Весенний Король

Ружникова Ольга

— Не был. Ни правитель, ни дядя, — будто морщится в лунной полутьме Изабелла. Блики скользят по лицу, искажают черты, словно в кривом зеркале. — Все они там хороши. Вроде покойных королей моей родины. Но я вдоволь навидалась в Мэнде тех, кто угодливо лижет руки любому правителю. За щедрый кусок… или за чужую смерть вместо своей. Похитители правы в одном: за нас юного герцога вознаградят еще щедрее. А вот если он нас скроет — может лишиться всего. Кара мидантийского императора — не меньше его награды. Как думаешь, что сей благородный юноша в этом случае выберет? Что

выберет большинство? Даже в любой другой стране — менее жестокой? Многие ли в Эвитане вступились за вас после смерти твоего отца? А мы сейчас в Мидантии, где не вступился никто. Хоть Зордесы были здесь и своими — не чужаками с Проклятых Галеасов.

— Я понимаю, — будто кто-то чужой проронил вместо Арабеллы. — Герцогиня уже послала за подмогой в ближайший гарнизон.

— Этого еще не хватало! — выругалась Изабелла. — Значит, у нас мало времени. Пора поспешить. Убежище вон за той острой скалой. Там есть небольшой сухой грот. Прилив до него не доходит.

Побережье чернеет, сереет, бесконечно тянется мимо. Блестят от воды в полутьме большие и малые валуны, мерно плещутся о берег ночные волны, без устали грозит голодным серпом отощавшая луна.

Хлюпает прохладная вода, и трет ноги песок, набившийся в мокрые туфли. Надо было вообще не обуваться. Побоялась темноты — на свою дурную голову. Но не так уж много тут острых камней. Берег же песчаный.

Явно нервничает Изабелла.

— Зачем ты обулась снова? — Сама девушка держит сапоги на связке за плечом. — Твои следы заметят.

— Далеко еще, Иза? — Арабелла устало подоткнула мокрый подол, прихватила туфли в руку и вновь забрела в воду. И теперь та показалась еще холоднее. — Ты мне так и не рассказала свой новый план.

— Расскажу, — пообещала та. — Совсем скоро, подожди.

Вслед за ней Белла заглянула за темную скалу.

Лунная дорожка ровно стелется по черным камням. Будь здесь хоть малейший лаз в грот — Арабелла бы его заметила.

И яркий багряный свет ударил в лицо. Особенно ясно высветил горькую усмешку Изабеллы.

— Ты… — Арабелла торопливо отступила назад, хватаясь за припрятанный нож, рывком отшвыривая туфли — не глядя, куда. Надо бы — в лицо Изе, но далековато, не попасть. — Ты меня предала. Меня — и всех?

— Нет, спасла. Как и Витольда. Он в итоге отступил. Отступи сейчас и ты. Я поняла, тебя не переубедить. Мне. Но у наших новых союзников получится лучше. Они знают много больше. И понимают Мидантию лучше нас с тобой, вместе взятых.

Лучше. Так с чего же ты взяла, Изабелла, что хоть немного понимаешь их самих?

— Герцогиня с соседней виллы успела послать гонцов. — Это уже не Арабелле.

— Мы их перехватим, — изрек из багровой, факельной мглы уверенный мужской голос.

— Прости, Белла. Это сократило и мое время на разговоры. Но у нас оно еще будет.

— Я не скажу, где женщины! — выкрикнула Арабелла.

— А я не стану спрашивать, если вы добровольно пойдете с нами, — выступил вперед давешний капитан. Или кто он вообще такой? — Клянусь честью. В мои намерения не входит причинять вам вред.

—

Хорошо, — вздохнула герцогиня Вальданэ. Всего лишь жалкая тень своих храбрых, благородных родителей. И Грегори. — Но я хочу видеть Вита. Немедленно.

— Вы его увидите. А эти дамы нам не нужны, — успокоил ее капитан. Или попытался. Кому здесь вообще можно верить? Уж точно не пленителю — после предательства-то прежней подруги по скитаниям. — Мы не воюем с женщинами и детьми. Вам трудно сейчас поверить нам, но мы действительно защищаем вас, Арабелла.

2

— Вас ведь зовут Арабелла Вальданэ? Точнее, принцесса Арабелла Зордес-Вальданэ.

— Вы меня с кем-то путаете. — Белла отставила полупустой бокал, надеясь, что руки не дрожат. — Я — Мэри Анабель Тервилль.

Он лишь пожал плечами — как снисходительный, добрый дядюшка. Добрый дядюшка, предоставивший ей приют в своем замке, кресло у приветливо зажженного, теплого камина. И даже горячее разбавленное вино — как гостья и попросила. И сухую одежду — примерно ее размера. Жены? Кого-то из дочерей? Любовницы-домоправительницы?

Сколько ему лет? Не больше пятидесяти. Рослый, подтянутый, со вкусом одетый. Дамы постарше сочли бы мидантийского патрикия даже красивым… наверное. Когда свергли Зордесов, ему было лет двадцать. И, судя по богатой обстановке вокруг, его семья при новой власти не бедствует. Ни при какой из новых властей.

— Ваше Высочество, сейчас вам совершенно незачем таиться. Вы — среди друзей. Я был одним из тех, кто считал благом для обеих держав помолвку между вами и Константином Кантизином.

Благом? Арабеллу тогда вырвали из прежней жизни, вынудили предать Грегори. Политика оскалилась диким зверем и сцапала в безжалостные когти. Каким же ненавистным и постылым казался далекую вечность назад мидантийский принц Константин Кантизин!

Получится ли пожалеть его сейчас? Когда его смерть тянет в стылую могилу и Арабеллу?

Зато если «дядюшка»-похититель — сторонник Константина, это хоть что-то объясняет. Верность совсем недавно живому принцу, а не давно забытой, свергнутой династии Зордесов.

— Он был лучшим из людей, рожденных моей страной. Истинным правителем, чье величие могло спасти мою бедную Мидантию. Я счастлив принимать в моем доме его невесту.

— Будь я и впрямь его невестой, такие слова способны лишить меня головы. Вспомните, сейчас у власти — не мой, якобы, жених.

— Вам нечего опасаться под этой крышей. — Ядовитый паук кружит вокруг неповоротливой мухи. Вот-вот вонзит острые когти. — Мой лекарь счел своим долгом уведомить меня о вашем положении. Поверьте, ваше будущее дитя делает вас еще драгоценней.

Делает муху еще медлительнее.

А ведь не хотела же пить это «придающее сил зелье». Не хотела. Будто чувствовала.

Как лекарь только по нему сумел понять… Неважно. Белла опять ошиблась. Ничего нового.

— Дитя? — Арабелла хлопнула длинными ресницами. Любил ли их Грегори… или просто устал с ней спорить? — Я беременна?!