Верная Богу, Царю и Отечеству

Рассулин Ю. Ю.

Со слов Ирмели Вихерьююри, история появления нового варианта «воспоминаний» выглядит следующим образом. У ее отца, магистра словесности, преподавателя русского языка и одновременно редактора и издателя, появилась идея создания серии книг, которые могли бы рассказать о современной эпохе через фотографии, развернуть как бы фотоисторию современности. Ему удалось выпустить две книги такого рода: «Наш век в картинах» (1936) и книгу о Маннергейме (1937). Редактируя следующие в этой серии книги, куда вошли фотоматериалы о Выборге и о Валааме, он познакомился с Анной Александровной Танеевой, которая, как мы знаем, была крепко связана с Валаамом.

В ее руках находилось настоящее

сокровище! Сотни фотографий могли рассказать о жизни членов Царской Семьи, об их интересах, обстановке, в которой протекала их жизнь, о людях, которые их окружали. Неудивительно, что Анна Александровна могла с радостью принять предложение финского редактора, чтобы открыть это сокровище всему миру. Но необходимо было объяснить сюжет изображений, сделать соответствующие комментарии. Это побудило ее вновь письменно изложить то, что с неослабеваемой силой продолжало жить в ее душе. Особенность ее нового труда, в отличие от прежнего, заключалась в том, что ее новые воспоминания писались в привязке к фотографиям.

Вихерьююри сотрудничал с издательством «Финское литературное общество АБ», с которым 2 мая 1937 года Анна Танеева заключила договор. Это послужило отправной точкой для начала перевода рукописи мемуаров (точнее сопроводительного текста к фотографиям) на финский, шведский и английский языки.

Как считает Ирмели, «мировые политические события и угроза войны все больше затрудняли возможности публикации мемуаров Анны Вырубовой». Работа забуксовала, несмотря на то, что отец Ирмели, редактировавший текст, был лично заинтересован в доведении ее до конца.

Так ли это, сегодня проверить трудно. Каковы истинные причины торможения работы над новыми «мемуарами», неизвестно. В объяснении Ирмели много странного. В частности, то, как могла международная обстановка повлиять на планы частного издательства - ведь от выпуска и продажи тиражей зависел его деловой успех и материальное благополучие. А вот политические мотивы могли повлиять очень сильно. Кому-то могла не нравиться затея по изданию альбома фотографий о жизни Царской Семьи с комментариями Анны Вырубовой.

В 1939 году работа продолжалась только благодаря отцу Ирмели, который смог обо всем договориться с издательством. Как он договорился, не совсем понятно, скорее всего просто выкупил право на издание. Во всяком случае весь фотоматериал Вырубовой, дополненный ее сопроводительными письмами к каждой фотографии, с этого момента находился в его личном распоряжении. Неопределенность с изданием продолжалась вплоть до начала 1950-х годов, когда Анна Александровна приняла решение не публиковать материал без особого с ее стороны разрешения и оформила свою волю в виде завещания. Такового разрешения в течение всей ее дальнейшей жизни так и не последовало. Все это время материалы хранились в семье Вихерьююри вплоть до 1987 года. К этому времени Анны Танеевой уже не было в живых, и ее запрет-завещание больше не имел силы. После смерти отца единственной владелицей кожаного портфеля, где хранились фотодокументы Анны Вырубовой, осталась Ирмели Вихерьююри. Она и продолжила дело, начатое отцом.

Тому способствовал ряд обстоятельств. В частности, неожиданно пришедшая посылка с английским переводом рукописи Анны Танеевой. Посылка была отправлена немецким писателем-фотографом, имени которого Ирмели не называет. Как она считает, ее отец специально передал копию рукописи на хранение за пределы Финляндии. Кроме того, на пробуждение ее интереса к судьбе Анны Танеевой повлиял знакомый теолог Йорма Хейкенен, впоследствии ставший иеромонахом Арсением. Отец Арсений интересовался «искусством» Анны Вырубовой, т.е. собирал ее акварельные рисунки. Кроме того, он

встречался с Верой Запеваловой, проживавшей в то время в доме престарелых, и расспрашивал ее об Анне Вырубовой. Знакомство с этим человеком способствовало проявлению у Ирмели интереса к личности Анны Вырубовой, тем более, что она являлась владелицей уникальной коллекции ее фотографий и рукописи.

Далее в предисловии Ирмели прозвучала не совсем понятная, если не сказать загадочная фраза: «Первые строки книги [речь идет о книге «Фрейлина Императрицы»] были написаны ровно 50 лет спустя [после появления на свет оригинальной рукописи Анны Танеевой]». Основной текст составляют «аутентичные мемуары Анны Вырубовой, которые датируются 1937 годом, когда был подписан договор с издательством». Таким образом, текст книги не идентичен оригиналу, а аутентичен. Это означает, что написавший его внес что-то свое, и перед нами всего лишь вольный перевод, который имеет не полное подобие, но лишь близкое по смыслу. В чем же отличие? Ирмели дает вполне определенный и исчерпывающий ответ. После утверждения о том, что «Анна сама написала свои воспоминания, и первоначально не было никакого мифического писателя», издательница делает признание, что «редакторы многое изменили в тексте: они проредили нагромождения слов, меняя многие знаки препинания». Это было сделано потому, что якобы «ее стиль многословный, часто даже напыщенный до такой степени, что читатель теряет первоначальную мысль». Сделав такое признание, Ирмели тем не менее утверждает, что в конечном, редакторском варианте «сам текст отображает стиль Анны Вырубовой», что «мемуары ясно отражают ее восприятие событий и окружающих, а также ее собственный опыт жизни при Дворе».

Что можно сказать по этому поводу? Все это очень похоже на попытку оправдаться. Да, пытаясь оправдаться перед читателем, Вихерьююри объясняет, почему текст «новых воспоминаний» всего лишь «аутентичен», «отображает», но не соответствует полностью оригинальной рукописи.

Но она не все договаривает до конца. Текст не только был прорежен, в нем не только изменена расстановка знаков препинания - текст претерпел (не везде, конечно, но в некоторых наиболее существенных местах) смысловое искажение оригинальной рукописи. И не просто искажение, но извращение смысла. Как и откуда это видно, только что изложено в наших рассуждениях.

Можно предположить, что еще при жизни Анны Танеевой по некоторым вопросам возникли определенные расхождения с редакторами, которые могли настаивать, допустим, на смягчении характеристик кое-каких деятелей, изменении в расстановке акцентов или на полном сокращении соответствующих мест в тексте. Анна Александровна, со своей стороны, на это не соглашалась. Искажения могли возникнуть уже на этапе перевода, т.к. переводить русский оригинал рукописи на финский, шведский и английский языки начали сразу же. Причем, как свидетельствует Ирмели Вихерьююри, Анна Александровна сама просматривала и делала исправления шведского варианта.

Стороны не хотели уступать друг другу, и работа зашла в тупик. Видимо, Анна Александровна понимала, что преодолеть многие предубеждения не удастся. Она была в растерянности, т.к. вновь столкнулась с тем, что причинило ей столько боли и страданий в России. Она понимала, что осуществить замысел невозможно без внесения неточностей, искажений, понимала, что это будет оскорблением памяти святых Царственных Мучеников, что допустить это - значит их предать. Не зная, как выйти из создавшегося положения, как преодолеть заблуждения людей, она приняла решение временно отложить осуществление своего замысла и наложила запрет на издание принадлежащих ей материалов о жизни Царской Семьи.