Весеннее озарение

Дурчук Я

Заставлял, кого угодно, но, только не ее. Все та же природа, в престранных своих комбинациях, когда-то, мерцающей огнями жаркой ночкой, азартно тасуя гены, чуть посмеялась над ней. Так вышло, что она, появилась на свет мужчиной. Мужчиной, коварно заключенным в женское тело, явилась на свет таковой - не дать не взять со всеми, вытекающими последствиями. С детства грубая, коренастая, покоряла она мир мужественной, чуть раскачивающейся походкой, грубой, неистовой силой, одетая в юбку тянулась к суровым мужицким забавам.... Взрослея, принужденно, тяготея принятым нормам, старалась поближе сдружиться с парнями, а повзрослев, все чаще с дамами и, наконец, познав себя - исключительно с последними, проявляя уже на редкость мужественную позицию

на жизнь....

И вот, очередная любовь, бросала ее, ради мужчины, ради очередного презренного, подлого, гадкого, грубого и эгоистичного мужчины.... Этот безумный мир явно отдавал несправедливостью.... Вопиющей несправедливостью....

Она, выйдя из задумчивого оцепенения, вдруг соскочила со стула и направилась к выходу, цепляя по пути людей, стулья, столы. Кто-то кричал ей вслед возмущенно, но она, не уделяла окрикам внимания. Лишь покидая зал, на выходе, провожаемая заинтересованными и недовольными взглядами, уперлась в колонну, вставшую у нее на пути. Она подняла глаза на гигантского соперника и, чуть отступив, нанесла ему "в торс" сокрушительный удар ногой. Противник устоял, лишь с потолка посыпались куски штукатурки - разряд мастера спорта и призовые места не даются даром. Она улыбнулась, похлопала "по плечу" достойного оппонента и покинула прокуренный, звенящий музыкой и голосами бар.

На улице сверкала звёздами ночь, в тишине, умиротворяющие светила луна и она, в задумчивости, застыла на обочине, соображая, куда бы податься, когда услышала из мрака дерзкий мужской, задиристый, призывающий к защите вопль.

– Что что!?
– подалась на агрессивный выкрик из темноты, - Это вы мне?
– уже уверенным голосом произнесла, различая во тьме спешащие на встречу три серых силуэта и с готовностью ринулась в бой.

Василис, летящий во весь опор во главе, притормозил, сбавил шаг, засеменил и, наконец, остановился на месте в некоторой задумчивости. Злость и азарт, секунду назад еще, бушующие в груди, вдруг исчезли без следа, оставив после себя лишь трусоватую гладь недоумения. Мало того, при наблюдении стремительно приближающегося объекта в душе, вдруг, шевельнулось и заерзало нетерпеливо желание отступить или даже бежать, но, усилием воли он остался на месте.

– Эээ, я думал...
– успел, не уверено, произнести он, прежде чем удар ногой в пах свалил с ног.

Василис, прибывая в сознании, сложился в позу эмбриона и будто уснул.

– Я Вас попрошу...
– вскрикнул, возмущенно, долговязый, будучи следующим в очереди "бить", но, так вышло теперь, "быть битым" и отступил назад, но, получив удар ногой в лицо, занял, не в отдалении, положение товарища.

– Ха-ха!
– она залилось диким, странным, до ужаса звонким, мальчишеским хохотом, - Вот сейчас я вам яйца откручу! Всем, всем, всем по очереди! Ха-ха-ха! Эх, как же давно ждала я этого момента!!!

В несколько странных звуках смеха, тогда еще колеблющегося коренастого, всецело охватила идея, точнее желание - дикая первобытная страсть: " Бежать. Бежать, сломя голову прочь, не оглядываясь...."

"Или упасть рядом с товарищами и притвориться мертвым?" - мелькнула вторая, резкая словно молния, мысль. На раздумье времени не оставалось и он, не теряя не секунды более, повиновался первой, более захватывающей идее. Александра, помедлив пару секунд, словно не желая оставлять без присмотра трофейные тела поверженных врагов, все же бросилась в погоню. Преследование продолжалось пару кварталов, в протяженности которых, юркая, легкая жертва оторвалась от более громоздкого и плотного своего преследователя. Уйдя от погони, парень, забился, предпочитая быть легко оцарапанным, в зарослях кустарника, ограждавших живым забором сквер и там, в безопасности, жадно глотая воздух, отдышался, переждал какое-то время, после выбрался и опасливо, поминутно прислушиваясь и оглядываясь, сделав крюк, возвратился на место схватки. Поле битвы, к тому часу, уже пустовало, не оставив ни малейших признаков минувшей

развязки. Коренастый заметил, укрывшись во мраке, за углом, как из подвала поднялись, придерживая друг друга, голося, их недавние соседи по столу в баре. Они, ненадолго, раздумье, задержались у входа и двинулись в путь, минуя укромный уголок, где присел, скрываясь в тени тайный свидетель.

– Ээхх, Максим, Максим, - нараспев, громко тянул узнаваемый даже в ночи, лисий воротник, - Ээхх, какой же хороший ты человек, Максим, хороший мужчина! И что ж мы раньше то с тобой не встретились, а?

Максим Максимович бурчал в ответ нечто невнятное.

– Ха-ха-ха, - смеялся воротник звонко, уже из-за угла, удаляясь прочь. Коренастый еще раз огляделся, почесал затылок и отправился в противоположную, от, затерявшейся в ночи, пары, сторону, на ходу слагая легенду о том, как он храбро, рискуя собственной шкурой, уводил агрессора от поверженных, беспомощных и бездыханных тел товарищей.

***

Странная парочка, не без труда, покачиваясь и цепляясь за перила, поднялась вверх по лестнице, переместившись из подземной глубины подвала на уровень повседневной общественной городской улочки. Максим Максимович настороженно огляделся. Поздняя ночь убаюкала его опаски: тишь, полумрак, вокруг ни души. Леонид был пьян, он громко смеялся, пытался что-то напевать, раскачивался из стороны в сторону, вваливаясь, то, в объятия Максима Максимовича, то выпадая прочь, то, вдруг, подгибал колени, падал, вешался на шею и, повиснув, старался заглянуть в глаза. На рябом и морщинистом, выточенном годами и опытом лице псевдо кавалера проявлялась серая тень румянца, впрочем, слишком призрачная для того, чтоб, даже в дневном свете, выявить наплывающие эмоции. Он скромно покашливал, приговаривая что-то вроде: "Соберитесь же, Леня, осталось совсем немного, всего каких-то пара кварталов пути".

К позднему тому ночному часу, свежий ветерок прогнал сгустившийся, накануне, туман и, в прорехи, промеж серебристых от света облаков, озаряя путь и будто чуть ухмыляясь, подглядывала луна. Парочка двигалась ей на встречу, узкой, тоннелем, между нависшими, с двух сторон темными силуэтами зданий, уходящей вдаль улицей. Максим Максимович, признаться, чувствовал себя крайне неловко. Его новоявленный друг, казалось ему, хитрил со степенью опьянения, тем самым, прибывая всецело, во власти господина и нес бессвязную чушь. Смущенный Максим Максимович, в свою очередь, изображая высокую мораль и безмерную заботу, аккуратно обнимал перебравшего за талию и отвечал, как ни в чем не бывало, на бессвязные речевые выпады, как-то излишне замысловато. Так, образом, они добрели до заветной многоэтажки, и тут степенного кавалера окончательно сковала робость.

– Зайдешь?
– вновь повиснув на шее и заглянув, снизу вверх, в глаза благородному покровителю, спросил Леонид, - На чай...

– Кхе-кхе, - смущенно закашлялся Максим Максимович, отводя лицо и отстраняясь назад, - кхе, я б с удовольствием, но, понимаешь, это самое, работа, нужно выспаться, кхе-кхе, в общем, извини, не сегодня...

– Ну, как скажете.
– протянул Леонид, сентиментально переходя на Вы, подтянулся на шее кавалера, принял устойчивое положение, и лица их сблизились.

– Кхе-кхе-кхе.
– вновь закашлялся Максим Максимович, отворачиваясь и прикрывая рот рукой.

– Ну что ж, тогда пока. Я позвоню, завтра?

– Да, звони. Буду ждать!
– поспешил согласиться Максим Максимович, позабыв оставить свой номер.

Леонид оттолкнулся с силой, рискнув завалиться на спину, но, конечно, устоял, развернулся на месте и, оглянувшись на последок, исчез в подъезде, оставив Максима Максимовича, стоять, посреди улицы, недвижимым одиноким колоссом, посеребренным светом луны. Прошло несколько минут, возможно, в определенном стечении обстоятельств, способных обернуться вечностью и вот, его фигура, наконец, выйдя из оцепенения, покачнулась, наметила направление, слегка накренилась , и тронулась в путь...