Вершина Столетова
Шрифт:
Ах, как все это глупо получилось! Будь это не Михаил, а кто-нибудь другой, она пошла бы к директору, к главному инженеру и настояла, чтобы этот дурацкий приказ был немедленно отменен. Но как пойдешь просить за Михаила, когда инженер и так при всяком удобном случае делает какие-то темные намеки?
Ольга вымыла руки, наспех переоделась и быстро пошла улицей к эмтеэсовской конторе.
Закат догорал. На пепельно-розовом небе, у горизонта, рисовались темные купы деревьев, а ближе и левее — четко вырезанные контуры изб и садов соседней, протянувшейся
«Зачем я туда иду? — вдруг подумала Ольга. — Рабочий день давно кончился, кроме диспетчера, никого, наверное, нет, и делать мне там нечего…»
Она постояла секунду в нерешительности, затем резко повернулась и пошла в обратную сторону.
Ольга не заметила, как прошла свой дом, хотя было еще совсем не темно.
Вот тополь, за ним — поросшая травой промоина, а дальше, за промоиной, дом Михаила.
Но ведь неудобно же ни с того ни с сего заявиться к нему. Конечно, неудобно: там мать, Гаранин…
А не Михаил ли сидит на крыльце? Тогда можно, и хоть тоже не совсем удобно, но все-таки не так страшно…
Опять Ольга не заметила, как рука ее сама повернула вертушок на калитке, как ноги ступили на широкий травянистый дворик.
Михаил, в майке, в тапочках на босу ногу, сидел боком и увидел ее, когда она подошла уже совсем близко.
— Это ты? — сказал он, и в радостно дрогнувшем голосе его послышался скорее не вопрос, а подтверждение для самого себя, что перед ним действительно стояла Ольга. — Ты?
Не отвечая, Ольга хотела сесть рядом, но Михаил, заметив ее движение, встал и взял за руку:
— Пойдем вот сюда, а то здесь на самой дороге…
Он отвел ее в угол двора и усадил на валявшийся в траве старый точильный камень. Сам сел прямо на траву, полузакрыл глаза и улыбнулся.
Ольга все ждала, когда Михаил спросит ее, зачем она сюда пришла, но тот по-прежнему молчал и улыбался. Улыбался и молчал.
Ольгу начинало смущать это молчание, и, чтобы не потеряться совсем, она стала объяснять свой приход: неужели Михаила только за то и сняли, что он глубоко вспахал по весне засоленные участки? Не может этого быть! Глупо же! И почему он не идет к начальству, не добивается правды, а сидит дома и…
Ольга недоговорила.
Широкая безмятежная улыбка постепенно сошла с лица Михаила, и оно приняло настороженно-сумрачное выражение.
— И еще, говорят, ты и с Николаем Илларионовичем поспорил из-за того же: не двоить пар, чтобы горючее наэкономить, перерасход покрыть?
— Ерунда! — коротко, явно не желая вдаваться в подробности, бросил Михаил.
Тревожная настороженность в его глазах пугала Ольгу. Она не понимала причины ее, не знала, о чем еще можно говорить.
«А неужто я только за этим сюда шла? — подумала Ольга. — За тем только, чтобы спросить про всякие перерасходы?»
И как только она это подумала, сразу же стал понятным вопрошающе-настороженный взгляд Михаила.
Ольга забыла,
Ольга почувствовала, что от Михаила пахнет водкой.
— Нет, я не пьяный, — сказал Михаил. — Ты не бойся… Да что я тебя на камень-то усадил, небось холодно. Садись уж лучше рядом… вот сюда, здесь трава гуще…
Ольга пересела, прислонясь спиной к плетню. Ей стало легко, покойно. Уже не надо было отыскивать предлога для разговора, можно было говорить о чем угодно, даже просто молчать — все равно никакой неловкости от этого не будет.
— Ну и пусть сняли, — усмехнувшись, почти весело сказал Михаил и взял Ольгу за руку выше локтя. — Пусть хоть еще семь раз снимают! Лишь бы ты… — Он недоговорил, прижимаясь щекой к ее руке.
Ольга чувствовала, как радостно волнует ее каждое прикосновение Михаила, как кровь бросается в лицо и становится жарко. И это было так ново, непривычно, что даже немножко пугало ее. Еще совсем недавно она решила ни на шаг не заходить дальше в отношениях с Михаилом, пока Юрка стоит на его дороге. И вот, оказывается, можно забыть и про это решение и про все остальное…
Но неужели, неужели она не сможет уговорить, убедить глупого мальчишку не мешать ни ее, ни своему счастью?
Совсем стемнело. Полосы света из окон домов перечеркивали улицу с одного порядка на другой. Узенькая полоска пробилась сквозь плетень и легла на щеку Михаила. Ольга наклонилась и поцеловала эту полоску.
Рядом, в кустах смородины, ворохнулась птичка, цвенькнула спросонья, и опять стало тихо.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Проснулся Виктор Давыдович от хлопанья дверями и шума шагов в прихожей. Должно быть, вернулась ездившая в город жена. И, кажется, не одна к тому же.
— Сюда, сюда, милая, — говорила кому-то Полина Поликарповна. — Да проходи смелей, не стесняйся! Будь как дома… Чемоданчик свой ставь в угол, а мой саквояж неси в комнату… Сейчас умоемся, с дороги чайку попьем.
Второй женский голос что-то тихо спросил.
— Спит, поди, — ответила Полина Поликарповна. — Он у меня спать-то уж больно здоров…
«Ну, наверное, не здоровей тебя, если уж на то пошло», — потягиваясь, мысленно возразил Виктор Давыдович.
По времени еще добрый час можно было спать. Но какой теперь сон! А валяться, нежиться в постели Виктор Давыдович не любил, считая, что это только расслабляет организм.
В кухне загремел умывальник, заплескалась вода.
Виктор Давыдович выждал, пока умоются женщины, затем оделся и вышел.