Венский бал
Шрифт:
Если кто-то и мог удержать меня в последний момент от переезда в Вену, то это был Фред. Единственное условие, которое я поставил ЕТВ, заключалось в том, чтобы Фред вошел в мою команду в качестве ассистента оператора. Обошлось без всяких уговоров. В то время Фред лечился в частной лондонской клинике для наркозависимых. Курс стоил немалых денег. Вероятность рецидивов, по данным больницы, составляла 28 %, это, бесспорно, хороший показатель, но в случае с Фредом надеяться на скорый успех не приходилось даже в этой клинике. Я навещал его каждый вечер. Иногда, правда довольно редко, Фред выглядел совершенно уравновешенным
Чаще всего я заставал его в состоянии глубокой подавленности. Он лежал в теннисных туфлях, повсюду был рассыпан пепел сигарет. Он вскакивал, смотрел на меня из какого-то жуткого далека и требовал, чтобы и немедленно уходил: здесь мне угрожает большая опасность. Его изводило навязчивое видение: Он узник концлагеря и сидит под колпаком на толстого непробиваемого стекла, через которое его обрабатывают немилосердно сильным излучением. Иногда он принимал меня за сообщника охранников, облаченных в халаты врачей, за участника заговора против него. Руки у Фреда судорожно вздрагивали. Я был не в силах видеть его страдания и все больше сомневался в успехе терапии.
Изредка удавалось поговорить с ним об этом. Однажды он разревелся, решив, что положение его отчаянно безнадежно. Говорил, что уже не выкарабкается. Потом побежал в туалет, и его вырвало. Врачи, напротив, старались ободрить меня. Его случай, как было установлено, требует определенной настойчивости в подходе к пациенту, поскольку при снижении дозы психопатические явления моментально возобновятся, однако в сравнении с другими больными его дела вовсе не так уж плохи. Методичная, оптимально дозированная наркологическая терапия при одновременных усилиях психиатров выправит его и физически, и душевно. Надо лишь запастись терпением.
Шло время, практически все заработанные деньги я переводил в клинику, и, похоже, действительно наступило выздоровление. Хороших дней становилось все больше. И однажды вечером я услышал музыку, доносившуюся из палаты Фреда. Я постучал. Ответа не было. Когда я открыл дверь, меня обдало запахом расплавленного пластика. Платяной шкаф был придвинут к окну. Фред сидел на полу и прожигал сигаретой дырки в ковровом покрытии. Я подошел поближе. Он этого не заметил или не обратил на меня внимания. Я посмотрел на дырки. Они складывались в незавершенную свастику. Когда я выключил музыку, он, странно подергиваясь, как-то рывками поднял голову и усмехнулся:
– Теперь я сотрудничаю с ними.
– С кем?
– С нацистами. Они видят свой знак… и не трогают меня.
Он говорил медленно и растягивал гласные. После слова «знак» сделал паузу.
– Фред! – Я уже срывался на крик. – Это все твои фантазии!
– С ними как с вампирами, – продолжал он.
– Твои нацисты такая же выдумка, как и вампиры.
– Ты никогда
– Тогда мы можем поставить шкаф назад.
Он встал и попытался помочь мне. Шкаф был сделан из легких металлических пластин. Но у Фреда хватило сил только на то, чтобы чуть сдвинуть его.
Я пошел к дежурному врачу. Тот сказал, что после обеда Фред набросился с кулаками на женщину-терапевта. К сожалению, опять допустили передозировку. Но для особого беспокойства нет оснований. Случился небольшой рецидив, дело обычное. Отравленный организм протестует против воздержания.
Я рассказал врачу о дырках на ковровом покрытии.
– Знаю, – ответил он с завидным хладнокровием. – До вашего прихода я несколько раз заглядывал к нему. Фред уже поистратил силы и скоро сам оставит свое занятие. Потом мы проветрим помещение, а через пару дней настелят новое покрытие. Ущерб будет покрыт из страхового фонда.
Надеяться на то, что Фред выйдет из больницы до моего отъезда в Вену, уже не приходилось. На следующий день я обсудил ситуацию с одной из своих коллег. В нашем отделе она занималась социальной тематикой и вопросами здравоохранения. По ее словам, клиника, где лежал Фред, считалась лучшей в Англии. Затем она рассказала, что однажды оприходовала сообщение американского телевидения об оздоровительном лагере для наркоманов. Это – очень жесткая терапия: пациентов вместе с кураторами оставляют где-то в степи и на целых два месяца лишают всякого контакта с остальным миром. И процент рецидивов необычайно низок.
Я наше эту кассету в архиве. И несмотря на то что мне надо было срочно монтировать для вечернего выпуска материал о падении самолета в Азии и о закулисной стороне этого события, я ухитрился параллельно посмотреть кассету. Через час монтажная переходила в распоряжение других сотрудников.
Сюжет рассказывал о группе из шестерых парней и трех кураторов, которых вертолетом доставили в какую-то глушь на севере Нью-Мексико. Вокруг, куда ни глянь, голая степь, оживляемая лишь прибрежной зеленью какой-то речки. Где-то далеко на юге – грандиозный силуэт Роки-Маунт.
«Заснеженная вершина, – сообщает комментатор в то время, как камера стремительно надвигается на объект, – это гора высотой одиннадцать тысяч триста один фут, именуемая Тэйлор. Река называется Рио-Пуэрко. Ее питают талые воды горных ледников. Низвергаясь через непроходимые ущелья, она впадает в Рио-Гранде. Отсюда ни уйти, ни уехать. Ближайший город – Альбукерке – находится в восьмидесяти милях от этих мест, по ту сторону гор».
Все имущество обитателя лагеря – канистра с питьевой водой, палатка, посуда, несколько удочек, одеяла и медикаменты. Видно, как ребята ставят палатку и разводят костер.
«Я просто потрясен. Больше не могу говорить. Я просто потрясен». Первые две фразы – долой, «…ть. Я просто потрясен». Не хватает еще двух миллиметров от начала. «Прежде всего мне жаль своих людей. Я чувствую себя в ответе перед ними. Но я знаю, что не виноват. Машину всегда держали в исправности. Мы делали даже больше, чем предписано изготовителем. Мы не виноваты. И пилот тоже». Начальник рейса, бывший автогонщик, ненадолго умолкает. На лице под козырьком бейсболки видны рубцы – следы операции по пересадке кожи после несчастного случая на гонках «Формулы-1». Стоп.