Вернуть мужа. Стратегия и Тактика
Шрифт:
Вот оно! Мое спасение! Работа.
– Я на дачу забурилась на пару недель. Если хотите, привозите вашу главу. Сами знаете, здесь с интернетом перебои, - бодро отвечаю я.
– Спасибо, в течение двух часов буду!
– радуется Анна.
– У вас, правда, все хорошо?
По второй линии пробивается чей-то звонок, и я быстро переключаюсь, прощаясь с Анной.
– Быстрова, ты сволочь редкая!
– такой эмоциональности я добилась от Лерки впервые за семнадцать лет знакомства.
– Сашка сказала, что ты на даче. Я приеду к вечеру.
– Куда ж я тут уйду?
– обиженно соплю я в трубку.
– Чего ругаешься, как сапожник? Приезжай, конечно.
И началось: то тюлень позвонит, то олень. Все меня нашли, и все едут ко мне на дачу.
К шести часам вечера в доме бабы Лизы собралась группа возбужденных женщин самого разного возраста: Сашка, Лерка, Анна и Мила, Мышильда, прилетевшая из Испании. Они с тревогой заглядывали мне в глаза, щупали пульс, гладили по голове и плечам.
– Да что случилось?!
– взмолилась я наконец.
– Вам всем Максим сказал, что я заболела?
– Мне да, - отчеканила Сашка.
– А это не так?
– И мне, - подтвердила Лерка.
– Я сама так подумала, когда до вас за шесть раз не дозвонилась, - объясняла Мила, испуганно глядя на меня и моргая длиннющими накладными ресницами, отбрасывающими тень на ее искусно накрашенное лицо.
– Внезапная отмена дня рождения очень удивила, если честно, - согласилась со всеми Анна, загорелая, в шикарном длинном белом платье и в огромной розовой шляпе.
– Сестренка!
– Мышильда бросилась мне на шею, уронив меня на диван.
– Ты же у нас недопоздравленная!
– Точно!
– Сашка метнулась во двор к машине и вернулась в дом с большой коробкой, упакованной в белую бумагу в черный горошек.
– Вот!
Сашка поставила коробку на пол возле моих ног. Вся компания уставилась на меня с умильно-радостными улыбками. Со стороны могло показаться, что толпа взрослых поздравляет маленького ребенка, рисуя на лицах приторно-сладкое выражение.
– Ну, давай, открывай, Варюшечка!
– сюсюкая, торопит меня Мышильда, только подтверждая сложившееся впечатление.
Смотрю снизу вверх на их родные и дорогие мне лица, и сладко щемит в груди от осознания моего богатства. Мои друзья. Как же здорово, что они у меня есть!
Вы читали повесть Людмилы Петрушевской "Свой круг"? Когда-то она на несколько дней вышибла меня из жизни жестокой ее правдой. Никогда не сталкивавшаяся с подобным, я была парализована отчаянием и тоской. Как можно было так дотошно, даже цинично описать отношения друзей ближнего круга? Банальная история с жутким концом. Бабушка, которая и посоветовала мне прочесть эту книгу, даже забрала меня спать к себе в постель, потому что первую ночь я горько проплакала в подушку, ругая ее за то, что мне пришлось пережить во время чтения.
– Знаешь, Варя, - гладила мои кудри баба Лиза.
– Только литература по-настоящему воспитывает душу, только она способна так влиять на нас. Твоя душа болеет, значит, автор - талант.
Теперь же я поняла,
Шурша оберткой, вскрываю коробку. Замираю от восторга. Это большая фарфоровая композиция "Влюбленная пара".
– Немецкий фарфор. Начало двадцатого века, - хвастается Мышильда, опускаясь на колени возле коробки.
– Мы подумали, - садясь рядом со мной и обнимая меня за плечи, говорит Сашка, - что ты захочешь продолжать собирать коллекцию бабушки и Михаила Ароновича.
– Баба Лиза была бы счастлива, - охрипнув от волнения, каркаю я, глядя мокрыми глазами на своих подруг.
– Варенька, вы такой чудесный человек!
– схватив меня за руку, порывисто говорит Мила.
– Скажите, что подарок вам понравился!
– подхватывает Анна.
– С днем рождения, подруга!
– подмигивает мне Лерка.
– Спасибо!
– искренне говорю я.
– Правда, спасибо! Мне ведь даже в голову не пришло, что можно и нужно помогать Михаилу Ароновичу собирать коллекцию. Он так обрадуется!
– А как тебе наш выбор?!
– снова хвастается Мышильда.
– Так на вас с Максом похожи!
Прозвучало запрещенное слово. Тупо смотрю на даму и ее кавалера, сидящих на маленьком диванчике с цветной обивкой. Дама кокетливо склонила голову набок, а кавалер в полосатых панталонах и парике вот-вот возьмет возлюбленную за руку. Аристократические личики, изящные позы и какая-то тайна, связывающая этих двоих. Это ж какой талант надо иметь, чтобы из куска глины создать чувство!
– А давайте праздновать!
– нарочито бодро говорю я, резко вставая с дивана.
Лерка подозрительно смотрит мне в глаза, но, как всегда, ничего не спрашивает. Сашка хлопает себя о лбу и еще раз бежит во двор к машине. Теперь она еле-еле тащит пакет с фруктами, из которого торчат горлышки трех бутылок шампанского.
Всё приходит в движение. Все начинают суетиться. На середину комнаты выезжает большой круглый стол, прилетает голубая скатерть, танцуют, звеня, бабушкины белоснежные чайные хрупкие чашки с нежными желтыми цветами. Мышильда достает из буфета "разнобой". Так бабушка называла бокалы, оставшиеся от неполных наборов. Эти бокалы долгие годы ссылались на дачу, как выжившие, но потерявшие право украшать собой праздничный стол в городских квартирах.
Сашка ловко открывает первую бутылку. Тосты, смех, пролитое на скатерть шампанское. Когда Сашка справляется с третьей бутылкой, и мы, весело подтрунивая друг над другом, поднимаем очередной тост за Варвару Дымову, лучшую на свете сестру, подругу и талантливого филолога, Мышильда тоненьким пьяненьким голоском вдруг говорит:
– Варька! Ты попросишь Макса нас развезти? Или такси вызывать?
Шампанское на голодный желудок. Недосып. Пятый день одиночества. Нелепый для меня вопрос Мышильды. Все это играет со мной злую шутку.