Вильсон Мякинная голова

Твен Марк

Констэбль Блекъ чувствовалъ себя отчасти смущеннымъ и разочарованнымъ. Подумавъ нсколько времени, онъ проговорилъ:

— Разумется, въ этомъ нтъ ничего невозможнаго. Надюсь, что вамъ удастся достигнуть цли, но я готовъ провалиться въ тартарары, если понимаю тутъ хоть что-нибудь. Вообще я думаю, что вы взялись за такое дло, съ которымъ вамъ не легко будетъ управиться.

Предметъ этотъ казался исчерпаннымъ. Никто не обнаруживалъ боле намренія добавить что-нибудь новенькое, а потому, помолчавъ немного, мировой судья увдомилъ Вильсона, что явился съ Бэкстономъ и констэблемъ по порученію демократической партіи, предложить ему кандидатуру въ городскія головы. Дло въ томъ, что Даусонову пристань собирались оффиціально признать

городомъ и что вскор должны были состояться тамъ первые выборы въ городскую управу. Предложеніе, сдланное Вильсону, являлось первымъ знакомъ лестнаго къ нему вниманія со стороны согражданъ. Во всякомъ случа оно оказывалось торжественнымъ признаніемъ его дебюта на арен общественной дятельности въ Даусоновой пристани. Это былъ для Мякинной Головы важный шагъ впередъ, а потому Вильсонъ чувствовалъ себя сердечно благодарнымъ за оказанную ему честь. Онъ тотчасъ же принялъ предложеніе демократической партіи, и его посланцы удалились въ сопровожденіи Тома Дрисколля.

ГЛАВА XIV

«Настоящій арбузъ изъ южныхъ штатовъ представляетъ собою, въ ряду земныхъ благъ, нчто особенное, а потому его нельзя смшивать съ прочими мене цнными благами. Это великолпнйшее изъ гастрономическихъ сокровищъ на всемъ свт, царствуетъ Божіею милостью надъ земными плодами. Тотъ, кому удалось его отвдать, знаетъ, чмъ питаются ангелы. Ева вкусила не отъ арбуза, выросшаго на южныхъ плантаціяхъ. Намъ это достоврно извстно, такъ какъ, вкусивъ, она раскаялась».

Изъ календаря Вильсона Мякинной Головы.

Приблизительно въ то самое время, когда Вильсонъ раскланивался въ сняхъ съ уходившими отъ него посланцами демократической партіи, Пемброкъ Говардъ входилъ въ сосдній домъ съ докладомъ о выполненіи возложеннаго на него порученія. Старикъ судья ждалъ его въ своемъ кабинет, сидя сурово и неподвижно на большомъ кресл съ высокою спинкой.

— Ну, что, Говардъ, какія всти вы принесли? — спросилъ онъ.

— Самыя лучшія въ свт.

— Такъ, значитъ, онъ принялъ вызовъ! — радостно воскликнулъ судья, глаза котораго вспыхнули воинственнымъ огонькомъ.

— Принялъ и притомъ съ величайшимъ восторгомъ. Онъ даже привскочилъ отъ радости.

— Неужели? Но это съ его стороны очень, очень мило! Мн это нравится. Когда же поединокъ?

— Сейчасъ же, безотлагательно. Сегодня ночью. Это превосходнйшій и чудеснйшій малый!

— Не только чудеснйшій, но можно сказать даже божественный! Поединокъ съ нимъ я признаю для себя за честь и за удовольствіе. Отправляйтесь же теперь скоре къ нему, уладьте все, что нужно, и передайте ему сердечное мое поздравленіе. Это и въ самомъ дл рдкостный малый! Восхитительнйшій малый, какъ вы изволили сами замтить.

Говардъ поспшно ушелъ, разсуждая съ самимъ собою.

— Я черезъ часъ приведу его на пустопорожнее мсто между домомъ Вильсона и Заколдованнымъ домомъ, да кстати захвачу съ собой мои собственные пистолеты.

Судья Дрисколль пришелъ въ такое пріятное возбужденіе, что принялся бодро и энергично расхаживать по комнат. Внезапно однако онъ остановился, вспомнивъ про Тома, и погрузился въ думу. Дважды подходилъ онъ къ письменному столу и дважды удалялся опять въ противоположный уголъ кабинета, но подъ конецъ сказалъ:

— Быть можетъ это для меня послдняя ночь, а потому я не вправ мшкать, подвергая этого несчастливца риску остаться нищимъ. Правда что онъ трусъ и негодяй, но въ этомъ много виноватъ я самъ. Братъ на смертномъ одр оставилъ его на моемъ попеченіи, а я, вмсто того чтобы воспитать ребенка съ должною строгостью, такъ, чтобы изъ него вышелъ настоящій человкъ, испортилъ его неумстнымъ баловствомъ. Я не оправдалъ возложеннаго на меня доврія и не долженъ брать на душу еще новый грхъ покидая теперь этого несчастнаго на произволъ судьбы. Однажды я уже простилъ Тома, да и

теперь намревался простить, предварительно подвергнувъ долгому, строгому испытанію. Эта комбинація окажется однако осуществимой лишь въ случа если я останусь въ живыхъ, и я не вправ подвергать Тома такому риску. Нтъ, надо сейчасъ же возстановить завщаніе! Если я не буду сегодня убитъ, то могу вдь его спрятать такъ, что оно останется Тому неизвстнымъ. Онъ ничего не узнаетъ про завщаніе до тхъ поръ пока онъ не исправится и пока я не увижу, что это исправленіе представляетъ достаточныя гарантіи прочности.

Судья снова написалъ завщаніе, по которому самозванный его племянникъ становился опять наслдникомъ крупнаго состоянія. Онъ уже заканчивалъ писать этотъ документъ, когда Томъ къ которому привязался на улиц какой-то другой ночной бродяга, вернулся домой и прошелъ на цыпочкахъ мимо дверей кабинета. Заглянувъ туда онъ ускорилъ шаги, такъ какъ мысль о вторичномъ свиданіи съ дядей въ этотъ вечеръ внушала ему ужасъ. Всетаки онъ замтилъ, что дядя писалъ. Въ такой поздній часъ это являлось само по себ уже необычайнымъ. Что именно писалъ онъ? Сердце Тома словно похолодло отъ опасенія. Дло шло вроятно о немъ самомъ. По крайней мр онъ очень побаивался этого такъ какъ былъ убжденъ, что бда никогда не приходитъ одна и что несчастія обрушиваются всегда на человка цлымъ ливнемъ. Объявивъ себ самому, что непремнно заглянетъ въ написанный дядей документъ если только это окажется возможнымъ, Томъ услышалъ чьи-то шаги, потихоньку отошелъ отъ дверей и притаился такъ чтобы его нельзя было никоимъ образомъ замтить. Новоприбывшій оказался Пемброкомъ Говардомъ. Тома интересовало узнать, что именно затяли они вдвоемъ съ судьею.

Говардъ сказалъ съ чрезвычайно довольнымъ видомъ:

— Все у насъ теперь улажено какъ слдуетъ. Онъ уже отправился на мсто съ своимъ секундантомъ врачемъ и братомъ. Я договорился объ условіяхъ со Вильсономъ… Онъ, какъ разъ секундантъ графа. Каждому изъ васъ предоставляется по три выстрла.

— И прекрасно. Хорошо свтитъ мсяцъ?

— Какъ нельзя лучше. Теперь почти такъ же свтло какъ днемъ. Для разстоянія въ двадцать три шага нельзя и требовать ничего лучшаго. Втра нтъ, воздухъ не колышется; немножко жарко, но зато полное затишье!

— Превосходно. Лучше этого нельзя даже и пожелать. Кстати Пемброкъ, прочитайте-ка вотъ это и засвидтельствуйте вашей подписью.

Пемброкъ прочелъ и засвидтельствовалъ завщаніе судьи, а затмъ горячо пожалъ старику руку и сказалъ:

— Вы хорошо сдлали, Іоркъ, но я напередъ зналъ, что вы поступите именно такимъ образомъ. Вы не могли же оставить этого бднягу безъ всякихъ средствъ къ существованію и непріученнаго ни къ какому занятію, способному дать кусокъ хлба. Это значило бы осудить его на врную гибель, а я былъ убжденъ что вы ни подъ какимъ видомъ этого не сдлаете, если не ради вашего племянника, то во всякомъ случа ради его отца.

— Дйствительно я не могу подвергнуть Тома заслуженной строгой кар. Я вынужденъ его простить ради его отца, родного моего брата Перси. Вы знаете вдь, какъ былъ мн дорогъ Перси. Замтьте себ однако, что это должно оставаться въ тайн отъ Тома, если я не буду сегодня ночью убитъ.

— Понимаю. Я не скажу объ этомъ ровнехонько ничего.

Положивъ завщаніе въ ящикъ письменнаго столъ, судья отправился со своимъ пріятелемъ на мсто поединка. Черезъ минуту посл того какъ они ушли изъ дому, завщаніе было уже въ рукахъ Тома. Отчаяніе, которымъ онъ до тхъ поръ терзался, мигомъ разсялось и въ самочувствіи молодого человка произошелъ рзкій переворотъ. Положивъ завщаніе тщательно на мсто, Томъ широко раскрылъ ротъ и трижды махнулъ шляпой надъ своей головой въ подражаніе тремъ громкимъ ура, причемъ, однако, изъ его устъ не вылетло никакого звука. Онъ принялся въ радужномъ возбужденіи бесдовать съ самимъ собою, отъ времени до времени прерывая эту безмолвную бесду столь же безмолвными ура.