Ветер и мошки

Кокоулин Андрей Алексеевич

По логике: если с лицевой стороны улицы здание с пятнадцатым номером найти не удалось, значит, оно должно хорониться в глубине микрорайона. По извращенной логике оно может затесаться и среди домов на четной стороне улицы. Но это соображение Камил оставил на тот случай, если его поход к домам за взгорком постигнет неудача.

Что за дурной мир!

У бесхозного бетонного кольца, не понятно для чего наполовину врытого в землю, целовались парень с девушкой, и Камил притормозил, собираясь выяснить у них, знают

ли они про пятнадцатый дом. Ну, вдруг?

— Че надо? — спросил парень, оторвавшись от губ пассии. — Давай, мужик, гуляй отсюда, не обломится.

Девушка громко щелкнула жвачкой.

— Ему завидно, наверное, — с улыбкой сказала она, поправляя черные чулки в крупную сетку.

— Мне адрес, — сказал Камил. — Пятнадцатый дом. Может, знаете?

— Ты слепой, что ли? — фыркнул парень, хрустнув кожаной курткой. — Таблички на домах для кого?

— Там нет.

— А я тебе, что — энциклопедия? — с вызовом спросил парень.

— Да нет.

Замыкал микрорайон Гончарный переулок. Камил прошел дом номер шесть и дом номер восемь, наверное, уже чуть ли не час убив поисками. Казалось бы, чего легче? Но здесь все навыворот.

Он вдруг сообразил, что у Василия и Кривовой — одиннадцать лет разницы. Какой же тот тогда одноклассник? Эпический мог бы случиться прокол. Я запомнил тебя с первого класса. Ха-ха. Но кем тогда представляться? Как быстро втереться в доверие? Сказаться знакомым ее отца? А если эта Татьяна Михайловна и вовсе не пустит его на порог? Тогда придется караулить, пока она выйдет из квартиры.

Камил добрел до торцевой шестиэтажки. Со стороны улицы таблички на ней не было. Нет, вряд ли это искомый номер пятнадцатый, уж очень органично вписывается в линию Гончарного переулка. Хотя, конечно…

Он двинулся к подъездам, которых было три. На скамейке у одного из них Камил заметил женщину. В темном платье и короткой куртке из-за неподвижности она казалась чуть ли не элементом декора. Если уж сидит, подумалось ему, то наверняка живет здесь. А раз живет, то знает, какой это дом.

Подойдя ближе, Камил почувствовал озноб. В бледном, заострившемся лице он узнал Кривову. Одна из виновниц случившегося в «Ромашках» прорыва неотрывно смотрела куда-то поверх высаженных перед домом кустов шиповника.

Значит, вот он, пятнадцатый дом.

И вообще — удачно. Неимоверно.

— Татьяна?

Женщина, помедлив, перевела на него взгляд. Потом слабо, неуверенно кивнула. Лицо ее не выразило ни удивления, ни радости. Только губы сжались.

План сформировался в голове Камила в долю секунды.

— Я вас искал, — сказал он, подсаживаясь.

Очень хорошо, подумалось ему. Сидим, беседуем. Кто что заподозрит?

— Зачем? — безжизненным голосом произнесла женщина. — Вы из милиции?

— Почему? Нет, — удивился Камил.

— Тогда ладно, — сказала женщина.

И словно потеряла

к нему интерес. Камилу показалось, что она больна. Возможно, подумалось ему, прорыв и для людей отсюда не проходит бесследно. Но лучше бы их убивало в самом начале. Только настроились — и бах! Скольких бы жертв удалось избежать!

Тьма приблизилась и отступила.

Камил вновь испытал тошноту и головокружение. Конечно, он же находится рядом с одним из инициаторов. Все вокруг пропитано…

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросил он Кривову, оборвав мысль.

Рука его нашла чужое холодное запястье. Пальцы сквозь кожу расслышали, разобрали мелкий пульс.

— Нет.

Женщина не попыталась освободиться. Камил ждал момента. Достаточно было одного удара, чтобы вызвать паралич сердечной мышцы. Большой силы не требовалось. Необходимо было лишь поймать сердце между сокращениями.

Куда ударить, Камил знал.

— Я могу помочь, — сказал он.

Женщина повернула голову. Она почему-то долго всматривалась Камилу в лицо. Ей словно никак не удавалось разобрать его черты.

— Вы — добрый человек? — спросила она вдруг.

Камил незаметно сжал пальцы правой руки в кулак.

— Наверное, — сказал он.

Ему подумалось, ей надо дать последнюю минуту. А потом он, возможно, даже вызовет «скорую». Когда будет уже поздно.

— Если вы добрый человек, — сказала Кривова, наклоняясь к нему, — тогда убейте меня, пожалуйста.

— Что?

— Убейте.

Ему пришлось тряхнуть ее за плечо.

— Вы что?

Женщина слабо улыбнулась.

— Я бы сама, — прошептала она. — Но во мне нет храбрости. А если кто-то другой… если хороший человек…

— Взять и убить?

— Да.

— Почему?

— А зачем жить?

Что-то сжалось в Камиле от простоты вопроса.

— Вы что-то натворили? — спросил он.

Женщина качнула головой.

— Это не важно. Убейте… убейте меня.

Она уткнулась лбом ему в плечо и замерла. На виске, под прядкой волос билась жилка. Запястье так и осталось в пальцах Камила. Ни дать ни взять парочка проводит на скамейке свободное время.

И то ли Василий был в этом виноват, то ли опять тьма поползла в глаза и в душу, но Камил не смог ударить женщину. Что-то было не то, не так, внутри и снаружи. Ему захотелось кричать.

И в глаза женщине, и просто в небо.

— Ну нет, — сказал Камил. — Извините, так не годится.

Носитель был худоват, но Кривову ему удалось без труда взять на руки. Она была удивительно легка.

— Сейчас мы с вами домой… — проговорил Камил, подбивая носком ботинка подъездную дверь. — Напоим вас чаем…

Женщина что-то прошептала.

— Что? — спросил Камил, ныряя в тусклый сумрак лестничной площадки.

— У меня нечего есть, — сказала женщина.

— Но чай-то есть?