Верни нашу дочь, бывший!
Шрифт:
Добравшись в полном молчании до гостевой комнаты, Усольцев останавливается в дверном проёме, опираясь на косяк, и тяжело вздыхает.
– Если пройдёте дальше по коридору, то уткнётесь в дверь, ведущую в санузел. Ванная и туалет совмещены. Есть ещё один туалет в сторону кухни, но это всё покажу завтра. В шкафу есть чистое постельное бельё, полотенце и халат. Доброй ночи, Вероника.
– Доброй ночи, – отвечаю как-то растерянно, потому что так по-доброму со мной уже давненько не общались.
Когда Усольцев уходит, на глаза почему-то наворачиваются слёзы.
Я
Правильно ли это?
Возможно, следовало сразу сказать ему причину моего нахождения в этом доме?
Нет…
Нельзя.
Пока я не уверена, что Соня моя.
Телефон вибрирует, я достаю его из кармана пиджака и смотрю на экран.
Шолохов.
Неужели?
Заволновался? Или просто хочет проверить, успела ли я оседлать Усольцева?
Противно от последней мысли.
Осмотревшись, я понимаю, что в комнате могут быть камеры, поэтому сбрасываю вызов и решаю ответить бывшему мужу в сообщении из ванной, ведь вряд ли кто-то догадается устанавливать камеры там. В конце концов, это аморально: наблюдать за обнажённым человеком или справляющим нужду.
Подхожу к шкафу, хватаю полотенце с халатом и иду в душ.
Несмело открыв дверь, оглядываю огромную комнату, отделанную светлой плиткой. У меня спальня такая в квартире. Мысленно хихикаю своим мыслям и смотрю на огромную ванну. И как такими пользоваться? В углу стоит простой душ, и я решаю, что именно им и воспользуюсь. Закрываю дверь, присаживаюсь на край ванны, прижав к себе полотенце. Халат я уже успела положить на огромную тумбу, сама не заметила как.
Достаю телефон и гляжу на кучу пропущенных.
Шолохов никогда не умел ждать.
Чересчур импульсивный человек.
Он успел прислать несколько сообщений, и я без особого интереса пробегаюсь по ним взглядом.
Шолохов: «Где ты?».
Шолохов: «Он взял тебя в плен?».
Шолохов: «Если не ответишь, Ника, я буду вынужден приехать к Усольцеву!!!».
Приехать?
Зачем ему нужно это?
С такой лёгкостью отказался от меня, когда я нуждалась в его поддержке. Предложил мне лечь под его конкурента, если девочка окажется не нашей дочерью. Что он делает теперь? Пытается показать, что одумался? Активно пишет, словно на самом деле переживает, но я не верю, что у этого человека остались хоть какие-то тёплые чувства ко мне.
Вижу, что собеседник печатает новое сообщение, и набираю ему ответ.
Я: «Со мной всё относительно нормально. Я остаюсь в доме Усольцева до завтра».
Даже не знаю, что ещё можно написать. Мне хотелось накричать на Шолохова, высказать ему всё, что кипело на душе, когда узнала, что он меня «кинул»… В который раз. Он мог рассказать мне всё об этих проклятых рекомендациях и правилах. Или о «правилах» он ничего не знал, и Усольцев придумал их «на ходу»? От последней мысли почему-то становится неприятно. Я становлюсь участницей двойной игры,
Шолохов: «Что значит – ты останешься у него в доме?».
Почему бывшего так волнует этот вопрос?
Сердце щемит.
Кто-то дёргает ручку в ванную, и я вздрагиваю. Телефон скользит, но я успеваю поймать его. Включаю воду, чтобы создать видимость, что здесь «занято», если закрытая дверь и включенный свет не убедили кого-то.
Почему Шолохов вдруг решил включить режим заботливого мужчины?
Шолохов: «Ника, ты же не думала всерьёз ложиться в его постель?».
Усмешка срывается с губ с горьким всхлипом. А что я должна была подумать, когда мне прямым текстом заявили, что именно делать? Шолохов шутил? Нет. В тот момент он выглядел чересчур серьёзным. Он даже сказал, что сообщит, какие именно документы я должна добыть для него. А теперь передумал? Забавно.
Шолохов: «Давай я приеду за тобой?».
Так и хочется спросить, в своём ли уме бывший.
Что изменилось за эти несколько часов? В документах отпала необходимость? Или совесть проснулась? А может, просто неприятно, что его бывшая жена окажется в постели ненавистного конкурента? Ударит по эго?
Я: «Всё в порядке. Меня не пытают и не взяли в плен. Это «условие», о котором ты забыл мне сообщить. Вся прислуга живёт в доме Усольцева и не покидает его без надобности».
Отвечаю и решаю, что пора принять душ, а уж потом отвечу Шолохову, если он ещё что-то успеет написать.
Телефон снова мелькает – входящий вызов.
Господи!
Какой же идиот!
Сбрасываю, убираю телефон на халат, раздеваюсь и вхожу в душевую кабину. Струи тёплой воды обволакивают тело приятным коконом, и я жмурюсь от наслаждения. Расслабляюсь – хоть что-то хорошее за сегодняшний день, если не считать мимолётную встречу с дочерью.
Закончив с водными процедурами, я утопаю в бархатистом белоснежном халате, явно большом мне по размеру, но слишком уютном. Смотрю на экран телефона. Сообщений уже несколько. Сегодня Шолохов шокирует меня своим поведением, и я не знаю, хорошо это или плохо.
Шолохов: «Что за условие такое? Мне ничего об этом не говорили!».
Шолохов: «Заканчивай с этим маскарадом и уезжай».
Шолохов: «Я не шучу!».
Шолохов: «Ты даже не представляешь, насколько опасный человек находится рядом с тобой».
«Уж явно не опаснее тебя», – думаю я и покачиваю головой.
На мгновение меня пугает мысль, что жена Усольцева могла не просто так сбежать от мужа. Вдруг он на самом деле тиран и деспот, которому нравится издеваться над людьми?
Дверную ручку кто-то снова настойчиво дёргает, а свет начинает мерцать, совсем как в фильмах ужаса.
Усольцев?
Решил изнасиловать меня, а потом убить?
Трясущейся рукой открываю замок, толкаю дверь и вижу перед собой…