Верная Богу, Царю и Отечеству

Рассулин Ю. Ю.

Ваша В. [Алексей Николаевич Толстой]». 163

В общем, сценарий ясен. После исчезновения оригинальной рукописи в проруби (как говорится, концы в воду), оставшиеся «переписанные» тетради были переданы на хранение безграмотным идиотам во главе с проклятым кондитером. В следующем акте проклятый кондитер продает их жидовке, как и прочие письма, которыми предполагалось украсить увлекательный детектив. И, наконец, в заключительном акте жидовка, в полном соответствии со своей жидовской натурой, передает все это в издательство.

163

Там же, ед. хр. 7, л. 3.

Цех

по производству тетрадей.

Остается последнее - собственно произвести эти подложные тетради на белый свет, чтобы в случае непредвиденных осложнений, например, обоснованной критики в прессе, или возникновения сомнений у иностранных издателей, или даже судебных исков со стороны тех, кто попытается доказать лживость публикуемой фальшивки, продемонстрировать исходный текст всем умникам. Но это уже проще - так сказать, дело техники. Достаточно посадить трех секретарш, чтобы от руки вписать текст в чистые тетради. Было бы только с чего списывать. А с чего списывать, как говорится в определенных кругах, уже было - с черновиков литературного гения А.Н. Толстого (по нашему глубокому убеждению, которое мы постараемся более широко аргументировать в дальнейшем). Эта почетная задача была поручена нескольким ответственным сотрудникам женского пола. Имена четырех сохранил для истории архив. В назидание потомкам назовем исполнительных соратниц великого писателя. Вот эти героические женшины, чей доблестный труд на благо революции вполне мог быть оценен самой высокой революционной наградой: Надежда Павловна Чахурская, Елена Мартыновна Бархатова, Вельгельмина Эрнестовна Вакс, а также Л.П. Крамер. Возможно, кто-то из них послужил прообразом великому писателю при написании значительного в его творчестве рассказа «Гадюка».

Задачи переписчиц, по-видимому, несколько различались. Если первые две, судя по всему, выполняли чисто механическую задачу переписки и, возможно, перевода на французский язык, то двум последним выпала более ответственная задача - написать свои варианты на тему «дневника». Зачем? Ну, хотя бы затем, чтобы создать здоровую атмосферу творческого соперничества, что-то вроде соц. соревнования или конкурса «Алло, мы ищем таланты», в общем - у кого лучше получится. Получилось по-разному. Вариант Л.П. Крамер - грубая фальшивка, опереточный стиль дешевой кокотки, неприкрытая гнусность и грязь. То, что это подделка, скрыть невозможно, поэтому в архиве этот документ получил название «отрывки из дневника Вырубовой, подделанные Л.П. Крамер». Вполне возможно, что все эти варианты принадлежали одному автору и были всего лишь распределены между названными женщинами для переписывания, то есть для придания им некоего документообразия. Скорее всего, так оно и было. Впоследствии, случайно или намеренно, но и само авторство было закреплено за этими женщинами, которые в этом случае послужили лишь прикрытием подлинного литературного (а может быть уголовного?) авторитета. Странно только, что эти подделанные отрывки находятся среди подлинных писем и телеграмм Анны Александровны Вырубовой.

Гораздо удачней в смысле правдоподобия оказалась другая попытка, которую мы условно (на основании вышеизложенных рассуждений) припишем В.Э. Вакс. Создается впечатление, что она (или тот, кто был настоящим автором) пользовалась подлинной перепиской Анны Александровны с Царской Семьей. Возможно даже (и в этом нет ничего странного), что и сама Вельгельмина Эрнестовна (если это, конечно, она) прониклась сочувствием к невинным страдальцам, что не могло не отразиться в тексте ее сочинения. Однако жесткие идеологические рамки, поставленные неумолимыми заказчиками, не позволили этой женщине стать на сторону правды, и в каждом абзаце ее сочинения проступает деготь, ложка которого, как известно, портит бочку меда.

Безусловно, вне конкуренции оказался вариант, всецело принадлежащий, по всей видимости, самому А.Н. Толстому. Его уверенная победа в литературном соц. соревновании (пусть даже и с самим собой) была неоспорима.

Приданию рукописи характера подлинника служило еще и то обстоятельство, что изготовленные тетради были переписаны и на русском, и на французском языках. Удивляешься проявленному трудолюбию - не лень было переводить и переписывать. Но как увидим из дальнейшего, труд был вовсе не напрасный, так как был совершен в расчете на иностранного читателя.

И еще одно небольшое, но весьма показательное обстоятельство. В деле N 9 имеются черновики «дневника», то есть

рукописные листы, в которых проводили обычную правку чернового текста. То есть, в написанный черными чернилами текст были внесены многочисленные исправления красными чернилами. Ясно, что такие действия с оригинальными источниками, пусть и переписанными, недопустимы. И ни один настоящий историк или литератор не посмеет так обращаться с документальными источниками. Эти черновики написаны на той же бумаге, что и фрагменты камер-фурьерского журнала, перепечатанные на машинке. То есть, и для написания чернового варианта, и для работы с источниками была использована одна и та же бумага - ведомственные листы, разорванные из экономии или из удобства на четыре части. Создается впечатление, что исполнители, увлекшись грандиозной задачей и предвкушая если не славы (все же работа носила секретный характер), то значительного гонорара, уже не обращали внимание на такие мелочи, как уничтожение улик.

Да в тот момент, работая под крышей чрезвычайки, невозможно было и помыслить, что кто-то когда-либо будет серьезно копаться в этой грязной истории, чтобы вывести подельщиков на чистую воду. А то, что работа велась под надзором спец. органов, не вызывает никаких сомнений. Поскольку она носила секретный характер, была рассчитана на широкий международный и общественный резонанс и достижение определенных идеологических целей по дискредитации царизма и его пособников, постольку она не могла не быть под контролем соответственных отделов ЧК.

Надеясь на то, что победителей не судят, исполнители задались целью как можно скорее исполнить приказ партии и издать сенсационную книгу, которая помойным ушатом клеветы потушит зажегшийся было последний, как они думали, и так напугавший их огонек правды. И со всей ненасытной алчностью своей безродной натуры они бросились исполнять это грязное дело, нисколько не озабочиваясь такими мелочами, как уничтожение компрометирующих листочков. Быть может, и наоборот: движимые непомерным честолюбием, они намеренно сохранили следы преступления, умиляясь при мысли о том, как благоговейные потомки, разбирая архивы, будут стряхивать пыль с их писулек, а затем потрясать ими в знак доказательства именно их авторства. Поистине зарвавшийся хам не может видеть своего безумия.

С товарищеским приветом…

Как уже было сказано, расчет был на издание не только в Советской России, но и за границей. В связи с этим главноуполномоченный редактор рабочего издательства Северо-Западного бюро ЦК ВКП(б) и Ленинградского Губкома ВКП(б) «Прибой» Зиновий Самуилович Давыдов, пытаясь установить деловые контакты с братьями по издательскому цеху в Германии, связался с членом правления А/О «Русгерторг» в Берлине товарищем Абрамом Григорьевичем Галопом-Ремпелем. Он надеялся, что германские связи Абрама Григорьевича помогут ему выгодно пристроить рукопись в солидном немецком издательстве. Переписка этих заметных деятелей партии по вопросу издания «лжедневника» в Германии хранилась в Архиве министерства внешней торговли Союза ССР в фонде Русско-Германского акционерного общества (А/О Русгерторг), а затем была передана в ГАРФ, где и хранится по сей день. Заметим, что шефом Зиновия Самуиловича был уже упомянутый в связи с подложным завещанием Михаил Алексеевич Сергеев, которому, согласно этому подложному завещанию, должны были быть переданы таинственные тетради в случае смерти А. Вырубовой. Позволим себе, не приводя полностью всей переписки, отметить наиболее яркие мысли и сделать кое-какие выводы.

Прежде всего Зиновий Самуилович доверительно сообщает Абраму Григорьевичу, что им «найден, приведен в порядок, обработан и проредактирован дневник Вырубовой - вещь исключительного интереса и почти небывалой сенсационности», - напирает Зиновий Самуилович на знакомые ему струнки нездорового интереса ко всякой патоке, не сомневаясь, что найдет нужный отклик в родственной душе. Далее Зиновий Самуилович вынужден приоткрыть истинные мотивы своего предприятия. «В 1922 г. в Париже вышли воспоминания Вырубовой, написанные ею уже в эмиграции, - пишет он; - воспоминания эти преисполнены лжи…». То есть, понятно: нужно принять контрмеры для нейтрализации подлинных воспоминаний. Поэтому Зиновий Самуилович просит Абрама Григорьевича «устроить издание дневника на русском языке в Берлине» и при этом оговаривает (отметим это особо), что «все авторские права перевода и вообще издания вне пределов СССР остаются за мною» - то есть за товарищем Давыдовым.