Вернуть мужа. Стратегия и Тактика
Шрифт:
Я влюбилась в него, как люди засыпают.
Сначала медленно, а потом сразу.
Джон Грин "Виноваты звёзды"
Человек никогда не забывает того места,
где зарыл когда-то кусочек души.
Он часто возвращается, кружит около,
пробует, как зверь лапой,
поскрести немножко сверху.
Надежда Тэффи "224 избранные страницы"
После того, как я узнала о том, что Наталья Сергеевна - мать Максима, у нас состоялся тайный разговор.
– Она твоя мама?
– вытаращив глаза, спросила
– Да, - ответил Максим.
– А что удивительного? Она вполне может быть чьей-то матерью, а я чьим-то сыном.
– Не чьей-то и не чьим-то!
– горячо заспорила я.
– Она твоя, а ты ее! А почему никто не знает?
– Это совсем короткая история, могу рассказать, если тебе интересно, - улыбнулся Максим, насмешливо глядя на то, как у меня округляются и увеличиваются глаза от осознания важности оказанного им доверия.
Мы сидели на лавочке возле бабушкиного подъезда. Мы сговорились с папой, что я все-таки снова буду жить у нее постоянно, а на каникулах у него с Ритой.
Бабушка, хоть и сетовала на то, что от ее дома надо ездить в школу почти через весь город, была очень рада. Я это видела и чувствовала. Мне хотелось быть рядом с ней. Я так любила ее квартиру в старом сталинском доме. Здесь все друг друга знали много лет. Здесь у каждой семьи была своя, совершенно удивительная история, связанная с судьбой страны и этим домом. Здесь служила консьержкой много лет, с юности, добрый ангел Ольга Викторовна, инвалид детства. Здесь с постройки самого дома жили и дружили две семьи: Дымовы и Паперные. Здесь всю жизнь прожил Михаил Аронович, друг бабы Лизы. Здесь когда-то недолго жила и моя мама.
Теперь после уроков домой меня ежедневно провожал Максим. Я понимала, что мы пара, что поцелуй на сцене не был нелепой случайностью, что Максим все-таки выбрал меня. Я была счастлива и ждала объяснения в любви. Но я не торопила судьбу. Я умела ждать и быть благодарной.
– Мама с папой решили, что для всех нас будет лучше, если в школе не будут знать, что я ее сын. Тем более она стала директором этой школы меньше пяти лет назад, когда я уже перешел в шестой класс.
– Вы не афишируете свое родство. А почему?
– спросила я Максима, тихонько прижимаясь к его плечу.
– Чтобы разговоров не было?
– И для этого тоже, - ответил Максим, положив руку на мою острую коленку.
– Так родителям показалось тогда правильным, а потом, когда она стала директором школы, где учился я, было бы странно что-то менять.
Вот и я не хотела что-то менять. Хотела вечно сидеть на скамейке возле подъезда и держаться коленкой за его руку. Или наоборот, не важно.
– А мне уже начало казаться, что вы с ней друг друга невзлюбили, - поделилась я своими наблюдениями.
– Ты к Наталье Сергеевне цепляешься на уроках постоянно. Почему?
Максим не отвечает, а просто
– А ребята знают?
– живо интересуюсь я.
– Или для них это тоже секрет?
– Вовка знает, - просто отвечает Максим.
– Только он. Но он не проболтается.
– Я тоже, - тут же обижаюсь я.
– Конечно, нет, - соглашается Максим, глядя мне прямо в глаза. В этот момент я очень жалею, что они не такие прекрасные, как у Лерки. Вот сейчас Максим скажет что-нибудь приятное и о моих глазах, о том, как они ему нравятся.
– И ты никому не расскажешь. Я знаю. Потому что и ты мой самый лучший друг.
Друг?! Приехали.
Настоящее. Пятница (продолжение)
Вовка не выпускает меня из объятий, углубляя поцелуй. Я не отвечаю на него, но и не вырываюсь. Вовкины губы отрываются от моих только на мгновение, за которое он успевает заглянуть в мои ошарашенные глаза, потом прижимается снова. Агонизирующее сознание цепляется за реальность всем, чем может. Но я не прерываю поцелуй. Это катастрофа...
Сегодня я потеряла друга детства. Как только он остановится или я его оттолкну, для нас обоих начнется новая жизнь и навсегда закончится старая. Жизнь ПОСЛЕ. Еще одна потеря...
Каждая секунда этого неправильного поцелуя как удар камня по бронированному стеклу. Оно выдерживает удары, не разлетается на куски, предотвращает порезы. Но я понимаю, что это настоящая трагедия. Безвольной куклой я висну на его руках, и он, почувствовав это, вдруг останавливается и отстраняется, отпустив меня и мои истерзанные его нежностью губы.
Молчим. Вовка растерян, это легко считывается. Смотрит на меня ласково, но как-то по-новому. Прикладываю тыльную сторону левой ладони к ставшим слишком чувствительными губам.
– Я сделал тебе больно?
– хрипло спрашивает он.
Горько усмехаюсь. Да. Он сделал мне больно. И губы здесь ни при чем. Сумка из моих рук со стуком падает на пол. Стук этот будто начинает отсчет нового времени.
И я принимаю решение: я не дам судьбе забрать еще и его. Это Вовка. И мои тараканы могут сдохнуть прямо сейчас, устраивать майдан или сидячую забастовку, но я им не уступлю.
– Забыли. Больше никогда. Слышишь? Никогда так не делай. Мир?
– как будто мы только что ссорились, почти по слогам говорю я, глядя ему прямо в глаза.
На Вовкино лицо ложится тень сомнения и разочарования, но он бодро отвечает, сразу напоминая мне моего друга, потерянного много лет назад:
– Мир. Привет, Варюха! Я страшно соскучился.
– Я тоже, - слабо улыбаюсь я. Черт! Это трудно теперь. Каждое слово надо будет проверять на двусмысленность, как тексты некоторых авторов на плагиат. Но я справлюсь. Ради нашей дружбы или памяти о ней.
Тараканы, едва пришедшие в себя после обморока, слабо подергивают лапками и не спорят.