Вестник и Весна народов
Шрифт:
В газетах начались баталии. Моряки и эксперты наперебой спорили, чем обернётся новая гонка за скоростью, пока завистники ехидничали, по поводу идей самого Беркутова о внедрении паровых кораблей на винтовой тяге. Последующее же строительство мощнейших парусников выглядело смешно и двулико, ведь публика так и не узнала о перевооружении клиперов компании в том числе и на паровую тягу, хотя бы в виде вторичных движителей.
По новым дорогам поезд ехал ровно. Из роскошного салона с мебелью из красного дерева император видел развивающийся край, а не окраину империи. Иногда, на маленьких станциях на глаза Николаю Павловичу попадались специализированные машины для прокладки уже третьей колеи
В качестве шпал использовали бетонные, а не деревянные блоки, качество железа для самой дороги тоже вышло отличным, не то что между Петербургом и Москвой. Вдоль дороги тянулись провода телеграфа, образуя третий информационный центр в империи, и чем дальше на юг ехал поезд, тем толще кабели становились. В Мариуполь стекалась информация из Восточной, Западной, Северной Европы, с юга через Кавказ и востока через Каспийское море.
Николай Павлович несколько раз проверял и на крупных станциях газеты с новостями появлялось чаще чем в столице. Его это и пугало и радовало одновременно. Он везде видел систему и какой-то порядок, смысл пока ускользал от императора, но все рабочие на станциях носили форму отличающуюся по цвету, грузчики передвигались отдельно от пассажиров, для тех и других на новых бетонных перронах разметили дорожки и повесили табло с расписанием. У каждой малость крупной станции обязательно дежурили извозчики и стояли ларьки с едой.
Император сплюнул. Везде, вот вообще везде стояли ларьки "Злой китаец", "Честный казак" и "Счастливый Русский". В Петербурге все студенты подсели на забегаловки, где быстро готовили еду на любой вкус, так еще и с собой давали в картонных коробках. Николай Павлович с семьей посетил пару благотворительных балов, где хозяева угощали гостей восточной кухней. А там нужно было есть палочками! Хотя васаби ему нравилась. Генерал-губернатор Живой с Дальнего Востока много подобных приправ присылал, изрядно радуя необычными деликатесами гостей столицы.
— Дорогая, а ты не замечала, как разнообразен наш стол? — спросил Николай у Александры Федоровны.
— Не без этого, — она сидела у окна и читала под дневным светом, один из романов Дюма, который он запретил для публикации, — ты только сейчас задумался? А этот, грузинский князь?
Николай Павлович протер глаза, видимо он совсем заработался, если забыл о новом коньяке и его создателе. За прекрасный напиток из Грузии гвардейские офицеры чуть ли ни до дуэлей доводили споры. Князь Захарий конечно “вляпался” в этом вопросе, подставившись под всех желающих и еще больше под всех, кто не успел попробовать.
А уж как французы кривились, когда Николай угощал их лучшим шампанским от князя. Кривились, пили и обязательно забирали с собой пару бутылок, чтобы похвастаться на родине.
Цены на этот нектар взлетели неимоверно. Вначале князь предпочёл быстрее сбежать из столицы, уж больно сильным людям ему пришлось отказывать. А вот через год вернулся с постоянными поставками и обещанием увеличить производство, на что даже получил солидную сумму, собранную неравнодушным офицерским составом. Гвардейцы восприняли дело лично и постарались монополизировать коньяк, но куда им идти против генералов и любопытных иностранцев. Канкрин чуть ли не в ладоши хлопал, глядя на прибыль с налогов. А потом пошел ликер. Такой мягкий как мед, он таял на языке не доходя до горла. Его Николай Павлович любил больше всего, но позволял себе только по праздникам. Этот напиток застолбили за собой морские волки, чуть ли не с кулаками бросаясь на всех, кто зарился на их прелесть.
Картина за
— Ой, Ник, смотри, — необычно юно воскликнула Александра и убрала книгу, чтобы как в юности прислониться к окну.
И там было на что посмотреть. Поезд ехал с севера, спускаясь к Мариуполю, который утопал в свете на фоне моря. На ровной глади Азова курсировали сотни белых кораблей с парусами и без, Николай уже знал и видел бетонные суда, но никогда в таком количестве. Сильнее всего его удивили возвышающиеся над городом гиганты. Почти достроенная башня морского и железнодорожного вокзала, как девушки стягивали корсетом талии, так строители обернули башню лесами и парой кранов.
Отдельно императора привлекала только начавшаяся стройка, напоминавшая основанием большой квадрат, который окружили пятиэтажные одинаковые здания. Это строился новый университет и студенческий городок с корпусами.
Поезд замедлился, здесь ветка разветвлялась, и грузовые поезда уходили в сторону доков, где высились портовые и строительные краны. Пассажирские же проходили по новому арочному мосту и останавливались прямо на вокзале.
Перон освободили от любопытных, а расписание специально освободили, чтобы император с семьей мог спокойно приехать. Охрану обеспечивали местные отделения жандармерии и лейб-гвардейцы, которые приехали вместе с императором. Но первыми из поезда вышли волкодавы Месечкина. В отделении жандармерии появились отряды с собаками для поиска контрабанды, взрывчатки или людей, охраны запретных мест вроде оружейных и боеприпасных фабрик.
Императора встречали с оркестром. Воронцов стоял первым, за ним уже шли различные чиновники, офицеры, мэр города и Беркутов с супругой.
— Ваше императорское величество, это честь для нас! — поприветствовал Николая Павловича Михаил Семенович. Он приехал из Екатеринослава, чтобы поприветствовать лично августейшую особу.
Император замер, уставившись в потолок крытого перрона. Через огромные окна в вечернем небе загорались первые звезды. На перроне тоже зажёгся свет, только искусственный, ровный и немного холодный свет электрических ламп.
— Михаил Семенович, а не проведёте экскурсию по городу? — полюбопытствовал Николай Павлович, оторвавшись от местных чудес.
— Конечно, мы специально подготовили смотровую площадку, — улыбнулся Воронцов и повёл гостей на башню, где специально остановили работы для приезда императора. Вадим лично все проверил, чтобы ничто не угрожало жизни венценосных особ.
На смотровую площадку в виде балкона пришлось подниматься по лестнице немыслимые десять этажей. Но вид, то чувство свободы, которое давал свежий ветер, того стоили. Николай замер у перил, пока чиновники с опаской смотрели на землю. Он видел кусочек империи, которой правил. Видел, как с промышленной стороны города с заводов возвращались люди, как по мощёным мостовым по рельсам ездили паровые трамваи. В петербурге ходили подобные, но только конной тяге. Как по щелчку пальца по улице прошлась волна света, это загорались уличные фонари, и не требовались никакие пожарные.
На чистых, светлых улицах люди прогуливались парочками, выходя на белую набережную, которая возвышалась над пассажирским причалом с сотнями кораблей, паромов и яхт. В розовом небе парили свободные от мирских забот жирные чайки, которые любили полакомиться отбросами из консервного завода.
— Ой, прохладно, —поёжилась императрица, и Николай накинул ей на плечи свой мундир.
— Ваше величество! — забеспокоился один гвардеец из охраны, но император его успокоил, и они спустились.