Вильсон Мякинная голова

Твен Марк

Томъ говорилъ себ самому: «Счастье повернулось ко мн опять лицомъ и на этотъ разъ я ни за что не выпущу его уже изъ рукъ. Судья вновь назначилъ меня своимъ наслдникомъ и я постараюсь не подавать ему больше повода уничтожать завщаніе. Зачмъ подвергать себя такому страшному риску? Я не стану играть въ карты и не буду больше пьянствовать, потому что… ну, хоть потому, что не стану больше ходить туда, гд можно нарваться на подобную непріятность. Это надежный и притомъ единственный возможный для меня образъ дйствій. Мн бы слдовало подумать объ этомъ заране, но, впрочемъ, тогда не представлялось такой необходимости въ подобныхъ размышленіяхъ. Теперь для меня шутки плохія. Если мн не повезетъ въ карты, въ случа, еслибъ я вздумалъ взять ихъ теперь въ руки, я оказался бы совсмъ пропащимъ человкомъ. Нтъ, я ни за что не соглашусь подвергать себя подобному риску. Я совсмъ было утопалъ и неожиданно оказался на суш! Сегодня вечеромъ еще

я старалея уврить себя, что старикъ согласится меня простить безъ особенныхъ хлопотъ съ моей стороны, но такой счастливый исходъ казался мн съ каждымъ часомъ сомнительне. Между тмъ оказывается, что старикашка сдлалъ уже это. Если онъ разскажетъ мн самъ, я, разумется, его поблагодарю, въ противномъ же случа съ моей стороны лучше всего прикинуться, будто я ровнехонько ничего не знаю и держать языкъ за зубами. Положимъ, что мн хотлось бы разсказать обо всемъ этомъ Вильсону-Мякинной Голов, но всетаки надо прежде хорошенько обдумать. Пожалуй, что и тутъ врне будетъ промолчать.

Безмолвно провозгласивъ еще одно троекратное ура, онъ добавилъ: — Итакъ ршено, что я исправился и буду вести съ этихъ поръ примрную жизнь». Онъ собирался уже закончить свое разсужденіе еще однимъ послднимъ безмолвнымъ выраженіемъ радости, когда внезапно вспомнилъ, что Вильсонъ лишилъ его возможности продать или же заложить индійскій кинжалъ и что поэтому онъ будетъ не въ состояніи расплатиться со своими кредиторами, которые, чего добраго, вздумаютъ предъявить его вексель дяд. Мысль эта совершенно парализовала его радость. Грустно повсивъ голову, онъ вышелъ изъ кабинета, стуя и жалуясь на свою несчастную судьбу. Поднявшись по лстниц къ себ въ спальню, онъ долго сидлъ въ неутшномъ отчаяніи и, предаваясь печальнымъ размышленіямъ по поводу индійскаго кинжала, похищеннаго у Луиджи, подъ конецъ сказалъ себ самому со вздохомъ: «Когда я считалъ драгоцнные камни простыми стеклышками, а слоновую кость собачьей костью, вещь эта не представляла для меня никакого интереса, такъ какъ не имла въ моихъ глазахъ цнности и не могла помочь мн выпутаться изъ затруднительнаго положенія. Теперь, напротивъ того, она представляетъ для меня большой интересъ, но, къ сожалнію, самаго мучительнаго свойства. Это все равно, какъ еслибъ мшокъ съ золотомъ превратился у меня въ рукахъ въ изсохшіе листья, или же въ рчной песокъ. Кинжалъ могъ бы меня спасти безъ всякаго труда и хлопотъ, а между тмъ мн всетаки придется погибнуть. Это все равно, что утопать въ какихъ-нибудь двухъ шагахъ отъ спасительнаго круга. Вообще на меня обрушиваются послдовательно вс бдствія, тогда какъ другимъ выпадаетъ на долю дурацкое счастье. Вотъ хоть бы мякинноголовый Вильсонъ. Ему удалось подъ конецъ все же выдвинуться малую толику, а между тмъ, позвольте спросить, чмъ заслужилъ онъ такое счастье? Онъ проложилъ себ теперь карьеру, но съ какой-то стати, не довольствуясь этимъ, вздумалъ онъ загораживать дорогу мн? Нтъ, скверно жить на свт съ такими эгоистами. Я, право, желалъ бы лучше умереть!» Онъ принялся поворачивать кинжалъ такъ, чтобы свтъ горвшей лампы игралъ на драгоцнныхъ каменьяхъ, которыми были осыпаны ножны. Яркіе отблески, которыми сверкали самоцвтные каменья, не доставляли, однако, Тому ни малйшаго удовольствія, а, напротивъ того, еще сильне терзали его сердце. «Роксан нельзя ничего говорить про эту штуку! — замтилъ себ самому Томъ. — Она черезчуръ смла. Она, наврное, ршитъ выломать эти каменья и продать ихъ, а тогда ее, разумется, изловятъ, причемъ выяснится, откуда она добыла каменья и подъ конецъ доберутся до»… Мысль эта привела его въ трепетъ. Дрожа всмъ тломъ, онъ спряталъ кинжалъ, оглядываясь съ видомъ преступника, воображающаго, что сыщики его уже выслдили и собираются схватить.

Ужь не попытаться ли ему заснуть? Нтъ, это ему не удастся. Онъ слишкомъ взволнованъ мыслями самаго непріятнаго свойства. Надо пойти къ кому-нибудь, съ кмъ можно подлиться горемъ. Томъ ршился навстить Рокси и сообщить ей о своемъ отчаяніи.

Онъ слышалъ издали нсколько выстрловъ, но, въ тогдашнія времена, выстрлы раздавались такъ часто, что представляли собою явленіе совершенно заурядное. Они не произвели поэтому на него ни малйшаго впечатлнія. Выйдя съ чернаго хода въ переулокъ, онъ повернулъ на западъ и, миновавъ домъ Вильсона, хотлъ было продолжать свой путь, когда увидлъ нсколькихъ человкъ, шедшихъ черезъ пустопорожній участокъ къ дому Вильсона. Это были возвращавшіеся съ поединка. Тому казалось, что онъ узнаетъ въ полумрак знакомыя очертанія. Въ данную минуту онъ не желалъ, однако, встртиться съ кмъ-либо изъ блыхъ, а потому притаился за заборомъ до тхъ поръ, пока они не прошли мимо.

Рокси чувствовала себя въ особенно хорошемъ расположеніи духа. Она спросила:

— Какъ ты сюда попалъ, дитя мое? Разв ты въ немъ не участвовалъ?

— Въ чемъ именно?

— Въ поединк?

— Въ какомъ такомъ поединк? Разв тутъ былъ поединокъ?

— Какъ

разъ возл этого самаго дома. Старикъ-судья стрлялся съ однимъ изъ близнецовъ.

— Вотъ такъ штука! — воскликнулъ Томъ, а затмъ добавилъ про себя: «Понимаю теперь, отчего онъ написалъ опять завщаніе въ мою пользу: старикъ думалъ, что его, пожалуй, убьютъ, и вслдствіе этого малую толику смягчился по отношенію ко мн. Вотъ значитъ о чемъ такъ хлопотали они оба съ Говардомъ!.. Если бъ пройдоха-итальянецъ уложилъ старика на мст, я благополучно высвободился бы изъ затруднительнаго моего положенія…»

— Что ты тамъ такое бормочешь, Чемберсъ? Гд былъ ты самъ и какъ могло случиться, что ты не зналъ о поединк?

— Я и въ самомъ дл ничего не зналъ. Старику хотлось заставить меня драться съ графомъ Луиджи, но это ему не удалось, потому онъ, должно быть, ршился самъ позаботиться о возстановленіи фамильной чести.

Онъ разсмялся при мысли о томъ, что судья стрлялся за обиду, нанесенную на самомъ дл не его племяннику, а простому негру, и принялся подробно разсказывать матери весь свой разговоръ со старикомъ. Описавъ, до какой степени обидлся и устыдился судья, убдившись, что въ его семь оказался трусъ, Томъ, наконецъ, взглянулъ на Роксану и невольно самъ вздрогнулъ. Грудь ея колыхалась отъ гнва, который она сдерживала лишь съ трудомъ. Она глядла на своего сына съ такимъ глубокимъ презрніемъ, что его нельзя передать словами.

— И ты отказался отъ поединка съ человкомъ, который угостилъ тебя пинкомъ пониже спины, вмсто того, чтобы обрадоваться представившемуся благопріятному случаю возстановить твою честь? — мрачно спросила его Роксана. — Какъ это хватило у тебя духу придти разсказывать это мн? Неужели ты хочешь чтобы я умерла отъ стыда, сознавая что мн пришлось родить на свтъ Божій такого несчастнаго трусливаго зайченка? Тьфу, мн становится противно, когда я вспоминаю про это! Здсь, именно, и высказался въ теб негръ. Иначе это было бы совершенно необъяснимо. Въ теб тридцать одна часть благо человка и всего лишь одна единственная доля негра. Оказывается, однако, что эта несчастная тридцать вторая доля и составляетъ какъ разъ твою душу. Если бы я знала, какая пакость изъ тебя выйдетъ, я разумется не стала бы тебя и ростить. Тебя слдовало бы принять прямо на лопату и выбросить въ помойную яму. Ты опозорилъ своихъ родителей. Что подумаетъ о теб отецъ? Ему станетъ до такой степени совстно, что онъ перевернется, чай, въ могил.

Три послднія фразы страшно разозлили Тома и довели его чуть не до бшенства. Онъ сказалъ себ самому, что если бъ его отецъ былъ еще въ живыхъ, то его можно было бы пристрлить, или же зарзать. Мамаша не замедлила бы тогда убдиться, что ея сынокъ явственно сознаетъ свой долгъ по отношенію къ отцу и готовъ заплатить этотъ долгъ полностью, хотя бы даже рискуя при этомъ собственной жизнью. Томъ предпочелъ, однако, оставить эти мысли подъ спудомъ, находя это для себя боле безопаснымъ, въ виду дурного расположенія духа его мамаши.

— Что же такое случилось въ теб съ кровью храбраго Эссекса? — продолжала она. — Положительно не могу этого понять! Кром того, вдь и съ материнской стороны ты самаго что ни на есть аристократическаго происхожденія. Мой прапрапраддъ, а твой прапрапрапраддъ, капитанъ Джонъ Смитъ, былъ самый чистокровный виргинецъ стараго закала, а прапрабабушкой ему доводилась индйская королева Покагонта, вышедшая, должно быть, замужъ за важнаго негритянскаго царька тамъ гд-то въ Африк. Не могу понять, какъ могъ получиться отъ такихъ благородныхъ родителей трусишка, способный отказаться отъ поединка и опозорить всхъ своихъ предковъ, словно какой-нибудь подлый ублюдокъ. Да, у тебя въ душ сказалась, значитъ, негритянская кровь.

Снова усвшись на ящикъ изъ подъ свчей, она погрузилась въ думы. Томъ не ршался ее тревожить. Если у него и обнаруживался порой недостатокъ въ благоразуміи, то все же не въ такихъ случаяхъ, какъ въ этомъ. Буря въ душ Роксаны постепенно ослабвала, но долго не могла окончательно стихнуть. Она какъ будто совсмъ уже улеглась, но всетаки, отъ времени до времени, напоминала о себ отдаленными раскатами грома, мсто котораго занимали отрывистыя восклицанія вполголоса. Однимъ изъ послднихъ было:

— Онъ недостаточно негръ для того, чтобы это обнаруживалось на ногахъ его пальцевъ, хотя для этого требуется самая ничтожная примсь негритянской крови, но всетаки ее оказалось въ немъ довольно для того, чтобы окрасить ею душу.

Затмъ она пробормотала: «Да, чтобы окрасить ее черне сажи»! Немного погодя раскаты грома совершенно смолкли. Лицо Роксаны начало проясняться и Томъ усмотрлъ въ этомъ благопріятный для себя признакъ. Вообще онъ достаточно хорошо изучилъ характеръ своей мамаши и зналъ, что къ ней опять вскор вернется хорошее расположеніе духа. Онъ замтила, что она въ послднее время машинально подносила палецъ къ носу. Вглядвшись пристальне, Томъ сказалъ:

— Мамаша, у васъ съ кончика носа сорвана кожа. Что съ вами случилось?