Великий Гэтсби
Шрифт:
Я все-таки пожал протянутую на прощанье руку — пожал, потому что мне вдруг показалось бессмысленным втолковывать ему что-нибудь. И прежде и теперь — он всю свою жизнь был невинным простодушным и жестоким переростком, обрывающим крылышки у мотыльков. И он пошел в ювелирный магазин за жемчужным ожерельем или парой запонок, а, может быть, потому, что не знал, как побыстрее избавиться от
Накануне моего отъезда дом Гэтсби по — прежнему пустовал. Буйная растительность на его некогда ухоженном газоне ни в чем не уступала зарослям травы на моей лужайке. Какой-то шофер из Вест — Эгга всякий раз притормаживал перед главным въездом на виллу и, увлеченно размахивая руками, обстоятельно рассказывал что-то любопытным пассажирам. Возможно, именно он и привез на своей машине Дейзи и Гэтсби в Вест — Эгг в ту страшную ночь, а, может быть, просто сочинил свою собственную историю. Мне было бы крайне неприятно услышать все это, поэтому я всегда обходил его и его такси стороной, когда возвращался домой на поезде.
Все субботние вечера я старался проводить в Нью — Йорке — подальше от Вест — Эгга, потому что слишком свежи были воспоминания о сверкающем великолепии его вечеринок, а по ночам из его пустынного сада до меня доносились призрачные звуки прекрасной музыки и приглушенный смех, слышалось сытое урчание моторов на серпантине подъездной дороги. Как-то ночью я действительно увидел отблески фар на подъездной аллее и услышал звуки работающего двигателя. Я не стал узнавать, кто это, должно быть, кто-то возвратился в Америку из дальних странствий и попросту не знал о том, что праздник подошел к концу, а гости давно уже разъехались по домам…
В мою последнюю ночь на западе, когда дорожные сумки и саквояжи были упакованы, а машина переехала в гараж к новому хозяину — бакалейщику, я пошел в последний раз взглянуть на его дом — памятник архитектурных излишеств и, чего греха таить, дурного вкуса его первого владельца — пивовара. На белых мраморных ступеньках какой-то мальчишка кусочком битого кирпича нацарапал короткое сакраментальное слово, я стер его подошвой ботинка, потом медленно побрел к берегу и растянулся на
Сезон закончился, и большинство арендуемых вилл пустовало. Огни погасли, только далеко в море мерцали габаритные огоньки, и по воде скользил тусклый луч прожектора с палубы трудяги — парома. Луна поднималась все выше, и в ее серебристом сиянии растворялись прибрежные постройки — исчезало все, сотворенное руками человеческими, — и берег приобретал свой первозданный вид; должно быть, именно таким увидели его голландские мореходы, когда их утомленным взорам открылось лоно долгожданной земли. Очарованный волшебным великолепием Нового Света, человек преклонил колени перед мудрой красотой матери — природы, вслушиваясь в торжественный гимн последней и величайшей мечты человечества — мечты о Земле Обетованной. Бессмертная душа его, алчущая благолепия, была умиротворена, а разум не искал, да и не принимал этого умиротворяющего благолепия. Один только миг длилось это очарование, а потом… потом девственные леса были вырублены, и этот уродливый дом вырос там, где прежде шумели тенистые дубравы.
Размышляя о судьбах древнего и совершенно незнакомого мне мира, я не мог не подумать о Гэтсби, о том, как впервые увидел он зеленый огонек на той стороне бухты — там, где жила его Дейзи. Ему пришлось проделать долгий путь, и его мечта была так близко, что, казалось, протяни руку — и дотронешься до нее. Но он не знал, что там ее больше нет. Та Дейзи осталась где-то далеко в его прошлом, где-то за этим городом, за дальними далями — там, где под звездным небом лежит его необъятная страна.
Гэтсби верил в свою путеводную звезду, его, как и всех нас, манил призрачный огонек простого человеческого счастья. Но безжалостные годы встают на нашем пути неодолимой преградой. Мы спешим в погоне за синей птицей удачи, а если ускользнет она сегодня — не беда, будет еще завтра… И настанет день, когда мечта будет так близко, что, кажется, протяни руку — и…
И опускаются весла, и выгребаем мы против течения, но сносит оно наши утлые ладьи, и вздымаются валы, и несут нас назад — в прошлое.