Вернуть мужа. Стратегия и Тактика
Шрифт:
Семен был вызван мною, несмотря на то, что перевалило за полночь. Сторож кооператива уверил пятерых женщин, обеспокоенных запретом на продажу алкоголя после одиннадцати, что у него "есть связи" в буфете железнодорожной станции. Еще через полчаса мы смогли убедиться в крепости этих самых связей: Семен вернулся с двумя бутылками вина, оказавшегося "Кагором", и вафельным тортом "Север".
– Каг-ик-ор?
– спросила я у одного из трех сторожей, того, который был ближе всех ко мне.
– Это же крепленое вино. Его не-ик-льзя ме-ик-шать с...
– Почему
– серьезно спросила Сашка, внимательно разглядывая этикетку.
– Написано "освященное". Значит, можно.
Анна и Мила синхронно закивали, подтверждая сказанное Сашкой. "Освященность" вина была воспринята нами с благоговением и благодарностью к тому неизвестному нам служителю божьему, который совершил данное таинство. Мне стало очень любопытно, как именно освящают вино? Еще в бочках или уже в бутылках? Представила себе священника в рясе, с большим крестом на шее. Он машет кадилом, что-то поет, а работники ликеро-водочного завода, сняв головные уборы, смиренно стоят, очи долу опустив.
Мы осторожно чокались бокалами, почему-то шепотом произносили "Ура!" и пили кагор, заедая его вафельным тортом. Последнее воспоминание перед тем, как я заснула: Сашка ведет меня на второй этаж, в мою комнату, и приговаривает:
– Вот сейчас поспим - и все будет хорошо!
Я хотела ей ответить, что все "уже хорошо", но забыла, как произносится слово "всё". Я несколько раз произнесла "ф-ф-ф-", потом решила поделиться своим открытием уже утром, когда высплюсь.
– Я всех уложу!
– поклялась Сашка, укрывая меня одеялом.
– Спи спокойно!
Последние слова "спи спокойно" напомнили мне мой первоначальный план ухода из жизни, попытку написать некролог по совету Михаила Ароновича и жесткие слова мужа: "Ничего не закончилось, пока я этого не сказал!"
– Фигушки тебе!
– хотела заявить я, но "фигушки" тоже не получились. Ладно, с артикуляцией разберемся завтра. Надо выспаться - и все вернется. Засыпая, я уже ощущала приближение головной боли и спряталась от нее во сне. Долгом, тревожном сне. Какая-то мысль беспокоила меня и не давала окончательно отпустить реальность. А! Обещание старому другу и врачу. Вспомнить как можно больше счастливых моментов нашей жизни с Максимом. Да вся она - сплошное счастье... до этой пятницы.
Пятнадцать лет назад (продолжение)
Максим и Вовка впервые в жизни поссорились. Из-за меня. Так сказала Сашка, когда пришла ко мне в гости. Домашний арест действовал уже неделю. В школу меня отвозил отец, забирала Рита. Вовка же получил свободу "под честное слово", так как сумел договориться со своим отцом, но не смог с моим. Из дома его выпускали, но ко мне не пускали. Виделись мы только в школе. Но последние три дня я сидела дома. У меня заболело горло. То ли от того, что я простыла, то ли от того, что я его надорвала, когда мы с папой орали друг на друга: он запретил мне по вечерам уходить из дома и не отпустил жить к бабушке. Рита развела нас, злых и возбужденных, по разным комнатам. Мне принесла горячего молока с медом, а ему рюмку коньяка.
Я начала
– Иди, скажи ему, что Лерка и Сашка ни при чем, - отправляла я Риту гонцом к отцу.
– Обойдешься без общения недельку. Это наказание, - приносила ответ Рита.
Отец уехал в очередную командировку, и я измором взяла Риту - мне разрешили свидание с Сашкой в обмен на обещание есть на обед суп.
– Поссорились?
– переспросила я.
– Из-за меня? Или из-за того, что только их, Макса с Игорем, наказали? А нас с Вовкой нет?
– Ты так думаешь?
– недоверчиво спросила Сашка.
– Да он вас спас! Сигареты только у Игорехи и Макса в руках были. А он не курил с вами, между прочим.
– Не курил, - покраснев, сказала я и согласилась.
– Да. Максим нас спас. Его сильно наказали?
– Макса?
– весело спросила Сашка.
– Думаю, нет. У него отец классный, мне б такого. Скорее всего, Макс ему все рассказал, как было, а тот поверил.
Сердечко мое учащенно билось от осознания потрясающего факта: Максим дрался из-за меня. С лучшим другом. Я все-таки ему нравлюсь!
– А мать у него есть?
– мне было интересно все, что касалось Максима и его семьи.
– Есть, - ответила Сашка.
– Но в школу только отец ходит. Макс говорит, что тот по нему дежурный. Ну, за школу отвечает.
– Да, - печально согласилась я.
– Повезло ему, что отец такой... Мой тоже отвечает, вернее, я перед ним. А с чего ты решила, что поссорились?
– Я не решила. Я видела, - заявила Сашка, беря в руки и разглядывая наши с Мышильдой игрушки. Выбрала Барби в платье принцессы и уселась ее причесывать.
– Макс назвал Вовку "идиотом", что-то там про "подставил Варьку". Вовка ему врезал. Макс ответил. Теперь на экскурсию не едут оба.
Точно! У нас же экскурсия в загородную стеклодувную мастерскую.
– Мы с Леркой решили тоже не ехать. Ты на больничном. Вовка с Максом не едут, а Игорь на соревнованиях опять.
– Телефон с собой?
– заговорщески спрашиваю я.
– Держи!
– Сашка протягиваем мне свой мобильный.
– "Я без телефона. Болею. Пиши на Машкин", - я скинула Вовке номер телефона сестры. Та получила его в подарок, став первоклассницей.
С этого дня, проявляя чудеса изобретательности, я переписывалась с Вовкой по Мышильдиному телефону.
Снятие домашнего ареста совпало с выходом с больничного. Шла в школу, надеясь на то, что Максим вот-вот со мной поговорит, и тогда я скажу ему о своих чувствах. А что? Девушке тоже можно быть первой. Надо только смелости набраться. Я же получила неопровержимые доказательства особого к себе отношения.
В школе меня встретили мои друзья, радостно, тепло. И ничего. Ничего особенного в моих отношениях с Максимом не появилось. Не было взглядов, прикосновений, намеков. И я стушевалась. В четырнадцать лет мне не хватило смелости признаться самой. И я снова стала ждать.