Вид на небо
Шрифт:
Он твой, тот звук на полпути к Эдему —
и это не цепей – запястий звон.
Сюда идут. Поправив диадему,
себе самой: «прекрасно, Хармион!»
День оборвется ранее чем должен,
но выбери – и хватит за глаза —
от всей земли, на все века и дольше
здесь – диадему в мертвых волосах.
Она открыла коран, мне налила настой
я что-то странное помню из книги той:
что
А мне все слышалось: «Господи, но и псы…»
– Сейчас уж поздно, ночь
с утра пойдем искать.
Болезнь я знаю, дочь —
это она, тоска
вокруг тебя что цепь
и ты в ее руке…
она уходит лишь в степь
да вниз по реке.
Я верю, тебе ли не знать – что ж, веди за курганы,
откуда пришли узкоглазые люди, и скот, и повозки…
В мае, если тепло, по степи зацветают тюльпаны
и другие цветы, попестрей, кукушкины слезки.
И если солнце не сожжет в золу
прежде чем бросить их дождям и пургам,
так пахнут волосы и кольца лун
в Азии, в степях за Оренбургом
другой весной, когда сойдут снега
а солнце не зайдет и сгубит зелень…
так пахнет – ты права – моя тоска.
Но говори же, как готовить зелье.
Я еще не решилась, моя госпожа,
не решилась —
излечить от тоски —
отчего бы и не
излечить от души…
взгляд, движение прочь —
полет —
отлетает душа… отлетела…
начинается жизнь в райской стране.
Окажи милосердие, Боже, и не награди меня прошлым.
Но другим, как Иова – будто бы можно – другим
взгляд следит за движением взгляда…
движение прочь —
бесконечно
отлетает душа, не умея совсем отлететь.
…красную глину лепили в круге восьмом, ров четвертый
числа причастности нашей указаны дважды и трижды
белые ангелы глину несли под пальцы господни и вежды
в солнцеворот, и в тороках у них – вёдро
хляби заключены ибо солнце полезно для глины
круг гончара придает ей форму и память движенья
…лотово семя, отверженцы, лотофаги!
память древней послушанья,
длиннее чем длинный
путь до Сигора и кровосмешенья…
Жест оборота кончается в левом плече,
поближе к сердцу и смерти
так, госпожа, ближе к сердцу и смерти
кончается память
черт ее не разобрать
в крылах ее ветер – Психея…
глина звенит, высыхая
Так
Агнец глядел на Иова, первенец стада,
первенца не искупивший…
будто бы милостью божьей искупается память!
будто бы память – не вольная райская птица
будто в глазах моих что-нибудь кроме
движения – прочь – отлетанья
…жар-птица перо уронила
Жест оборота кончается смертью и жестом руки:
разрешаю —
хляби разверзлись
лотос зацвел под стопою Лилит
у стигийских истоков
…лотос необязателен, впрочем – важно отреченье —
сопроводить причитанием путь лепестков —
приготовим напиток, смешаем —
красные – на ясный день
белые – на белый свет
легкие – на легкий сон,
на легкий век – так кончится память
смерти не будет – здесь она изначальна.
Только не оговориться —
память опасней змеи у запястья,
зеркала – двойники ее и воды ее должники,
ибо ей подменилась душа красной глины
в круге восьмом, ров четвертый —
по отлетаньи души
…лепестки облетают в зелье
по мановению кисти
холодок у запястья —
что вспоминалось рабыне твоей, госпожа?
что вспоминалось тебе, Хармион?
мне бы, наверно – тюльпаны, степь и цвета ее…
Красные, как кровь – как кровь из вен,
если вовремя ей дать пролиться
как созвездья пентаграмм в столице —
вот насмешка – на кремле, в Москве
белые, как снег по пустырям,
соучастник ворожбы и воя,
как в июне ночи над Невою —
как зола – когда они сгорят
легкие – не легче забывать
о местах где ни земли ни тверди,
где пройти одной подобно смерти —
где случалось все же мне бывать…
…
О, я говорила – память опасней змеи у запястья
змеи голубого Нила, черной змеи.
Я говорила – не пытайте причастием
плоть красной глины,
солею молений ее и слезы у солеи
Ты почти одолела, моя госпожа —
жест оборота кончается в сердце и смерти
измерь
руку повыше кисти,
змейку на зарукавье пожалуй
…лепестки облетают листья цветов
старуха жалуется
все бормочет о сердце – оно у меня не болит
ни к чему сокрушаться, а лучше свое пожалей-ка
пахнет яблоком…
нет, показалось, здесь солнце сады опалит
это ветер к утру посвежел