Верити значит истина
Шрифт:
— У вас в доме вообще есть алкоголь? — Я крепко упираюсь руками в бёдра, пытаясь скрыть дрожь в моих пальцах. Он понятия не имеет, какой она была на самом деле.
Джереми изучает меня мгновение, затем направляется в кладовую. На верхней полке стоит бутылка Crown Royal*.
— Садись, — говорит он, и на его лице всё ещё отражается беспокойство. Он смотрит, как я сажусь за стол и опускаю голову на руки.
Я слышу, как он открывает банку содовой и смешивает её с ликёром. Через несколько мгновений он ставит её передо мной. Я подношу стакан
— Лоуэн, — говорит он, наблюдая, как я пытаюсь проглотить Crown и кока-колу с невозмутимым лицом. Я щурюсь, потому что всё внутри печёт.
— Что случилось?
Давай посмотрим, Джереми. Твоя жена с повреждённым мозгом встретилась со мной взглядом. Она подошла к окну своей спальни и помахала твоему сыну. Она пыталась убить двух детей, пока ты спал в постели.
— Твоя жена, — говорю я. — Её книги. Я просто… Там была страшная часть, и это испугало меня.
Он смотрит на меня с минуту, ничего не выражая. Потом он смеётся.
— Серьёзно? Это книга повлияла на тебя так? Я пожимаю плечами и делаю ещё глоток.
— Она замечательный писатель, — говорю я, ставя стакан на стол. — Думаю, меня легко напугать.
— И всё же ты пишешь в том же жанре, что и она.
— Иногда, даже мои собственные книги пугают меня. — лгу я.
— Может, тебе стоит переключиться на романтику.
— Я уверена, что так и сделаю, как только этот контракт закончится. Он снова смеётся, качая головой, и начинает собирать бумаги.
— Ты пропустила ужин. Если хочешь, то он ещё не остыл.
— Я знаю. Мне нужно поесть. — Может быть, это поможет мне успокоиться. Я иду со стаканом к плите, где стоит куриная запеканка, покрытая фольгой. Я беру себе тарелку и воду из холодильника, затем снова сажусь за стол.
— Это ты приготовил?
— Да.
Я откусываю кусочек.
— Очень вкусно, — говорю я с набитым ртом.
— Спасибо. — Он всё ещё смотрит на меня, но теперь выглядит скорее удивлённым, чем обеспокоенным. Я рада заметить, что это забавно для него. Я хотела бы найти это тоже смешным, но всё, что я только что прочитала, заставляет меня сомневаться в Верити, в её состоянии и честности.
— Могу я задать тебе вопрос? Джереми кивает.
— Просто скажи мне, если я слишком любопытна. Но, есть ли шанс, что Верити сможет полностью восстановиться?
Он качает головой.
— Доктор не верит, что она когда-нибудь снова будет ходить или говорить, так как она ещё не достигла такого прогресса.
— Она парализована?
— Нет, у неё не было повреждений спинного мозга, но её разум сейчас похож на ребёнка. У неё есть основные рефлексы. Она может есть, пить, моргать, немного двигаться, но ничего из этого не является преднамеренным. Я надеюсь, что с продолжением терапии мы сможем увидеть небольшое развитие, но….
Джереми отворачивается от меня и смотрит в сторону кухни, когда слышит, как по лестнице спускается Крю. Он выходит из-за угла в своей пижаме с человеком-пауком, а затем прыгает на колени Джереми.
Крю.
Это может означать только то, что она должна была быть связана с ними. Наверное, поэтому она и написала то, что написала, потому что в конце концов она влюбилась в них так же, как и Джереми. Может быть, писать о своих мыслях во время беременности было для Верити чем-то, вроде освобождения. Как католик, идущий на исповедь.
Эта мысль успокаивает меня, вместе с объяснением Джереми её травм. Она обладает физическими и умственными способностями новорождённого. Мой разум делает намного больше, чем её.
Крю облокачивается на плечо Джереми. Он держит свой *iPad, и Джереми прокручивает его телефон. Они такие милые вместе.
Я была так сосредоточена на негативных эмоциях, которые произошли в этой семье, и мне нужно думать больше о положительных вещах, и это определённо связь Джереми с его сыном. Крю любит его, постоянно смеётся рядом с ним, ему комфортно с отцом, и Джереми не боится показать ему свою привязанность, поцеловав голову Крю.
— Ты чистил зубы? — спрашивает Джереми.
— Ага, — говорит Крю.
Джереми встаёт и поднимает его вместе с собой, без особых усилий.
— Это значит, что пора спать. — Он перебрасывает Крю через плечо.
— Скажи Лауре, спокойной ночи.
Крю машет мне рукой, когда Джереми сворачивает за угол и исчезает вместе с ним наверху.
Я замечаю, как он называет меня псевдонимом, которое я буду использовать перед всеми остальными, но он называет меня Лоуэн, когда мы находимся наедине. Я также отмечаю, насколько мне это нравится. Я не хочу, чтобы мне это нравилось.
Я съедаю остаток ужина и мою посуду в раковине, пока Джереми остаётся наверху с Крю. Когда я заканчиваю, чувствую себя немного лучше. Я не уверена, это из-за алкоголя, еды или от осознания того, что Верити, вероятно, написала эту ужасную главу, потому что за этим последует что-то лучше. Может, дальше она осознает, что это благословение для неё — иметь таких девочек.
Я выхожу из кухни, но мой взгляд привлекает несколько семейных фотографий, которые висят на стене в коридоре. Я останавливаюсь, чтобы посмотреть на них. Большинство фотографий — это дети, но в некоторых есть Верити и Джереми. Они имеют поразительное сходство с матерью, в то время, как Крю похож на Джереми.
Они были такой прекрасной семьёй. Настолько, что эти фотографии удручают, когда ты на них смотришь. Я рассматриваю их всех, замечая, как легко отличить девушек друг от друга: у одной из них огромная улыбка и маленький шрам на щеке, а другая — редко улыбается.
Я поднимаю руку, чтобы прикоснуться к фотографии девушки, со шрамом на щеке, и задаюсь вопросом, как долго он у неё, откуда он взялся. Я двигаюсь вниз по линии фотографий к гораздо более старой фотографии девочек, когда они были малышками. У улыбающейся, даже на этой фотографии есть шрам, значит она получила его в младенчестве.