Вершины держат небо
Шрифт:
– Понял.
– А дальше?
– Ну, выкурил я сигарету его. Правда, с трудом: горькой она мне показалась и противной.
– А до этого не курил?
– Ну, как не курил? Пробовал. Для этого мы, второклашки, в туалете собирались, бычки приносили и докуривали.
– Нравилось?
– Ну, как вам сказать? Не очень, но я привыкать начал. А здесь было что-то совсем другое, мне дым ядовитым показался. А учитель – мы заперлись в пустом кабинете – только приговаривает:
– Затягивайся
И тут, чувствую, мне вроде полегче становится. Комок, который все время был в груди, как будто таять начал, словно ледышка. Даже дышать вроде стало полегче. И тоска моя жгучая начала рассеиваться. Все словно дымкой заволокло. Мозг затуманило, и память отшибло…И полное безразличие ко всему наступило.
– Короче, дал тебе учитель наркотик.
– Ну да, но я это понял много позже. А тогда я и слова такого не знал. Просто стало мне легко, как никогда раньше.
– В кайф погрузился.
– Ну, все проходит, прошло и это состояние, опять воспоминания навалились. Ночь кое-как перекантовался, а утром к учителю: еще сигаретку канючить.
– Нет, – говорит, нельзя.
– Почему?
– Они вроде сильнодействующего лекарства. Принял – и забудь.
– Они мне помогают.
– Привыкнешь к ним – эта зараза прицепится на всю жизнь, станешь ее рабом…
– Откуда вы знаете?
– По себе.
– И чем дело кончилось?
– Коготок увяз – всей птичке пропасть, – вздохнул Сережа. – Клянчил я, клянчил у учителя эти чудесные сигаретки, а потом у него же их и подворовывать начал.
– А он?
– Долго не замечал, а потом поймал, как говорится, на горячем. Рассердился ужасно. Излупил меня жутко, на чем свет стоит. Я потом две недели сидеть не мог. Ну, а потом смирился. Куда тут денешься? – закончил Сергей, хилый подросток лет 14 – 15.
– Ну, а эта девочка, что с нами к складу ходила… Она в одном классе с тобой училась?
– Девственница-то? – усмехнулся Сережа, без труда выговорив трудное слово – видно, оно довольно часто звучало под сводами пещеры.
– Она.
– На класс старше. Только она такая же девственница, как я – китайский император.
– С чего ты взял?
– В тот день, когда маму убили, ее тоже чеченцы взяли в оборот. Прямо в учительской, на столе завуча… Только маму казнили, потому что она жутко кричала на них и материлась, а девчонке школьную тряпку в рот запихали, чтобы кричать не могла, она только извивалась, как уж… После этого она умом маленько тронулась, хотя учитель, по-моему, и ее наркотиками старался подлечить. К наркоте приохотил, но в себя окончательно она так и не пришла.
– Я это понял.
– Все ей кажется, что она нетронутая, как Мария Богородица, или там Орлеанская дева – мы по истории учили… И ее главная задача в жизни – родить сына, который
– Не гоните ее?
– Жалеем…
Так они добрались до места, где дорога раздваивалась.
– Учитель велел проводить до этого места, – сказал мальчик.
– Ладно, Сергей. Спасибо, – Петрашевский по-взрослому пожал ему руку.
– Дальше направо пойдете.
– Далеко?
– Так, как мы шли – часа два.
– А там что?
– Там наверху – место, откуда спустился ваш брат. Много дорожек пересекается. Походите по ним, поищите. Может, и найдете его. А потом возвращайтесь. Батя сказал – мы вас ждем.
Вроде распростились, но парень медлил, не уходил.
– Что еще, Сергей? – спросил разведчик.
– …Хочу попросить у вас одну вещь, – выдавил наконец Сережа, нервно нажимая и отпуская кнопку фонарика, словно сигналил кому-то.
– Со мной, что ли, хочешь? – спросил Петрашевский. – Наверх подняться, на волю?
– Нет, наверху мне делать нечего, – грустно произнес подросток. – Пропаду я там один, без бати и ребят.
– Так что же ты хочешь?
– Дяденька, у вас дозы не найдется?
– Не употребляю.
– Я вам заплачу, у меня загашник есть, или отработаю, как хотите, – словно в горячке зашептал Сергей.
В свете крохотного фонарика он выглядел так жалко, что Петрашевский первый раз в жизни пожалел, что у него нет при себе наркотика, хотя бы самого завалящего, хотя изъятое у наркокурьеров зелье проходило через его руки килограммами.
Он долго следил за худой, не по годам сутулой фигурой мальчика, пока та скрылась за ближайшим поворотом подземного рукава.
Тоже еще проблема – наркотики. Особенно здесь, в Чечне. Недаром генерал Матейченков уделяет ей столь пристальное внимание.
Оставшись в одиночестве, Петрашевский двинулся вперед. Ну, что ж. Можно подвести первые итоги пребывания в подземном лабиринте. Подземный госпиталь и склад оружия и боеприпасов чеченцев, а также парочка ходов, не обозначенных на старой карте подземного Грозного.
Нужна для этого, правда, самая малая малость – выйти отсюда живым и невредимым. Генерал Матейченков рассказывал, что Лев Толстой, когда строил в письмах приятелям какие-нибудь проекты либо планы на будущее, всегда непременно делал приписку: ЕБЖ. Что означало: Если Буду Жив…
Когда Петрашевский спустился под землю, его поражало, что подземные ходы пустынны. Теперь же он понял, что так оно и должно быть. В конце концов, эти кротовьи норы – не улицы, на которых должно быть полно народу.