Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

Стивенсон Нил Таун

Технология изготовления огнестрельного оружия была утрачена, а первые поколения на Расщелине в нем и не нуждались. Поэтому, когда оружейную промышленность наконец возродили, пришлось начинать с чистого листа. Новые модели больше походили на тазеры, которые встречались на Расщелине, чем на привычный огнестрел. Задача огнестрельного оружия — выбрасывать безмозглый комок металла на высокой скорости, и основные конструкторские усилия были направлены на увеличение скорострельности. Однако инженеры, работавшие над созданием стрелкового оружия спустя несколько веков после высадки на Расщелине, так и не придумали, кому и зачем может понадобиться усыпать металлом замкнутые космические модули. Насилие в их время в основном ограничивалось драками без оружия либо с оружием ближнего боя, например металлическими дубинками. При этом к самым опасным его видам — клинковым — прибегали в редчайших

случаях и только те, кому уже нечего терять. Новое стрелковое оружие разрабатывали специально для борьбы с ними. Максимальная дальность не превышала десяти метров, следовательно, в большой скорости снаряды не нуждались. Но они должны были быть «умными», то есть сводить разрушающую силу к минимуму, если летят мимо цели (человека). Для этого снаряды оснащали крохотными тормозными парашютами, а также программировали на то, что в этом случае они будут саморазрушаться, а не проникать в цель. Если же снаряд попадал в противника, тогда задачей было обездвижить, ранить, убить. Ясное дело, безмозглый комок металла на такие решения не способен, поэтому решили использовать вьев. Плотность у них ниже, чем у свинцовой пули, следовательно, падал баллистический коэффициент и дальность полета, но, опять же, внутри космического модуля это был скорее плюс, чем минус.

В те темные времена на Расщелине не было ресурсов для развития робототехники; приходилось чинить или в крайнем случае копировать имевшиеся образцы. Впоследствии в эту область были вложены мощные инженерно-конструкторские силы. Наиболее дерзкие программисты осмеливались вмешиваться в исходный код, последние правки в который вносила еще Ева Дина. Механики искали способы заново запустить древние программы САПР, чтобы изучить цифровые чертежи, составленные Ларсом. Их первые эксперименты были довольно простыми: например, сделать вья, который автоматически выбросит тормозной парашют, если по преодолении некоторого расстояния не встретит препятствия. Впрочем, больше усилий вкладывалось в собственно оружие, чем в снаряды.

Основными потребителями оружейной продукции стали полицейские и военные, то есть прежде всего, феклиты, в чьем англише было гораздо больше заимствований из русского языка, чем у других рас, а почти все буквы взяты из кириллицы. Они придумали называть устройство для стрельбы вьями «катапультом», а потом образовали от него разные уменьшительные формы вроде «каток» или «катя». Второй корень слова восходил к русскому «пуля». Какое-то небольшое время пытались соединить «вей» и «пуля» со значением «робот-снаряд», но никаких удачных вариантов не родилось, поэтому остановились просто на «пуле». Так и устоялось: все равно в их мире больше не было пуль в их исконном смысле. Другие донулевые слова и выражения остались неизменными, например, «вести огонь» или «застрелить», однако командиры предпочитали теперь отдавать приказ «пуляй», что косвенным образом восходило к жаргону стендовой стрельбы.

Знатоки были недовольны, что в итоге прижилось слово «пуля». Точно так же помешанные на оружии в донулевую эпоху раздражались, слыша, как профаны называют патроны «пулями». Но современные пули были куда разнообразнее. В конце концов, кусок свинца — это кусок свинца, тогда как возможности нынешнего конструктора весьма широки. Поэтому в качестве альтернативы придумали термин «патбот», но словоупотребление зависело от контекста. Рядовой состав, который таскал эти патроны с собой, заряжал в катки, выковыривал из заевшего механизма и так далее, чаще говорил «пуля», но после выстрела, когда боевой вей начинал исполнять программу, он уже назывался «патбот». Когда же речь шла о больших поставках — скажем, ящиках — использовали обобщенное «ботроны».

Первые жертвы катапультов, естественно, с таким положением дел мириться не стали. В ответ на развитие технологий они разрабатывали противомеры, которые, в свою очередь, ставили новые задачи перед конструкторами ботронов. Патбота, например, можно было обмануть, заставив поверить, что он летит не в человека, а куда-то еще: в этом случае он становился практически безвредным. Таким образом, произошла эволюция камуфляжа: теперь, вместо того, чтобы обманывать глаз человека, ему нужно было обхитрить электронную начинку вья. Броню, способную остановить летящий кусок свинца, больше не делали. Теперь ее предназначением было защищать владельца от проникновения патботов. Бойцы превратились в ожившие крепости, а роботы искали в них брешь, пока не кончался заряд аккумулятора. Мало-мальски продвинутые прибегали к алгоритмам роя. Произошли и другие изменения в древней тактике перестрелок. Катапульты и ботроны, захваченные противником или просто подобранные с пола, можно

было дистанционно отключить или сжечь начинку с помощью цифровых средств. Более продвинутые модели могли возвращаться к своим, поэтому зона боевых действий превращалась в кишащее вьями поле: выстреленные патботы пытались скучковаться и отползти обратно.

Государственная монополия на такое оружие продержалась только до второго тысячелетия. В это время число орбиталищ стало расти, и вследствие разобщенности возникали ситуации, когда у гражданских сил орбиталища А появлялись веские поводы применить оружие против орбиталища Б. В связи с этим бурно начали развиваться катапульты, патботы и разнообразные средства защиты. За последующие тысячи лет никто так и не смог составить исчерпывающего каталога или хотя бы классификации. В частных коллекциях выставляли десятки, а то и сотни обезвреженных патботов разных типов, снабженных табличками: когда изобретены, кем, в каком орбиталище и для какого конфликта. При этом все прекрасно понимали, что это лишь малая толика от общего количества: по сути, только то, что каким-то образом попало в руки коллекционера.

Даже про крупные столкновения последних столетий чаще говорили «конфликт», чем «война». Поскольку орбиталища весьма хрупки, никто и представить себе не мог полномасштабную войну в духе тех, что велись на Старой Земле в двадцатом веке. Ядерное оружие заново не изобретали: в нем не было нужды. Достаточно разбить камнем иллюминатор, и жертв будет, как от взрыва водородной бомбы. Сложился паритет, как и в годы «холодной войны» или после нее: настоящей войны ни один лагерь не объявит, зато будет множество локальных стычек, но вестись они будут в местах удаленных и новостной публике неинтересных. Выделялись только два конфликта, которые уже историки окрестили «войнами», поскольку те происходили по старинке, на поверхности планеты: это Война-на-Камнях (4878–4895) и Война-в-Лесах (4980–4985).

Когда Кэт-два встретила в «Вороньем гнезде» динайца с изуродованным лицом, на дворе стоял 5003 год, то есть с Войны-в-Лесах прошло почти двадцать лет. Динайцу на вид было около сорока. Стало быть, шрамы у него уже давно.

— Вот это, — ответила Кэт и кивнула на ближайший краник, на котором висела этикетка «сидр», подписанная от руки.

— Сейчас будет, — сказал бармен. — Чтобы мы были в равных условиях, представлюсь: Тэ Лейк.

— Тэ — это от Тихо или…

— Тюратам. Не все выговаривают.

Акцент выдавал в нем селенца. Всего по нескольким репликам Кэт-два сделала кое-какие выводы о его биографии. Родители — почти наверняка «выскочки», то есть те, кто очень хотел вырваться из своего орбиталища и изыскал способ попасть на Новую Землю сразу после того, как усилиями «ТерРеФорма» она стала минимально пригодной для жизни. Это было нарушением Первого договора, которым несколькими десятилетиями ранее закончилась Война-на-Камнях, поэтому такое поведение не поощрялось. В пределах самых крупных и старых орбиталищ все перемещения тщательно контролировались властями, но выскочки главным образом убегали из пограничных зон: у кладбищ или рядом с барьерами. Среди синих большинство выскочек были динайцами. Феклитам, которые составляли костяк полиции, поручали выследить их и тех, кто им помогал, из-за чего в народном сознании одни представали харизматичными бунтарями, а другие — бесчувственными орудиями. По крайней мере, так было, пока выскочки не спровоцировали Войну-в-Лесах, в ходе которой армия, опять-таки в основном состоявшая из феклитов, была вынуждена спасать динайцев-авантюристов. Поэтому сегодня участников тех событий уже не делили просто на хороших и плохих.

Кэт-два была почти уверена, что родители Тэ довольно давно обжились на поверхности, раз у них родился как минимум один сын-землянин. Бежали выскочки в основном с кладбищ, значит, руки у них росли из нужного места. В связи с этим первые поселения были хорошо построены с инженерной точки зрения, однако политически весьма незрелы. Вот в такой обстановке Тэ вырос, а лет в двадцать принял участие в Войне-в-Лесах. Какой-то патбот — неважно, какой — проник сквозь броню (если она вообще была) и изуродовал парню лицо. С этим патботы справляются на ура. В бою зачастую гораздо полезнее обезвредить противника, чем убить, поэтому они ведут себя, как шимпанзе, то есть метят в лицо, руки и гениталии. Излюбленная мишень — лицо, поскольку его легко распознать и трудно скрыть. Тэ мог получить это ранение как угодно, хоть во время налета одних выскочек (красных) на других (синих), но что-то в его осанке и поведении указывало на связь с военными. Стало быть, его официально призвали в ряды синих, и он получил ранение в настоящем сражении между организованными боевыми подразделениями.