Верноподданный (Империя - 1)
Шрифт:
Но фрау фон Вулков поморщилась:
– Fi donc!* Это привело бы к тому, что молодой граф, то есть Ядассон, объявил бы своего отца психически неполноценным. В третьем акте, который вы сейчас увидите, Ядассон угрожает этим лейтенанту в сцене, по-моему, удавшейся мне. Неужели лейтенанту взять такой грех на душу? А дробление родового имущества? В вашей среде это, быть может, не встретило бы особых возражений. Но у нас, видите ли, многое, невозможно.
______________
* Что вы! (фр.).
Дидерих поклонился.
– Высшие сферы руководствуются понятиями, недоступными нашему пониманию. Да, пожалуй, и пониманию судей.
Президентша
– И вот лейтенант очень деликатно отказывается от тайной графини и женится на дочери фабриканта.
– На Магде?
– Разумеется. А тайная графиня выходит за учителя музыки. Так угодно высшим силам, дорогой доктор, перед которыми там, - в голосе ее послышались глухие нотки, - остается лишь склониться.
У Дидериха было еще одно сомнение, но он затаил его. Почему бы лейтенанту не жениться на молодой графине без приданого? Дидериха, с его мягким, чувствительным сердцем, такая идиллия вполне удовлетворила бы. Но увы! В нынешние суровые времена иные взгляды на вещи.
Занавес опустился, и публика, поборов волнение, вызванное спектаклем, наградила щедрыми аплодисментами молодого лейтенанта и служанку, - они, конечно, долго еще будут страдать от своей тяжелой участи, ведь они лишены доступа ко двору.
– Это действительно ужасно!
– вздыхали фрау Гарниш и фрау Кон.
Возле буфетной стойки Вулков сказал в заключение беседы с бургомистром:
– Мы еще вправим мозги этой банде!
– Затем тяжело опустил свою лапищу на плечо Дидериху.
– Ну что, милейший доктор, моя жена уже пригласила вас на чашку чая?
– Само собой, и приходите поскорее!
– Фрау фон Вулков протянула ему руку для поцелуя, и Дидерих, совершенно счастливый, удалился. Сам Вулков выразил желание встретиться с ним! Он готов плечом к плечу с Дидерихом завоевать Нетциг!
Пока супруга президента, окруженная восхищенными зрителями, принимала в зеркальной галерее поздравления, Дидерих обрабатывал общественное мнение. Гейтейфель, Кон, Гарниш и еще несколько человек мешали ему. Они - правда, очень сдержанно - давали понять, что пьеса, на их взгляд, чистейшая дичь. Дидериху пришлось выразительно намекнуть на превосходный третий акт, и только тогда они замолчали. Он подробно продиктовал все, что ему было известно о драматурге, редактору Нотгрошену, который очень спешил, - номер газеты уже верстался.
– Если насочините какого-нибудь вздору, я отхлещу вас по щекам вашей же стряпней! Поняли, вы, писака?
Нотгрошен поблагодарил и простился. Кюнхен, слышавший весь разговор, ухватил Дидериха за пуговицу и визгливо затараторил:
– Послушайте, драгоценнейший! Одно только вы должны были еще сказать нашему господину обер-сплетнику...
Редактор, услышав свое прозвище, вернулся, а Кюнхен продолжал:
– Дивное творенье достопочтеннейшей фрау фон Вулков было уже однажды предвосхищено, и не кем иным, как нашим непревзойденным мастером Гёте в его "Побочной дочери"{282}. А высшей похвалы, надо полагать, нельзя и придумать для писательницы.
Дидерих не был уверен в полезности кюнхенского открытия, но счел излишним поделиться с ним своими сомнениями. Старикашка уже несся с разлетающимися волосами сквозь толпу; издали видно было, как он шаркает ножкой, излагая фрау фон Вулков результаты своих сравнительных изысканий. И, разумеется, он потерпел фиаско, какого даже Дидерих не мог предугадать. Президентша отрезала ледяным тоном:
– Вы что-то напутали, господин профессор. И вообще разве "Побочная дочь" сочинение Гёте?
– спросила она,
Кюнхен уверял ее, что тут не может быть ошибки, но тщетно.
– Во всяком случав, вы читали в журнале "Семейный очаг" мой роман, а я его только инсценировала. Все мои произведения строго оригинальны. Я полагаю, что присутствующие, - она обвела взглядом окруживших ее нетцигчан, - в корне пресекут злостные слухи.
Она кивком отпустила Кюнхена, и он отошел, судорожно ловя открытым ртом воздух. Дидерих, с ноткой презрительной жалости в голосе, напомнил ему о Нотгрошене, который уже испарился вместе с опасными сведениями, и Кюнхен бросился за редактором, чтобы предупредить катастрофу. Окинув взглядом зал, Дидерих увидел, что картина переменилась: публика теснилась не только вокруг жены президента, но и вокруг старого Бука. Это было поразительно, но таковы уж люди; они раскаивались, что дали сегодня волю своим инстинктам. Один за другим они благоговейно подходили к старику, и на лицах их читалось желание забыть о случившемся. Так велика была, невзирая на тяжелые потрясения, власть исстари признанной традиции! И Дидерих решил, что лучше не отставать от большинства, это может обратить на себя внимание. Удостоверившись, что Вулков уехал, он направился к Буку засвидетельствовать свое почтение. Возле старика, который сидел в мягком кресле, специально для него поставленном у самой сцены, в эту минуту никого не было; его рука как-то удивительно трогательно свисала с подлокотника. Он поднял глаза на Дидериха.
– Вот и вы, мой дорогой Геслинг. Я часто сожалел о том, что вы ни разу больше не зашли...
– сказал он очень просто и благожелательно.
Дидерих мгновенно почувствовал, как на глаза у него навертываются слезы. Он протянул старику руку, обрадовался, что Бук задержал ее в своей, и забормотал что-то о делах, заботах и, "честно говоря", - его обуяла внезапная потребность в честности, - о сомнениях и колебаниях.
– Как хорошо, - сказал старик, - что мне не приходится только догадываться о ваших сомнениях и колебаниях, а вы сами признаетесь в них. Вы молоды и, конечно, поддаетесь господствующим умонастроениям. Мне не хотелось бы впасть в старческую нетерпимость.
Дидерих опустил голову. Он понял - это прощение за судебный процесс, стоивший гражданской чести зятю старого Бука; у него перехватило дыхание от такого великодушия и... такого безграничного презрения. Старик, правда, прибавил:
– Я уважаю борьбу и хорошо знаю, что это такое, вот почему я далек от ненависти к тем, кто борется против моих близких.
Дидерих, боясь, что эта тема слишком далеко заведет их, стал от всего отпираться. Он, дескать, сам не знает... Иной раз тебя вовлекают в такие дела... Старик выручил его:
– Понимаю. Вы ищете себя и еще не нашли.
Его седая остроконечная бородка нырнула в шелковый шарф, а когда вынырнула, Дидерих понял, что разговор примет новый оборот.
– Вы так еще и не купили соседний дом?
– спросил господин Бук.
– Ваши планы, по-видимому, изменились?
Дидерих подумал: "Он все знает", - и ему уже казалось, что раскрыты все его тайные помыслы.
Старик хитро и добродушно усмехнулся:
– Вы, очевидно, хотите сначала перевести свою фабрику на новое место и уже затем расширить ее? Мне представляется, что вы задумали продать свой дом и только ждете подходящего случая... а у меня как раз наметился такой случай...
– И, внезапно взглянув в глаза Дидериху, он сказал: - Город предполагает учредить приют для грудных младенцев.