Ветер и мошки
Шрифт:
— Не могу, — прошептал Камил.
Быстрым шагом он направился по дорожке в пространство между домами. Дневной свет мигал, узкие тени резали его от верхнего века к нижнему.
Чего легче, думалось ему, пока он шагал по асфальту мимо куцей зелени и панельного дома, отвернул голову — и готово. Отомстил. Отметился. Сделал то, что просили. А исчезли прорывы? Хренушки! Год от году все больше и больше. А шеф: давайте, давайте. А доктор досье подсовывает: будьте любезны, ваш кандидат.
Суки.
Камил
Эмофон — красный. Краснее некуда. И плевать, плевать, плевать.
Он зарычал. Его заколотило, он даже сплясал что-то на тротуаре, с силой вбивая каблуки в асфальт. Сама попросила: убейте. А за что? За что ее убивать? Явился, придурок, с благородной миссией. Только вот яйцо — последнее.
Последнее!
Чувствуя, как от досады и отчаяния его чуть ли не выворачивает наизнанку, Камил едва не врезал кулаком по косяку магазинной двери, но вовремя опомнился. Косяк-то причем? Это я причем. Себе бы…
В магазине было два куцых продовольственных отдела и богатый вино-водочный. У Василия — слюна, у Камила — отвращение. Морду бы тебе, Василий, набить. Что у тебя денег-то всего — и полтинника не наберется.
Сам дурак, ответил Василий. Поживи здесь.
И что? — спросил его Камил, останавливаясь у мясного прилавка.
Полдня, а тебя корежит, отозвался Василий. Жизнь у нас тяжелая, вот что. Водки лучше купи.
Заткнись, сказал Камил.
Он встал в очередь из трех человек и взвесил и купил полкило сосисок, называющихся молочными. Тридцать семь рублей упорхнули, как не было. Десятки хватило на буханку ржаного, и еще рубль ему дали сдачи.
Василий в отнорке вздохнул.
Ты вот купил ей продуктов, сказал он, а мне жить на что? Это были мои деньги. У меня, между прочим, ни пособия, ни зарплаты.
Камил закрыл глаза, стоя на крыльце магазина. Прости, сказал он. Я не знаю. У вас тут все навыворот…
Прекрасно, прошептал Василий.
Ты можешь как-то… — сказал Камил. У тебя две руки, две ноги. Что, не найдешь работы?
Ты — дурак? — спросил Василий. Здесь полгорода только этим и занимаются. Был вот завод, как-то держал в рамках…
Сам дурак, сказал Камил.
— Чего-о? — остановился, взявшись за ручку магазинной двери, высокий, плечистый мужик.
От него плеснуло такой готовностью ввязаться в драку и выместить накопленную на душе злобу, что Камил отшатнулся, запоздало сообразив, что последнюю фразу произнес вслух.
— Простите. Это я себе.
Мужик хрустнул костяшками пальцев.
— Ладно, — процедил он, блуждая взглядом по худому лицу Камила-Василия. — Прощаю на этот раз.
Дверь хлопнула. Камил торопливо сбежал по ступенькам.
Во дворе дома на куцей детской площадке играли дети. Два карапуза
— Дима, ты неправильно! — звенел ее голосок. — Ты не толкай мальчика. Не толкай! Ты просто едь рядом.
Камил неожиданно умилился. Среди сгущающейся тьмы — такое светлое пятнышко. Дети.
— Эй, чего вылупился? — тут же крикнула ему одна из женщин на скамейке. — Иди, куда шел.
— Иду, — буркнул Камил.
— Давай — давай, пока милицию не вызвали, — поддержала подругу вторая.
Острый запах кошачьей мочи ударил Камилу в нос в подъезде.
Из темноты под лестничным пролетом на него уставились четыре желтых глаза. Одна из кошек мяукнула, видимо, выпрашивая сосиску.
— Не вам, — сказал Камил.
Он поднялся на третий, на втором едва разминувшись с хмурым, пахнущим креозотом мужчиной. В пакете у мужчины звякнуло стекло.
Дверь в квартиру Тани была открыта. Стукнув в накладку, Камил вошел. Таня выглянула из мерцающей телевизионным светом комнаты.
— Это вы?
— Я, — кивнул Камил.
— А мы вашу шоколадку раздраконили.
— Ну и правильно. Вкусная?
— Ага.
Татьяна встала на пороге комнаты, глядя, как Камил избавляется от ботинок.
— Во! — он вскинул руки с пакетом с сосисками и буханкой хлеба. — Этого хватит продержаться?
— Ну, если с вами, — вдруг улыбнулась Таня.
— Со мной? — Камил посмотрел ей в глаза.
Со мной? — зашевелился в нем Василий.
— С вами, — повторила Таня, придерживая бок рукой. — Я вам не сказала, но у нас есть еще немного макарон.
— О, сосиски с макаронами! — выпрямился Камил. — Блюдо богов!
— Тогда я сейчас займусь Олежкой, а потом уже будем с вами кашеварить, — сказала Таня.
— Макароны можно готовить сразу с сосисками, по-походному, в одной кастрюле, — сказал Камил, беззастенчиво воспользовавшись воспоминаниями Василия. — Если еще сливочного масла добавить, то вещь получается изумительная!
— А мы делали гречу с тушенкой. Когда в школе ходили в поход. Еще картошку пекли в костре.
— Однозначно уважаю, — кивнул Камил.
Улыбка Тани сделалась светлее.
— А у вас…
— Мы! — выдохнул в комнате Олежек.
— Извините, — сказала Таня, погрустнев.
— Помочь? — спросил Камил.
Таня обернулась уже от дивана.
— Олежке надо в туалет.
— Без проблем.
Камил шагнул в комнату.
— Вы несите это на кухню, — он передал Тане продукты. — А я займусь нашим лежащим.
— Мы! — сказал Олежек.
Он вытянул шею, пристально рассматривая склонившегося над ним Камила.
— Постойте! — крикнула Таня.