Вид на небо

Близнецова Ина

как убийцу на те места

где убил – и прочь – так и канет в ночь

но на ночь и на смерть – навек

на него сошла от ее крыла

тьма – нежнее и дольше рек.

Уж таким не жить, на судьбе лежит

свист клинка да погони

храп —

так и тем троим – по снегам твоим

наши тайны разнес арап.

Так вот о чем ты. И огонь палящий —

всего соблазн?

ты шутишь, госпожа!

Всех ласк твоих и губ им было слаще —

им, всем троим —

предчувствие ножа

к тому ж, дороже ценится душа,

ведь ты по душу?

Чаровница душ,

что проку в лишней? вечная ошибка.

Того гляди чужую не добудешь,

а верной не дочтешься —

и кому ж,

и знать, как не тебе:

ведь ты не будешь

мне лгать,

что перепутал летописец,

что не твоей рукою предан муж,

другой не помогла ее улыбка

и изменили чары

и всерьез

пришлось решать, что легче:

утопиться

довериться ли стали

или яд

ей предпочесть – я с выбором согласна

а ты его проверила,

напрасно

не тратя вздохов, времени и слез.

Шутка ли смерть! и чтоб не ошибиться,

пришлось их все пересмотреть подряд

что было б сложно для меня —

царице

земель Та-Кем, Изиде во плоти

достаточно приопустить ресницы,

повелевая в древние темницы

доверенному евнуху войти.

Он выберет легчайшую —

легка ли

легчайшая?

так если верить байкам

знакомца старого козла силена —

ты зависти достойна —

а ему

я склонна верить: все ж он бог

иль вроде

того

и если нынче не в почете

родство с ему подобными —

тому

не он виною —

времени и тлена,

забвенья, на худой конец,

уйти

не так-то просто. Сколькие искали

тайн вечной жизни,

есть она – бог весть.

О прочих же —

из нас двоих пристали

вопросы мне лишь

(здесь уместна лесть,

которой не чурался и сатир)

Порфирородная!

почти Латона —

непомнимая матерь Аполлона стара —

ты тоже солнце родила для трона!

(…дороги солнца, как и все прочие тогда, вели в Рим)

Но повтори имя… да что я – имя!

его

обронили халдеи, а то иудеи —

кто б еще назвал ее так…

Лилит —

лебединая пена, лилейные плечи

а плачет —

плакучая ива и та не умеет, не смеет —

о чем бы так плакать?

а ветки все плещутся в водах,

а воды все плещутся в ветках

о, вечная лгунья —

Лилит!

пролиты все ливни, все слезы,

сошла ты с ума, Лорелея —

как не надоест?

и участь сирен не смущает:

а что как найдется какой ни то блудный Орфей?

Моя госпожа – о, давай говорить об Элладе!

Щекою припасть к изголовью предложенной плахи

успею и после – успеем и после – о плате,

расплате и прочем, и спрячем

глаза друг от друга.

Что ж, можно по печени птицы гадать —

но верней – по полету.

Палаты снегов моих благоприятствуют стуже

и памяти – речь разбежалась на нежные всхлипы,

на кружево пены и мраморный город,

хранивший Палладий

а пролисты ветра – а пролисты ветра

и кружатся галки —

вот поговори тут. Нет, право, у нас предпочли бы

гаданье по печени: все же рукам теплее.

Но ты их видала? они и до нас добредали

но позже… припомни! – но им не твоя красота ли

глаза помрачила – глазами встречаться не должно

ведь здесь – ее вотчина, долгая ночь, ее имя

и звук не слетит – даже если – само отлетанье,

и пролисты ветра, кружение птицы —

Психея…

Итак, до тебя не дошло, тем более нас миновало

уж если жрецы позабыли – монахам совсем не к лицу

о ней говорить или помнить —

и гостья не к месту.

Всего от мирского, что молятся утром – Мария!

а слог обрывается – море…

окончат – Мария!

всего-то греха – какие уж, право, забавы.

Того ей и надо

неназванной – значит, незванной

неузнанной – значит, желанной,

не так ли? – соблазну

а это нам ближе, ах, это нам ближе – и имя

от века дано: не высший ли грех – отделиться,

отпасть от народа? от Бога? – а впасть

куда? – о, поздние дети Эллады

о, пасынки Сарры!

И пролисты ветра, кружение птицы – Психея!

Отверстые хляби, от века беглянка – Лилит!

Клеопатра:

Лилит – вольно ж нам имя со своим мешать!

Стели – чужие жизни – как бы – дым – под шаг