Верити значит истина

Гувер Колин

Она уже поужинала и приняла лекарства, если он спросит.

Я не знаю, почему она говорит мне это, так как я не ответственна за это.

— Хорошо. Спокойной ночи.

Она не говорит мне, чтобы я хорошо провела ночь. Она возвращается в дом и снова закрывает за собой дверь. Через минуту я слышу гул двигателя её машины, когда она выезжает по подъездной дорожке, исчезая между деревьями. Я оглядываюсь на Крю и Джереми, и он рвёт ещё один кусок дерева.

Крю пристально смотрит на меня, стоя возле груды выброшенных рыбацких доков. Он улыбается и машет рукой. Я поднимаю

руку, чтобы помахать в ответ, но сжимаю пальцы в мягкий кулак, когда понимаю, что Крю машет не мне. Он смотрит поверх меня, направо.

Он смотрит на окно спальни Верити.

Я поворачиваюсь и смотрю вверх, как раз тогда, когда занавес в её спальне опускается. Я роняю её книгу на столик во внутреннем дворике, опрокидывая при этом бутылку с водой. Я встаю и делаю три шага назад, чтобы получше рассмотреть окно, но там никого нет. У меня отвисла челюсть. Я оглядываюсь на Крю, но он отступает назад к причалу, чтобы взять ещё один кусок дерева у Джереми.

Мне мерещится всякое.

Но почему он машет ей в окно? Если её там не было, то почему он махал рукой?

Это не имеет смысла. Если бы она смотрела в окно, у Крю было бы гораздо лучше реакция, учитывая, что она не могла говорить или ходить самостоятельно с момента аварии.

Или, может быть, он не понимает, что его мать, идущая к окну, будет чудом. Ему всего пять лет.

Я смотрю на книгу, которая вся в воде, беру и вытряхиваю её. Я прерывисто выдыхаю, потому что мне кажется, что я весь день была на взводе. Я уверена, что всё ещё немного потрясена от той мысли, что она смотрела на меня раньше, и именно поэтому я предположила, что видела, как двигается занавес.

Часть меня хочет забыть об этом, запереться в офисе и работать остаток ночи. Но я знаю, что не смогу, если не проверю её, хочу убедиться, что я не видела того, что мне показалось.

Я кладу открытую книгу на столик во внутреннем дворике, чтобы она высохла, и иду в дом, к лестнице. Я спокойна. Я не уверена, почему мне нужно почувствовать то же спокойствие, когда я работаю, чтобы украдкой взглянуть на неё. Я знаю, что она, вероятно, не может понять многого, так что какая разница, если я буду идти громко? Даже сейчас я молчу, пока поднимаюсь по лестнице, иду по коридору и направляюсь к двери её спальни.

Она слегка приоткрыта, и я вижу окно, выходящее на задний двор. Я прижимаю ладонь к двери и начинаю её открывать. Я прикусываю нижнюю губу, когда заглядываю внутрь.

Верити лежит в постели с закрытыми глазами, руки прижаты к бокам поверх одеяла.

Я тихо вздыхаю с облегчением, а затем чувствую ещё большее облегчение, когда открываю дверь немного шире, открывая колеблющийся вентилятор, двигающийся взад и вперёд от кровати Верити к окну, выходящему на задний двор. Каждый раз, когда вентилятор указывает на окно, занавес движется.

На этот раз я вздыхаю громче. Это был чёртов вентилятор. Возьми себя в руки, Лоуэн.

Я выключаю вентилятор, потому что здесь слишком холодно для этого. Я удивлена, что Эйприл вообще оставила его включённым. Я снова смотрю на Верити, но она всё ещё спит. Подойдя к двери,

я останавливаюсь. Я смотрю на комод — на пульт, лежащий на нём. Я смотрю на телевизор, висящий на стене.

Он не включён.

Эйприл сказала, что она включила телевизор перед уходом, но телевизор не включён.

Я даже не оглядываюсь на Верити. Я закрываю дверь и бегу вниз по лестнице.

Я больше туда не вернусь. Я сама себя пугаю. Самый беспомощный человек в этом доме-тот, кого я больше всего боюсь. Это даже не имеет смысла. Она не смотрела на меня через окно кабинета. Она не стояла у окна, глядя на Крю, и она не выключила свой собственный телевизор. Вероятно, это таймер, или Эйприл случайно нажала кнопку питания дважды и предположила, что она включила его.

Несмотря на то, что я знаю, что всё это происходит в моей голове, я всё равно возвращаюсь в офис Верити, закрываю дверь и беру ещё одну главу её автобиографии. Может быть, чтение с её точки зрения успокоит меня, что она не опасна, и мне нужно просто прийти в себя.

ПУСТЬ БУДЕТ ТАК

ТРЕТЬЯ ГЛАВА

Я знала, что беременна, потому что моя грудь выглядела лучше, чем когда-либо.

Я очень хорошо знаю своё тело, что в него входит, как его питать, как поддерживать его в тонусе. Когда я росла, наблюдала, как талия моей матери расширялась от её лени, поэтому я тренируюсь ежедневно, иногда два раза в день.

Я очень рано поняла, что человек состоит не только из одной вещи. Мы две части, которые составляют целое.

У нас есть наше сознание, которое включает в себя наш ум, нашу душу и все нематериальные части.

И у нас есть наше физическое существо, которое является машиной, на которую наше сознание полагается для выживания.

Если вы будете заниматься сексом с машиной, вы умрёте. Если вы пренебрегаете машиной — тот же исход. Если вы предполагаете, что ваше сознание может пережить машину, вы умрёте вскоре после того, как узнаете, что были неправы.

На самом деле всё очень просто. Позаботьтесь о своём физическом существе. Кормите его тем, что ему нужно, а не тем, что совесть говорит вам, что она хочет. Поддаваться страстным желаниям ума, которые в конечном счёте причиняют боль телу, подобно слабому родителю, уступающему своему ребёнку. О, у тебя был плохой день? Хочешь целую коробку печенья? Хорошо, милая, кушай и пей эту газировку.

Забота о своём теле ничем не отличается от заботы о ребёнке. Иногда это трудно, иногда это ужасно, иногда вы просто хотите сдаться, но, если вы это сделаете, вы заплатите за последствия через восемнадцать лет.

Это уместно, когда речь заходит о моей матери. Она заботилась обо мне, как о своём теле. Очень мало. Иногда я думаю, что она всё ещё толстая, если она всё ещё пренебрегает этой машиной. Я не знаю. Я не разговаривала с ней много лет.

Но мне неинтересно говорить о женщине, которая решила никогда больше не говорить обо мне. Я здесь, чтобы обсудить первое, что мой ребёнок украл у меня.