Вершина Столетова
Шрифт:
Михаил пожалел, что не пошел кривой дорогой, тогда бы можно было спрятаться от дождя в лесу. А до бригадного стана было еще порядочно.
Дождь настиг Михаила, когда он перелезал второй овраг. Дождь был не сильный, но плотный, спорый. Из-за его сплошной завесы в поле стало совсем темно.
Выбираясь из оврага, Михаил заметил, что чуть в стороне кто-то тоже карабкается по крутому склону. Приглядевшись, он увидел, что карабкается мальчишка, и мальчишка, надо думать, еще совсем несмышленый, потому что, вместо того чтобы взять немного левее,
Он приблизился к мальчику и тронул его за плечо.
— Не плачь!
Мальчик вздрогнул, сжался, как еж, в комок, но, увидев рядом с собой человека, сразу же успокоился.
Михаил взял мальчишку за руку, чтобы вести из оврага, но тот так обессилел, что уже не держался на ногах. Одет он был в одни короткие штаны с лямками наперекрест. А мерный, ровный дождь между тем сменился тяжелым, отвесно падающим ливнем и хлестал, как прутьями.
Михаил присел, снял пиджак и начал закутывать в него мальчишку. Опять ударил гром, сверкнула молния, и Михаил чуть не вскрикнул от удивления: у него на коленях был Юрка.
Выбрались из оврага и пошли дальше. Обхватив Михаила за шею и доверительно прижавшись к его мокрой груди, Юрка что-то пробормотал и затих. Некоторое время он вздрагивал, потом перестал, видимо, согрелся.
Тропка давно потерялась из виду, но Михаил был уверен, что идет куда надо, идет правильно. Он только боялся, как бы в темноте не оступиться больной ногой в промоину.
Впереди сквозь дождевую завесу мелькнул огонек, пропал, снова загорелся. Значит, они и в самом деле не сбились с дороги. Это горела над окошком полевого вагончика маленькая аккумуляторная лампочка.
В вагончике никого, кроме спящего Пантюхина, не оказалось.
Михаил пробрался к своему топчану, раздел донага Юрку. Затем он достал из чемоданчика сухую рубаху и, облачив в нее мальчика, уложил его под одеяло.
— Ложитесь и вы, а то я бою… — Юрка недоговорил, засыпая.
Михаил лег рядом и, обняв его за худенькие лопатки, легонько придвинул к себе. Юрка, полусонный, обмякший, покрутил где-то у его плеча головой, устраиваясь поудобнее, и, наконец, заснул. Оттого, что мальчик подсознательно припал к его плечу, у Михаила радостно дрогнуло сердце. Он испытывал незнакомое ему чувство особой ответственности за доверившегося ему маленького человека, и это тревожное и счастливое чувство не давало ему уснуть.
Дождь все еще не утихал, гулко барабаня о железную крышу вагончика. Только теперь он шел неровно, то усиливаясь, то слабея и вновь нарастая. В минуты затишья слышно было, как дышит и причмокивает во сне Юрка.
Вскоре сделалось жарко. Юрка так угрелся, что все его тело стало горячим, как в бане. Михаилу хотелось отодвинуться, но он боялся, как бы Юрка не открылся и не простыл.
Любивший поспать Пантюхин сейчас под дождь храпел особенно сладко, с
Вдруг за стеной вагончика послышалось громкое чавканье мокрой земли, а вслед за тем кто-то постучал в оконце.
Михаил осторожно снял с руки Юркину голову, поднялся и, подоткнув со всех сторон одеяло под спящего Юрку, вышел.
— Кто здесь? — спросил он в темноту, почти наткнувшись на лошадиную голову. Лошадь испуганно шарахнулась.
— Это ты, бригадир? — раздался женский голос. — Из Ключевского я. Узнаешь?
Михаил понял теперь, что перед ним Татьяна Васильевна, мать Ольги. Она сидела верхом на лошади, в плаще с накинутым капюшоном.
— Ребятишки наши тебя у леса видели… Не встречал моего внучонка?.. В грозу попал… Что?
Лошадь не стояла спокойно, и Татьяне Васильевне приходилось кричать, чтобы перекрыть шум дождя и громкое чавканье копыт.
Михаил сказал, что Юрка у него, но спит и будить его, пожалуй, не стоит. Лучше он его завтра утром сам привезет в Ключевское.
— Ну, слава богу! — успокоилась Татьяна Васильевна. — Нашелся! А то с ног сбились…
К вагончику, тоже верхом, подъехал кто-то еще.
— Слышь, Митя, здесь парнишка-то! Бригадир подобрал.
— Ну вот я же говорил, к трактористам надо, — ответил из темноты Дмитрий Хлынов.
— Товарищи называются! — уже своим обычным, немножко ворчливым голосом продолжала Татьяна Васильевна. — Бросили пария одного, и так вроде и надо. Паршивцы!.. Фу! Ну, теперь ладно, теперь сердце на месте… Ему ничего не надо? Не холодно в вашей будке-то?
Михаил ответил, что в вагончике тепло и Юрке ничего не надо.
— Ну, мы поедем. А завтра приходите… Знаешь, где я живу? Ну, то-то.
Татьяна Васильевна с Хлыновым уехали. Дождливая бездна ночи скоро поглотила и голоса людей, и чавканье копыт. Осталось слышным лишь дробное постукивание капель о крышу вагончика. Дождь, кажется, начинал стихать.
Заснул Михаил только перед рассветом.
Утро, как всегда после дождя, было особенно чистым, ясным. В небольшое оконце проникало столько света, что им был наполнен весь вагончик, до последнего уголка.
Просыпаясь, Михаил неосторожно повернулся и разбудил Юрку. Тот открыл глаза, поморгал ими, снова закрыл и потом только проснулся окончательно.
— Это ты, дядя Миша?! — Юрка от удивления сел и даже слегка отодвинулся, точно хотел еще издали убедиться, что рядом с ним лежит Михаил, а не кто другой.
— Ну как, выспался? — спросил Михаил.
— Выспался, — ответил Юрка. — А где я?
— Как где? Разве не видишь: у меня. В нашей бригаде… Ну, об этом после. А сейчас ты пока полежи, а я пойду нашу одежку просушу, чай согрею. Есть не хочешь?
— Нет, не хочу. Пить хочу.
Чайник на костре вскипел быстро.
Михаил налил кружку, достал из чемодана кусочек сахару.
— Пей.
Юрка хлебнул и сморщился.
— Горячо!
Михаил обругал себя за то, что забыл хоть немного остудить чай.