Ветер и мошки
Шрифт:
— Я — на кухне, — бросил он Тане.
Она вряд ли слышала, опять протирая и пеленая, опять массируя.
На кухне было светло. Камил подставил табурет ближе к холодильнику, ткнулся виском в его гудящий, вибрирующий бок. Ты работаешь вхолостую, приятель. Внутри тебя — ничего нет.
Оставленные на столе сосиски пахли одуряюще. Носитель, похоже, ни черта не ел с прошлого дня. Нет, с утра прошлого дня. Хлеб с сырым яйцом и почти поллитра водки. Вот вам завтрак, обед и ужин. А до этого… До этого был незабвенный
Камил сел, спрямив спину, и обнаружил вдруг, что совершенно спокойно, наблюдая за собой как бы со стороны, сворачивает целлюлозную оболочку с одной из сосисок. Желание вгрызться в розовую мясную мякоть было столь велико, что его даже начало подташнивать. Рот заполнился слюной. Сам купил, сам съел. Инвалиды побоку. Лишить пропитания — это ведь тоже, пусть и неординарный, но способ убийства.
— Василий?
— Да?
Камил так и застыл с сосиской в кулаке, наблюдая, как Таня подсаживается рядом.
— Вы тоже голодный? — спросила она.
Камил кивнул.
— Так лопайте, — сказала Таня.
Камил мотнул головой.
— Я это… если уж вместе…
Он протянул сосиску, как протягивают цветы.
— Ешьте, ешьте, — сказала Таня. — Вы вон совсем зеленый.
— Это не голод, это похмелье, — сказал Камил.
— Вы пьете?
— Пил.
Эй-эй! — зашевелился Василий. Как это пил? Почему как о покойнике? Потому что ты бросил, сказал ему Камил. Когда? — поинтересовался Василий.
Сегодня.
Сосиску он все также держал на весу.
— Ну, давайте я откушу, и вы откусите, — предложила Таня. — Мне, если честно, тоже хочется.
— Ну, если вдвоем… — сдался Камил.
— Только вы первый, — сказала Таня.
— Я — первый?
— Ну, сосиска же у вас.
Камил вздохнул.
— Умеете вы уговаривать.
Он откусил где-то четверть сосиски и протянул остаток Тане. Жевать пока не стал, катая откушенное языком от щеки к щеке.
— Вы.
Таня кивнула, осторожно вытянув шею, зацепила сосиску губами и тоже откусила четверть.
— Жуем по счету?
Камил кивнул.
— Ой, постойте, — выплюнув свою часть сосиски в ладонь, Таня соскочила со стула. — Сейчас!
Она вернулась за стол с ножом и откромсала от купленной Камилом буханки часть горбушки, сломала ее в пальцах.
— Берите, — сказала она, подавая кусок Камилу, — так вкуснее.
— Под язык? — спросил он.
Таня фыркнула.
— Ага, как лекарство.
— Тогда я ффитаю, — с куском хлеба за одной щекой и цилиндриком сосиски за другой шепеляво сказал Камил. — Ф-фаз.
— Секундочку!
Из своей части порции Таня составила крохотный бутерброд и отправила его в рот. Махнула рукой — можно!
— Ф-фа! — произнес
Он хотел уже сказать: «Три!», но Таня, призывая к вниманию, подняла палец.
— Ф-фа с фолофиной, — объявила она.
— О! — сказал Камил.
— Ф-фи! — крикнули они хором.
Вместо сосиски Камил едва не прокусил носителю губу. Но как это было вкусно! Не выразить, не описать. От работы челюстей что-то щелкало за ухом. Камил едва не урчал. Рядом быстро-быстро жевала Таня, и глаза у нее были совсем иные, чем раньше. Какие-то светлые. Веселые.
— Ф-фу! — выдохнул Камил, ощутив, как теплым сгустком проваливается в желудок пища.
Не заглядываться на вторую половину очищенной сосиски не получалось. Во рту царило мясное послевкусие.
— Еще? — спросила Таня.
Камил хотел согласиться, но потом мотнул головой. Ему было хорошо. Впору удивляться, что еще пятнадцать минут назад он ненавидел весь здешний мир. И вот — щелк! — четвертинка сосиски перенесла его в экстаз.
Такова жизнь, шепнул из отнорка Василий.
— Нет, — вздохнул Камил, — теперь можно и макарон подождать.
— Точно! — сказала Таня.
Вместе они принялись лущить остальные сосиски. Те вылуплялись из целлофана непонятными розовыми личинками. Почему-то казалось, что тем самым прерывается цикл сосисочного развития. Глядишь, в конце срока образовалась бы сосиска-бабочка. Подумав об этом, Камил едва не заржал в голос.
Хорошо!
— Хорошо? — спросил он Таню.
Та кивнула, чему-то тихо улыбаясь.
— Знаете…
— Знаешь, — поправил Камил.
— Знаешь, — сказала Таня, — мне кажется, будто я вас… тебя давно знаю.
Камил избавил от целлофана последнюю сосиску. Сложенные в розовый ряд они стали походить на крупнокалиберные патроны.
— Мне тридцать шесть, — сказал Камил. — Я был женат. Давно. Есть сын, но, кажется, мы забыли друг о друге. Из богатств — только квартира.
— Почти мой случай, — сказала Таня.
— Олежек — жених?
— Нет, он… Я оформила над ним опекунство.
— Родственник?
— Нет, — качнула головой Таня. — У него никого нет. А я решила, что у него должен быть дом и человек, который может ему помочь. Видите… Видишь же, какой он. Он бы умер давно.
— И никто не помогает?
— Соседка помогает.
Таня поставила на стол тарелку и, пока Камил складывал в нее сосиски, налила в кастрюлю воды. С чуть слышным хлопком вспыхнул газ на газовой плите.
— Извини, — сказал Камил, — а власти? Какие-нибудь структуры?
— Нам пособие перечисляют.
— Большое?
— Да нет, откуда? Жалко, что иногда задерживают.
— Ты поэтому… ну, просила меня…
С пакетом с макаронами Таня села напротив Камила. Над переносицей у нее появилась тонкая морщинка.