Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
Она не сделает этого, пока Олег ей не разрешит. Потому что милиционер — лентяй, а лентяи — самые опасные люди. Он хочет поскорее все это дело кончить: бомжихой больше, бомжихой меньше! А как увидит Олега, свалит все на него. Ах, вот кто напал на девушку! Ах, вот кто во всем виноват! И удобно, и быстро. Ведь здесь никакой взятки не сорвешь. Кому нужно такое дело?
— Где видела? — спросил милиционер молодым голосом.
— У нас в Пташках, — ответила Верка, — вчера. Я из больницы приехала и ее увидела.
—
— Можно, я на нее посмотрю?
— Еще чего не хватало! — вмешалась в разговор Елена.
— Эту проблему мы обойдем, — важно сказал милиционер.
Из бокового кармана пиджака он вынул несколько поляроидных снимков. Верхний протянул Верке.
Конечно же, это была та самая девушка!
— Ну и как? Узнаешь?
— А отчего она умерла?
— Это уже другой разговор, — сказал милиционер.
— Да, я вчера ее видела.
Милиционер спрашивал лениво.
— Может, она сама упала? — подумал он вслух. Не спросил, а словно предложил Верке с Еленой поверить.
— Она не могла упасть, — сказала Елена. — Вы же знаете, в каком она была состоянии.
Милиционеру не хотелось разговаривать. Верка понимала: не будь здесь Елены, он дал бы ей подзатыльника — вот и весь допрос.
— Разберемся, — сказал он и ушел.
Елена Борисовна протянула Верке яблоко.
— Мытое, — сказала она.
— А что с ней случилось? — спросила Верка. — Отчего она умерла?
Ей надо будет сказать Олегу. Верке не хотелось, чтобы Олега считали убийцей. А то она совсем одна останется.
— Что-то непонятное, — сказала Елена. Она смотрела в окно и думала о чем-то своем, но Верке отвечала.
— Ее ударили?
Верка имела в виду Олега Владиславовича, который ударил бомжиху.
— Хуже, — сказала Елена. — Ей сделали какую-то операцию. Она должна была умереть раньше. Она не могла жить…
Верка ждала, что Елена скажет что-то еще, но та молчала.
Верка взяла яблоко и пошла во двор больницы. Опять зарядил дождик. На улице никого не было, только две санитарки, накрыв головы полотенцами, несли за ручки большую голубую кастрюлю. Скоро обед.
Верка вышла к воротам.
У ворот стоял милицейский «газик». И больше никого там не было.
Наверное, Олег еще не пришел.
Не ждать же его!
Но он не знает, что та бомжиха умерла, пойдет Верку искать, тут его и возьмет милиция. Впрочем, откуда милиции догадаться?
А что, если поглядеть на нее в морге? Ведь она, наверное, в морге лежит? Конечно, страшно. Но Верку тянуло посмотреть на бомжиху. Как будто если она посмотрит, то увидит что-то важное для себя. Бывает такая глупая убежденность: надо посмотреть — и все!
Она себя уговаривала, что все равно надо дождаться Олега.
А под дождем стоять — милицейский шофер увидит и удивится.
Верка знала, что ее не замечают. Бывают люди заметные, не обязательно взрослые или
Вот и сейчас она направилась к моргу. Навстречу, вынимая из пачки сигарету, вышел усатый пожилой мужик в синем халате. Он закурил и встал у входа. Верка прошла рядом с ним. Если бы она боялась или была не уверена в себе, он бы ее заметил. А так не заметил.
Из-за этого ее умения Димон как-то сказал: «А потому что ты бледная вошь». Но Димон ее ненавидел за то, что она сказала Паничке, что он у нее «Паркер» свистнул. Нормальные люди не вмешиваются, но Верка знала, что Паничке эту ручку подарил отец, который потом уехал неизвестно куда. А у Верки у самой проблемы с родителями.
«Ну ладно, бледная — так бледная», — сказала себе Верка и вошла в морг.
Морг был невелик. Коридор, потом зал, вернее, комната беленая, где стояли два пустых гроба, а к стене были приставлены крышки. Ждут клиентов. Потом комната с лабораторным столом и приборами. Смотри-ка, они тут наукой занимаются! А вот и главная комната. Два стола, застеленные не очень белыми клеенками.
На одном столе лежал кто-то, с головой накрытый простыней.
Надо подойти и поглядеть.
И времени терять нельзя, потому что мужик с усами вернется и выгонит.
Верка взялась за угол простыни.
Запах в морге был несильный, но противный. Конечно же, это смерть так пахнет. И всякая дезинфекция.
Верка чуть не закричала, потому что глаза девушки были приоткрыты и смотрели прямо на нее.
Простыня съехала, и Верка увидела самое страшное.
Девушка была разрезана пополам.
Разрез, грубый, словно сделанный топором, начинался от горла и шел до пояса и даже ниже пояса. Кожа разошлась, там запеклась кровь, и не угадаешь, что внутри… И уже не хочется…
— Ты что, любопытствуешь? — спросил усатый мужик, тот, который курил на крыльце. — Тебе здесь не место.
— Ой, простите! — сказала Верка. — Я нечаянно.
— За нечаянно бьют отчаянно. Не обманывай старших. Ты, наверное, некрофилка.
— Я не знаю, что это такое, — сказала Верка и на несколько шагов отступила от стола.
Мужик натянул на бомжиху простыню.
— Как она существовала с такой раной, — сказал он, — представления не имею, и вся медицина в моем лице разводит руками. А ты иди отсюда, иди, некрофилка. Кстати, так именуются глупые люди, которым доставляет наслаждение лицезреть смерть.