Верни нашу дочь, бывший!

Ильина Настя

Скрестив руки на груди в защитной позе, Вероника кивает, и мы идём на улицу. Проходя мимо дворецкого, я киваю, что всё хорошо, и он может отправляться спать, а сам мучаюсь от предположений.

Давно внутри не полыхал так сильно азарт.

Мне хочется получить ответы на все вопросы, которые обжигают душу, и в то же мгновение я не готов раскрывать карты и говорить, что часть правды мне уже известна.

Хочу, чтобы она рассказала всё сама.

Свежий воздух мгновенно заполняет лёгкие, стоит нам только оказаться на улице. Аромат цветущей яблони щекочет носовые пазухи. Давненько

я не выходил на улицу, чтобы просто насладиться вечерней прохладой и этими сводящими с ума ароматами. Кажется, что и не жил вовсе. Возможно, развод пойдёт мне только на пользу, тем более отношения с женой у нас были не самые идеальные, и о любви речь шла только в конфетно-букетный, когда я считал, что стал по-настоящему нужен кому-то. Долго это ощущение не продлилось, ведь деньги с моего расчётного счёта после свадьбы стали утекать слишком быстро, пусть эти суммы особого значения и не имеют, но я быстро понял, почему Алла стала моей женой.

Дурак!

Лучше бы до свадьбы прислушался к своей интуиции. С другой стороны, у меня осталось сокровище, которое не купишь ни за какие богатства – моя дочь, пусть придётся заплатить бывшей жене за отказ от ребёнка довольно крупную сумму. Повезло, что она сама мне предложила столь лёгкий исход и не придётся тратить кучу времени, таскаясь по судам. Конечно, последний вариант можно было склонить в мою пользу, но порой даже деньги бессильны. Не всё зависит от них, и если одного человека подкупить легко, то второй может наотрез отказаться разговаривать со мной и вынесет решение заочно.

– Вам легче на улице? – спрашиваю, бросив беглый взгляд на свою спутницу, о которой на время успел позабыть, окунувшись в мысли о жене.

Скоро бывшей.

Мы доходим до сада, и я предлагаю Веронике присесть на скамейку. Она отрицательно мотает головой и бурчит себе под нос извинения. Ведёт себя, словно на самом деле жертва, вот только знаю уже их блеяние. Поплачется, попытается заставить поверить в её искренность… Может, ещё про больного родственника затянет песню?

– У нас с вами на самом деле не сложился разговор с самого начала, и я чувствую сильное давление, исходящее от вас, – хрипловатым голосом выдаёт Вероника и несмело поднимает на меня взгляд. – Возможно, нам просто следует начать сначала? – Она протягивает мне свою хрупкую ладошку и улыбается: – Меня зовут Вероника, и я рада буду сотрудничать с вами и стать няней для вашей дочери. Я смогу подарить девочке материнскую любовь и заботу. Я уверена, что справлюсь. Простите, что растерялась и посчитала правила вашего дома несколько… негуманными.

Я теряюсь от поведения девчонки, ведь я рассчитывал на её признание в связи с Шолоховым, а тут «знакомство». Довольно странное, я бы сказал. Вероника ведёт себя как подросток, и я не знаю, как реагировать. Подыграть ей?

Пожимаю протянутую мне ладонь и улыбаюсь в ответ.

– Меня зовут Виктор, и я знаю о вас куда больше, чем вы рассказали. Так может, следует уже быть честнее, Вероника? – смотрю девушке в глаза, а когда она пытается высвободить свою руку, сжимаю пальцы ещё сильнее и тяну на себя так, что Вероника

оказывается практически в моих объятиях.

Она часто дышит и удивлённо хлопает ресницами. Кладёт свободную руку мне на грудь, чтобы выдержать хоть какую-то дистанцию, а меня дурманит её поведение, потому что испуг выглядит чересчур натурально. Девчонка ведёт себя как невинная девственница, а не опытная искусительница, и это заводит. Быть может, на то и был расчёт Шолохова, когда он отправил её в мой дом? Смутить меня ангельской чистотой и заставить поверить?

– Ну так что? Вы будете говорить правду, или мы перейдём к делу? – спрашиваю, обжигая своим дыханием нежную девичью кожу и едва сдерживаясь, чтобы не впиться в пухлые губы лёгкого персикового оттенка.

Между нами искрит, но я понимаю, что всё это надуманное влечение, или издержки длительного воздержания, ведь я давно не спал с женщиной.

Глава 4. Вероника

Он не оставил мне выбора…

Шолохов ничего не рассказал мне о человеке, с которым предстоит иметь дело, и теперь я висела на волоске от…

От чего?

Вряд ли Усольцев станет насиловать меня и принуждать к близости с ним, вот только его дыхание обжигает и пугает. Его губы, находящиеся на столь минимальном расстоянии от моих, настораживают, и мне хочется увеличить дистанцию.

Опасно…

Слишком опасно находиться в такой близи со столь властным мужчиной.

– Скажу. Я расскажу вас всю правду, если пообещаете выслушать меня, – пищу я в надежде, что он отпустит, и я придумаю в ближайшие секунды, как выкрутиться.

Пальцы Усольцева соскальзывают с моей руки, и мужчина делает шаг назад, недовольно поглядывая на меня. Он раздражён. И я понимаю его – всё это время он считал, что я вожу его за нос.

Он знает обо мне больше, чем я рассказала?

Как много ему известно?

Я могу рассказать немало, но должна пока молчать о дочери.

Что я скажу?

Простите, но у вас моя дочь?

Да за такое он прямо сейчас вышвырнет меня из дома, а потом увезёт малышку подальше, куда мы с Шолоховым уже не сможем пробраться. Да и Роме это не нужно: он предельно ясно выразился, когда поставил то отвратительное условие.

– Я слушаю очень внимательно, Вероника. С какой целью вы явились в мой дом?

– С целью заработать… Я на самом деле хотела стать няней для вашей дочери, но есть кое-что ещё.

Цепляюсь за заинтересованный взгляд и потираю запястье, кожа на котором неприятно зудит. Усольцев сжимал не так сильно, но всё равно неприятно. Вспоминаю, что он чуть было не поцеловал меня, и внутри закипает отвращение: мужчины вроде него привыкли брать всё деньгами или силой.

– Вот как? Я слушаю. Что ещё вам велел сделать господин Шолохов?

Шолохов…

Наверняка Усольцеву известно о нашей связи, поэтому скрывать что-то не имеет смысла. Как много он знает? Впрочем, вряд ли он догадается, что я пришла сюда за ребёнком. Рома пытался убедить меня, что Усольцев не узнает о нашем браке. Вот только, вероятно, он просчитался.