Верь мне
Шрифт:
Под конец января отца, наконец, закрывают. Команды Градского и Полторацкого не зря свой хлеб едят – по совокупности приговоров что ему, что Машталеру, выписывают путевки на пожизненное.
Мама после всех проверок оставляет должность прокурора и спокойно выходит на пенсию.
А уже с середины февраля наша пятерка официально становится самой могущественной коллаборацией в городе. Не только потому, что победой «V STARS» завершается аукцион по принадлежавшему когда-то Машталерам «Южному региону». С подачи Титова мы вкладываемся и открываем еще несколько крупных перерабатывающих производств, которые в дальнейшем будут оказывать влияние не только на внутреннюю экономику юга, но и на ВВП государства.
– Почему в названии вашей финансовой группы,
– Можно я отвечу, – на самом деле эта фраза звучит риторически. Титов просто обозначает свое намерение принять этот вопрос. Он не торопится. С ухмылкой смотрит на свой микрофон, и только пару секунд спустя – в зал. – Пять, потому что мы с Артемом Владимировичем, – выдерживает небольшую паузу, во время которой пересекается с сидящим справа от него отцом Чары взглядами, – вошли в состав этой группы для того, чтобы создать финансовую мощь, в которой нуждалось молодое поколение. Можно назвать это поддержкой и отцовским усилением. Хоть среди этих парней и нет моих детей. Все вы знаете, что лично я родил и воспитал только одного человека – потрясающую женщину, чудесную мать и политического деятеля, которого боится сам черт, – нахваливает Адам Терентьевич как бы между делом со своими обыкновенными дьявольски харизматичными ухмылками и подмигиваниями. – Я чту закон, Бога и справедливость. А следовательно, и всех людей, которые борются за порядок в нашем городе. Конкретно в Александре Георгиеве, который и являлся на момент моего входа в финансовую группу основным двигателем перемен, я увидел того, кого не ожидал увидеть никогда, – и снова Титов притормаживает со своей речью. В этот раз, чтобы направить взгляд на меня. Не хочу это признавать, но должен: прежде чем он дает уточняющие пояснения, по спине озноб проходит. – Я увидел себя. В общем, – дальше в зал смотрит, – ментально во мне вся эта ситуация откликнулась. Я стар, ленив и адски черств, – в очередной раз веселит публику своими полушутливыми изречениями и соответствующей мимикой. – Давно не претендую на лавры. Все свои амбиции реализовал, всех побед достиг, все вершины покорил… Но тут я вдруг, мало того, что увидел большие перспективы для города, который люблю… Я резко взбодрился на свои, Господь не даст соврать, двадцать! – пробивая кулаком воздух, вызывает новые смешки среди однозначно очарованных им журналистов. – И кроме того… – в один миг Адам Терентьевич, открыто глядя в зал, становится серьезным. – Меня тронуло. Задело за живое, – признается чрезвычайно искренне. – А такое случается очень и очень редко, – уверенно расписывает в полной, если не сказать, мать ее, гробовой тишине. – Подводя итоги, хочу выразить нашу с Артемом Владимирович общую мысль: мы вписались в это дело не ради денег и славы. В управлении участвуем по минимуму, только если видим в том необходимость. И, наконец, отвечая на ваш вопрос… Зачем портить название цифрой, которая не имеет полноценной важности?
В конференц-зале слышатся вздохи и перешептывания, но долго не звучит ни один официальный вопрос. В этой глухой тишине я неспешно поднимаю стакан с водой, делаю глоток, расстегиваю пиджак, веду плечами назад и, поймав мимоходом какую-то идиотскую мину на лице Фильфиневича, откидываюсь на спинку кресла. Следующие секунды с каменным лицом наблюдаю за тем, что, блядь, так забавляет сейчас Филю – Тоха под столом на неформальном, но не менее международном языке жестов показывает какую-то пошляцкую хуйню.
Филя прикрывает низ покрасневшего лица ладонью, Бойка шумно втягивает носом воздух и в целях не заржать вытягивает губы клювом, Чара сначала смеряет компашку осуждением, а потом ухмыляется и дополняет «диалог» такими же развратными движениями.
– Миллиардеры, блядь, – тихо выдыхаю я и закатываю глаза за секунду до того, как батя Чаруш, повернув к нам голову, всех разом одним, мать вашу, суровым взглядом успокаивает. Это уже меня заставляет хмыкнуть и качнуть головой. – Да-а… – тяну так
В этот же момент зал «проглатывает» сказанное Титовым и включается обратно в работу. Одна из довольно-таки известных корреспонденток популярного национального канала встает и обращается с вопросом конкретно ко мне.
– Александр Игнатьевич, что вы почувствовали, проснувшись однажды утром двадцатитрехлетним властелином целого южного региона страны? – толкает с рьяной патетичностью.
Я, конечно, не Титов.
Не то что заигрывать с миром не люблю… По правде, оказавшись участником этой нелепой сцены, не удосуживаюсь даже улыбнуться.
– Не помню, чтобы я хоть раз думал о подобном по утрам, – отвечаю сухо, с очевидным пренебрежением к созданной не вовлеченным во всю эту кухню человеком картинке.
– Вы крайне скромны, – брякает репортер мне в ответ.
Четверо из «V STARS» это заключение полируют смешками.
Я сжимаю челюсти, вдыхаю и сдержанно отражаю:
– На самом деле я далек от скромности. Просто власть – это то, что меня реально никогда не привлекало.
– А что вас привлекает? – вцепляется в сказанное мной, как акула, учуявшая кровь. – Ни для кого не секрет, что сейчас идет грандиозная подготовка к вашей свадьбе, с венчанием, замком и прочим. А ведь со смерти вашей первой жены прошло всего пять месяцев. Что вы можете на это сказать? Как прокомментируете?
Я не позволяю себе ни секунды промедления. Не желаю, чтобы присутствующие додумывали, что вопросы, явно вышедшие за ранее согласованные рамки, меня хоть как-нибудь задели.
– Могу сказать, что вы плохо делаете свою работу, потому как не осведомлены относительно главных фактов той темы, в которую сейчас пытаетесь сунуться, – выговариваю я с ледяным спокойствием. Равнодушно наблюдаю за тем, как вспыхивает лицо журналистки. И только потом открываю для нее то, что для других давно является очевидным: – Мой первый брак был фиктивным.
– То есть, если бы ваша жена не погибла… – пытается мямлить.
– К судебным делам, как моего отца, так и Владимира Машталера, прикреплялись копии брачного договора, который был гениально составлен не просто силами отдела юристов, но и при содействии органов прокураторы, с которыми я тогда сотрудничал, – внушительно перебиваю я. Задерживая на девице тяжелый взгляд, дальше в пух и прах разношу: – По вынесению приговора этот брачный контракт появился в общем доступе в сети. Если бы вы удосужились отгуглить тему, которая ваше руководство или вас лично так интересует, вы бы обнаружили его в первых строчках выдачи. Суть не в том, что Влада Машталер погибла. Наш брак так и так был бы аннулирован.
– Хм… А Влада Машталер знала, что этот союз будет фиктивным?
Смотрю на нее, как на дуру.
– Влада Машталер подписывала контракт. С юристами своего отца.
– Ясно. Спасибо.
– Разбираться надо, прежде чем задавать нелепые вопросы, – добиваю жестко в конце.
Корреспондент краснеет и, выдав какие-то извинения, опускается на стул. Больше со своего места она не поднимается. Остаток конференции проходит более чем скучно.
После обеда, который мы с парнями, несмотря на белые воротнички, разделяем в закрытом зале, как те еще придурки, я понимаю, что чувствую себя хреново – голова болит, жжет глаза, ломит тело. Но я, конечно же, все равно возвращаюсь в офис. Дел по горло, которое, к слову, тоже, блядь, дерет нещадно.
Сонечка Солнышко: Ты точно поел? Домой не приедешь?
Со стоном прикрываю веки.
Александр Георгиев: Пообедал с пацанами, как и договаривались. Раньше восьми не жди. Зашиваюсь.
Сонечка Солнышко: Буду ждать к семи. Не позже. Ты и так много работаешь.
Александр Георгиев: Ок.
Сонечка Солнышко: На шопинг сегодня с Лией случайно забрели. Сейчас, когда только мы с ней бездетные остались, надо как-то поддерживать друг друга:))