Верность сердцу и верность судьбе. Жизнь и время Ильи Эренбурга
Шрифт:
Эренбург также сыграл решающую роль в организации публичного чествования обоих Мандельштамов — Осипа и Надежды на вечере, состоявшемся 13 мая 1965 г. С помощью Эренбурга в Московском государственном университете был получен зал, где собралось несколько сотен человек; многие сидели на полу и на подоконниках. Вел вечер Эренбург, его вступительное слово показало, насколько откровеннее он позволял себе высказываться — в момент, когда новый брежневский режим стал препятствовать разоблачению сталинского периода и выражению нелояльных мнений об искусстве и политике. В своей речи Эренбург отметил, что «студенты теперь гоняются за лишним билетом, как жаждущие за стаканом воды. Это жажда по подлинной поэзии». Многие годы, сказал Эренбург, он всячески старался пробить в печать книгу стихов Мандельштама. Еще в 1956 году его заверили, что такой проект рассматривается. Часть проблемы заключалась в том, что стихи Мандельштама абсолютно аполитичны, и начальство находится в растерянности, не зная, какие из них следует подвергнуть цензуре. Выхода книги придется, возможно,
950
Отчет о вечере памяти Осипа Мандельштама хранится в РГАЛИ. Ф. 1893, оп. 2, ед. хр. 9. См. также: Грани. 1970. № 77. С. 82–88.
В заключение он представил собравшимся Надежду Мандельштам. Зал поднялся и приветствовал ее громкими аплодисментами. Из скромности она попросила забыть о том, что присутствует в зале, и продолжать программу. Кульминационным моментом вечера явилось выступление Варлама Шаламова, многолетнего узника лагерей, чьи рассказы о Колыме считаются одними из самых сильных разоблачений сталинского Гулага. Хотя шаламовская проза в официальной печати до 1969 года не публиковалась, да и тогда — лишь в Париже, его рассказы в конце шестидесятых широко распространялись самиздатом.
На мандельштамовском вечере Шаламов прочитал «Шерри-бренди» — рассказ о смерти Мандельштама в ледяной пустыне Дальнего севера. Рассказ этот Шаламов написал двенадцать лет назад, когда сам еще был заключенным на Колыме. Во время чтения «кто-то из университетской администрации попросил запиской прекратить выступление», но Эренбург это предостережение проигнорировал и положил записку в карман. Встретившись на этом вечере впервые, Эренбург и Шаламов продолжили знакомство: вскоре между ними завязалась теплая переписка [951] . Шаламов внимательно проследил весь жизненный и творческий путь Эренбурга. Он доверял Эренбургу и понимал, что в сумбурные годы после смерти Сталина Эренбург всячески пытался расширить рамки советской культуры. «У Эренбурга на руках крови нет», — сказал однажды Шаламов своему другу, диссиденту Юлиусу Телесину [952] .
951
Письма Варлама Шаламова к Эренбургу хранятся в РГАЛИ. Ф. 1204, оп. 2, ед. хр. 2116. См. также: Фрезинский Б. Я. Илья Эренбург — Варлам Шаламов. Диалог 1966 года // Советская культура. 1991, 26 января. С. 15.
952
Юлиус Телесин. Интервью, данное автору в 1983 г. в Иерусалиме. В конце шестидесятых годов Юлиус Телезин был известен в Москве как активнейший диссидент. Его называли «королем самиздата», потому что карманы у него всегда были полны самиздатской литературой. Отношение Шаламова к Эренбургу дорогого стоит. Солженицын считал Шаламова образцом для себя. См.: Солженицын А. И. Архипелаг Гулаг… Op. cit. С. 9: «Может быть, в „Колымских рассказах“ Шаламова читатель верней ощутит безжалостность духа Архипелага и грань человеческого отчаяния».
Эренбург и вопрос о личности Сталина
В том же 1965 году старейший советский журналист Эрнст Генри распространил «Открытое письмо И. Эренбургу», в котором жестко критиковалось написанное Эренбургом о Сталине в заключительных главах Книги шестой. Генри возражал против суждения Эренбурга, утверждавшего, что Сталин был умен, и перечислял ошибки Сталина, приведшие к гитлеровскому нашествию. Упоминал Генри, в частности, и о том, как, следуя указаниям Сталина, немецкие коммунисты отказались сотрудничать с социал-демократами, расколов левые силы, и тем самым помогли Гитлеру прийти к власти. Письмо это Генри, однако, отправил адресату не сразу, а лишь после того, как оно разошлось в самиздате, чем, разумеется, обидел Эренбурга [953] .
953
Открытое письмо Эрнста Генри к Эренбургу было опубликовано в 1988 г. См.: Дружба народов. 1988. № 3. С. 231–239.
По всем данным, Эренбург, создавая портрет Сталина в своих мемуарах, испытывал большие трудности. Он часами говорил о Сталине, пытаясь постичь культ Сталина и слепую преданность ему людей по всему миру. Борис Закс, ответственный секретарь журнала «Новый мир», оказался свидетелем той борьбы, которую Эренбург вел с самим собой. Закс, через которого осуществлялись, в основном, контакты писателя с журналом, как-то два часа проговорил с ним о Сталине. В этой беседе Эренбург, как показалось Заксу, пытался прояснить для себя, был ли Сталин «сознательным злодеем или все-таки считал, что действует на благо страны» [954] .
954
Борис
В черновом варианте Книги шестой Эренбург писал: «Мне привелось несколько раз разговаривать с его ближайшими соратниками — Ждановым, Молотовым, Кагановичем, Щербаковым, Маленковым. Их слова были жестче, чем речи Сталина. (Это, конечно, естественно — боялись все.) Как миллионы моих соотечественников, я очень долго думал, что его запугивают мнимыми заговорами». В другом месте Эренбург высказывал предположение, что Сталин вряд ли «расправлялся со старыми большевиками потому, что был жесток, наверное он думал, что ограждает партию и народ от фракционеров, от непослушных, спорщиков, от людей, политически думающих и, следовательно, ненадежных». Овадий Савич, давний друг Эренбурга, первый читатель его мемуаров еще в процессе их написания, остался недоволен «портретом» Сталина. Савич считал, что Эренбург только разбирается, ищет, чтобы прийти к чему-то либо более сложному, либо более простому. На полях рядом с процитированным выше текстом Эренбурга, он написал: — «А не от тех, кто знал его прошлое?» [955]
955
ЛГЖ. Т. 3. С. 397. Комментарии.
Эренбург считал, что нельзя отмахнуться от Сталина, видя в нем просто жестокую гадину. Как вспоминает Даниил Данин, Эренбург как-то вечером, в 1964 году, угостил его четырехчасовым монологом о Сталине:
«Эренбург не мог остановиться… Он искал слова для оправдания нескольких десятилетий своей жизни. Он сам был бы счастлив, если бы Сталина никогда не существовало. Но он существовал. И он, Эренбург, существовал в одно с ним время. И был не только его противником, но и красноречивым умильным льстецом. В то время это было для него внутренней скрытой драмой, сейчас она стала более открытой» [956] .
956
Даниил Данин. Интервью, данное автору в 1982 г. в Москве. Материалы из архива Д. Данина. См. также: Культура и жизнь. 1948, 31 октября. С. 4.
В конечном итоге, Эренбург отказался от мысли дать в мемуарах исчерпывающую характеристику Сталина. Для этого ему недоставало надежной информации, к тому же ему, верой и правдой служившему Сталину, было чрезвычайно трудно установить, какие причины определили культ Сталина, да и его собственную незыблемую верность.
Проблема эта продолжала его преследовать. В апреле 1966 г. выступая в одной из московских библиотек на читательской конференции по книге «Люди, годы, жизнь», Эренбург коснулся критики Эрнстом Генри тех глав, которые были посвящены Сталину.
«В письме ко мне, которое идет по Москве, меня упрекают, что я называю Сталина умным. А как же можно считать глупым человека, который перехитрил решительно всех своих, бесспорно умных, товарищей? Это был ум особого рода, в котором главным было коварство, это был аморальный ум. И я об этом писал. Не думаю, что дело выиграло бы, если бы я добавил несколько бранных эпитетов в адрес Сталина.
Я сделал то, на что я способен, сделал все в пределах того, что мне понятно, дал психологический портрет наиболее экономными средствами. Но тут граница моего разумения. И в этом я открыто признаюсь и признавался. Ведь исторически дело не в личности Сталина, а в том, о чем говорил Тольятти: „Как Сталин мог прийти к власти? Как он мог удержаться у власти столько лет?“ Вот этого-то я и не понимаю. Миллионы верили в него безоглядно, шли на смерть с его именем на устах. Как это могло произойти?
Я вижу петуха в меловом кругу или кролика перед пастью удава и не понимаю. Ссылки на бескультурье и отсталость нашего народа мне неубедительны. Ведь аналогичное мы видели в другой стране, где этих причин не было. Я жажду получить ответ на этот главный вопрос, главный для предотвращения такого ужаса в будущем» [957] .
Кто-то из присутствовавших законспектировал выступление Эренбурга и распространил запись по Москве. Текст записи попал в руки Шаламова, и он тут же написал Эренбургу письмо, поблагодарив за правильные мысли. Особенно понравилось Шаламову утверждение Эренбурга, что «не в Сталине дело», как это старались внушить всем приверженцы режима. «Дело гораздо, гораздо серьезней, как ни кровавы реки тридцать седьмого года», — писал Шаламов. Для него, как и для Эренбурга, сталинский террор нельзя было свести к ссылкам на коварный склад ума и паранойю диктатора. Тут требовалось объяснение намного сложнее, «которое ищется десятилетиями». Что же до Эрнста Генри, то Шаламов не считал его достойным внимания; он — «не из тех людей, которые имели бы право делать Вам [Эренбургу — Дж. Р.] замечания» [958] .
957
Советская культура. 1991, 26 января. С. 15.
958
РГАЛИ. Ф. 1204, оп. 2, ед. хр. 2116.