запасаться консервами. Такой совет я слышала, когда сама была ребенком. Любая хорошая домохозяйка ходит по магазинам и закупает продукты, когда они продаются дешевле.

К моему ужасу, в среду 28 ноября пресса была полна историй о моем предложении «складировать» еду. Некоторые явно использовали это интервью, чтобы представить меня злой, а главное, «буржуазной». Это было преподнесено неглупо. Обыгрывался снобизм консерваторов, потому что между строк читалось: «Только этого и можно ждать от дочери лавочника». Это напомнило публике, что писалось о «воровке молока» из Министерства образования.

Это был настоящий цирк. Группы давления начали выражать свое недовольство. Говорят, делегация домохозяек приехала из Бирмингема, требуя, чтобы я выдала им консервы. Химики-пищевики объясняли последствия слишком длительного хранения в кладовой консервированных продуктов. Мартин Редмэйн, бывший «главный кнут», надежная фигура в партийном истеблишменте, а теперь заместитель председателя «Хэрродз», появился на телевидении и сказал, что «любое побуждение к панической скупке… противоречит общественному интересу». Думаю, кладовая лорда Редмэйна хранила нечто более соблазнительное, нежели несколько банок лосося и отварной солонины. Пришлось пригласить телевизионщиков ко мне домой на Флуд-стрит и предъявить им содержимое моей кладовой и серванта. Это, возможно, убедило кое-кого из иерархии тори в том, что вкусы и стандарты моей семьи не соответствуют тому, чего следует ожидать от человека, стремящегося к лидерской позиции в партии.

В своем стремлении не дать заглохнуть этой истории мои оппоненты зашли слишком далеко. В пятницу 29 ноября я была в Саут Глусестершире, избирательном округе Джона Коупа, когда моя секретарь Алисон Уорд позвонила, чтобы сказать, что по радио передают, что меня видели в магазине на Финчли Роуд, покупающей огромное количество сахара. (Сахар тогда был в дефиците.) Алисон уже проверила и узнала, что на самом деле такого магазина нет. Это была откровенная ложь. Твердое опровержение покончило с ней и всей этой сюрреалистичной кампанией. В то время, однако, я была сильно ею огорчена. Иногда мне хотелось расплакаться. Иногда меня трясло от гнева. Но, как я сказала Биллу Шелтону, члену парламента от Стритхема и другу: «Я видела, как они сломали Кита. Но меня им не сломать».