Вера, Надежда, Любовь… Женские портреты

Безелянский Юрий Николаевич

Любая женщина сохранила бы пенсион, но только не Анна Керн. Она избрала другой, неразумный, почти сумасшедший вариант: вышла замуж за отставного подпоручика и мгновенно лишилась генеральской пенсии. С милым рай и в шалаше?..

В 1842 году, в свои 42 года, она венчалась в маленькой деревенской церкви. В церковь вошла Анна Керн, а вышла из нее совсем другая женщина – Анна Маркова-Виноградская. Наконец-то ненавистная фамилия Керн была отброшена!..

Помните романс Глинки на слова Пушкина, кстати говоря, написанный композитором для дочери Керн – Екатерины?

В глуши, во мраке заточеньяТянулись тихо дни мои…

Пророческие слова: все совпало!

Но только не для Пушкина, а для другого – для Александра Маркова-Виноградского:

И сердце бьется в упоенье,И для него воскресли вновьИ божество, и вдохновенье,И жизнь, и слезы, и любовь.

Они – зрелая Анна и молодой Александр – оказались в глуши, в селе Сосница Черниговской губернии. Жили в бедности, если не сказать, в нищете. Но жили… счастливо!

Вот что писала Анна Маркова-Виноградская, бывшая Анна Керн, своей подруге в далекий Петербург:

«Муж сегодня поехал по своей должности на неделю, а может быть, и дольше. Ты не можешь себе представить, как я тоскую, когда он уезжает! Вообрази и пожури меня за то, что я сделалась необыкновенно мнительна и суеверна; я боюсь – чего бы ты думала? Никогда не угадаешь! – боюсь того, что мы оба никогда еще не были, кажется, так нежны друг к другу, так счастливы, так согласны! На стороне только и слышно, что ставят в пример нас. Говорят молодые, новые супруги: «Нам только бы хотелось быть так счастливыми, как Анна Петровна и Александр Васильевич!» И нам теперь так трудно расстаться, что Васильич три дня откладывал поездку; сегодня насилу решился выехать – и то потому, что получил на то предписание от начальства…»

Боже мой! Неужели не мог оторваться от своей жены, Анны Петровны?! Вот чего хотела Анна Керн с младых лет и получила уже в зрелые годы – любви и преданности.

После неудачной службы Маркова-Виноградского в Сосницком уезде супруги перебрались на берега Невы в расчете на старых петербургских знакомых. Расчет оправдался лишь наполовину. Александр Васильевич стал всего лишь учителем в богатой семье, да Анне Петровне что-то перепало от малых литературных дел. В целом же материально они жили весьма скромно. Но по-прежнему дружно и любовно. Снова возобновились встречи с литераторами, но уже с новыми знаменитостями: с Тютчевым, Павлом Анненковым, Иваном Тургеневым, последний написал об Анне Петровне весьма иронично:

«Вечер провел у некой m-me Виноградской, в которую когда-то был влюблен Пушкин. Он написал в честь ее много стихотворений, признанных одними из лучших в нашей литературе. В молодости, должно быть, она была очень хороша собой, и теперь еще, при всем своем добродушии (она не умна), сохранила повадки женщины, привыкшей нравиться. Письма, которые писал ей Пушкин, она хранит как святыню; мне она показала полувыцветшую пастель, изображающую ее в 28 лет; беленькая, белокурая, с кротким личиком, с наивной грацией, с удивительным простодушием во взгляде и улыбке… немного смахивает на русскую горничную вроде Варюши. На месте Пушкина я бы не писал ей стихов. Ей, по-видимому, очень хотелосьпознакомиться со мной, и, так как вчера был день ее ангела, мои друзья преподнесли ей меня вместо букета. У нее есть муж, на двадцать лет моложе ее: приятное семейство, немножко даже трогательное и в то же время комичное».

Не знаю, как вас, но меня эта запись Ивана Сергеевича не только покоробила, но даже возмутила. Эдакий взгляд сверху вниз. Ирония, граничащая с сарказмом, по поводу счастливой и трогательной пары. А сам-то, сам-то каков?! Известно, что Тургенев так и не создал своей семьи и всю жизнь грелся около чужой, довольствуясь крохами с чужого стола. О паре Полина Виардо – Иван Тургенев мы поговорим отдельно, а сейчас вернемся к нашей героине.

Людской суд всегда суров, вот и еще один современник Анны Керн, некто Ефремов, оставил свои

впечатления о супругах Виноградских: «Мужа она совсем подчинила себе: без нее он был развязнее, веселее и разговорчивее, сама же она – невысокая, полная, почти ожиревшая и пожилая – старалась представляться какою-то наивною шестнадцатилетнею девушкой, вздыхала, закатывала глаза и т. п.».

Может быть, на людях все это и выглядело смешно (извечное женское стремление оставаться молодою), но им, супругам Марковым-Виноградским, было действительно хорошо вдвоем. На людях они играли какие-то роли, но когда оставались дома одни, то вели себя спокойно и естественно. Любимым их занятием было чтение. Муж обычно читал вслух, а потом они вместе обсуждали прочитанное. Таким образом одолели множество книг как старой литературы, так и новой.

Эта идиллия продолжалась 30 лет.

Но всему приходит конец. В январе 1879 года в возрасте 59 лет скончался Александр Марков-Виноградский. Через четыре месяца, 27 мая 1879 года, за ним последовала Анна Петровна. Ей было 79 лет.

Последние годы жизни выдались тяжелыми, опять же по очень простой причине – нехватка материальных средств. Анне Петровне пришлось даже продать самое дорогое, что у нее было, – письма Пушкина – по пять рублей за штуку.

«После похорон отца, – писал в письме сын Александр, – я перевез старуху мать несчастную к себе в Москву – где надеюсь ее кое-как устроить у себя и где она будет доживать свой короткий, но тяжело-грустный век…»

«Доживать» – всегда нерадостное занятие. Вот один из последних словесных портретов Анны Петровны:

«В полутемной комнате, в старом вольтеровском кресле, повернутом спинкой к окну, сидела маленькая-маленькая, сморщенная как печеное яблоко, древняя старушка в черной кацавейке, и разве только пара больших, несколько моложавых для своих 80-ти лет глаз немного напоминали о былом, давно прошедшем».

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты…

Последняя встреча с Пушкиным была мистической. В Москве готовились поставить памятник поэту на Тверской, а в это время его бывшую возлюбленную везли на погост. «Встреча» – так назвал свое стихотворение Георгий Шенгели:

Кони гремят за Тверскою заставой,Давит булыгу дубовый полок:Ящик, наполненный бронзовой славой,Сотней пудов на ободья налег.Пушкин вернулся в свой город престольный —Вечным кумиром взойти на гранит,Где безъязычный металл колокольныйНедозвучавшую песнь сохранит.Через неделю вскипят орифламмы,Звезды и фраки склонятся к венцам,Будут блистать адъютанты и дамы,И Достоевский рванет по сердцам…Кони гремят по бугристой дороге,Вдруг остановка: подайся назад;Наперерез – погребальные дроги,Факельщик рваный, – «четвертый разряд».Две-три старушки, и гробик – старушкин,Ломкий приют от несчастий и скверн,С тою, которой безумствовал Пушкин,С бедной блудницею – Анною Керн.Две-три старушки и попик убогий;Восемьдесят измочаленных лет;Нищая старость, и черные дроги;Так повстречались Мечта и Поэт.Но повстречались!.. Безмолвье забвенья —Как на измученный прах ни дави, —Вспомнят мильоны о Чудном Мгновеньи,О Божестве, о Слезах, о Любви!