Вильсон Мякинная голова

Твен Марк

Роксана взяла опять своего ребенка на руки. Взоръ ея, остановившись при этомъ на несчастной коротенькой его рубашенк изъ небленаго полотна, невольно подмтивъ рзкій контрастъ между этою нищенскою рубашенкой и собственнымъ ея наряднымъ костюмомъ, сверкавшимъ адскою яркостью красокъ. Материнское сердце Роксаны смутилось и почувствовало себя пристыженнымъ.

— Нтъ, голубчикъ, твоя мамаша не возьметъ тебя на тотъ свтъ такимъ оборванцемъ. Ангелы должны восхищаться тобой не меньше, чмъ ею самой! Я не хочу, чтобъ имъ пришлось закрывать себ лицо руками, объясняя Давиду, Голіаsу и другимъ пророкамъ: «Ребенокъ этотъ слишкомъ плохо одтъ для здшнихъ мстъ!»

Съ этими словами она сняла съ своего мальчика рубашенку и одла на голенькаго мальчугана блоснжное длинное дтское платьице Томаса Бекета,

обшитое широкими голубыми лентами и дорогими кружевами.

— Ну, вотъ, теперь и ты изготовился въ дорогу, — добавила она, усадивъ ребенка въ кресло и отойдя сама на нсколько шаговъ, чтобы полюбоваться малюткой. Глаза ея расширились отъ изумленія и восторга. Она захлопала въ ладоши и воскликнула:

— Ну, ужь этого, признаться, я никакъ не ожидала. Я не думала, чтобы ты былъ такой милашка! Молодой баричъ Томми ничуть не красиве тебя! То есть ни на одинъ ноготокъ!

Роксана подошла къ нарядной колыбельк и, поглядвъ на другого ребенка, оглянулась на собственнаго своего мальчика и опять посмотрла на барское дитя. Глаза ея какъ-то странно сверкнули и на мгновеніе она опять погрузилась въ думы. Казалось, будто молодая женщина пришла въ состояніе какого-то экстаза. Пробудившись отъ него, она проговорила:

— Когда я вчера мыла ихъ обоихъ въ ванночк, родной папаша барича Томми спрашивалъ, который изъ малютокъ его собственный?

Она принялась ходить по комнат словно во сн, а потомъ подошла опять къ нарядной кроватк Томаса Бекета, раздла его, сняла съ него ршительно все и надла на него грубую рубашенку изъ небленаго полотна. Снятое съ маленькаго барича коралловое ожерелье, Роксана надла на шею своему собственному ребенку, посадила обоихъ дтей рядомъ и, тщательно поглядвъ на нихъ, проговорила вполголоса:

— Кто бы могъ поврить, что платье такъ много значитъ? Съшь моихъ кошекъ, собака! Мн и самой трудно теперь распознать, кто изъ нихъ чей, а ужь папаша его ровнехонько ничего не угадаетъ. Уложивъ своего мальчика въ изящную кроватку, Томми, она сказала:

— Съ этого времени ты молодой баричъ, Томъ! Я начну теперь обучать и привыкать, чтобы всегда это помнить и называть тебя, голубчикъ, надлежащимъ именемъ, потому что, если я какъ-нибудь ошибусь, то намъ обоимъ не сдобровать. Ну, вотъ, теперь потрудитесь лежать смирно и не барахтаться, баричъ Томъ! Благодарю Бога Вседержителя, вы теперь спасены! Да, спасены! Никому уже не удастся продать васъ, бднаго моего голубчика, на плантаціи въ низовьяхъ рки.

Настоящаго барича она уложила въ некрашенную сосновую колыбельку своего собственнаго ребенка и, поглядывая съ нкоторымъ смущеніемъ на крпко уснувшаго мальчика, сказала ему:

— Мн очень жаль тебя, малютка, право, жаль! Господь Богъ видитъ мое сердце и знаетъ это, но что же я могу сдлать? Какъ прикажешь мн поступить? Твой папаша непремнно продастъ когда-нибудь и кому-нибудь моего мальчика и тогда его увезутъ отсюда прочь, внизъ по теченію рки на плантаціи. Пойми, что этого я ужь ни подъ какимъ видомъ не могу допустить.

Она и сама бросилась не раздваясь, на постель, но, очевидно, продолжала еще мучиться сомнніями, такъ какъ безпрестанно ерзала головой по подушк. Внезапно она услась на кровати. Видъ у нея былъ совершенно веселый, и радостный. Дйствительно, въ измученной, разболвшейся ея голов мелькнула утшительная мысль:

— Никакого грха тутъ съ моей стороны не будетъ, — объяснила она себ самой. — То же самое длали вдь и блые. Да, слава Богу, тутъ нтъ грха даже ни на чуточку! Они тоже это длали, и притомъ самые что ни на есть знатные, которыхъ называютъ королями.

Роксана опять углубилась въ думы, стараясь извлечь какъ-нибудь изъ ндръ своей памяти туманныя подробности разсказа, который когда-то слышала. Подъ конецъ она проговорила:

— Ну да! Такъ и есть! Теперь я вспомнила! Это разсказывалъ намъ старый негръ-проповдникъ, прізжавшій сюда изъ Иллинойса проповдывать въ негритянской церкви. Онъ говорилъ намъ еще, что никто не можетъ спасти себя самого ни врою, ни добрыми длами. Хоть лзь изъ кожи вонъ, а всетаки не спасешься самъ! Спасти можетъ одна только Благодать, которая исходитъ исключительно лишь отъ Самого Бога, Который можетъ ее ниспослать, кому вздумаетъ: святому или гршнику.

Онъ поступаетъ всегда по собственной своей вол, какъ это и подобаетъ Вседержителю. Выберетъ себ кого вздумается и наградитъ его вчнымъ блаженствомъ, а другого бднягу отстранитъ отъ себя и отправитъ его къ сатан въ огнь вчный. Проповдникъ разсказывалъ, что какъ разъ именно такую штуку они сдлали давнымъ давно какъ-то въ Англіи. Королева какъ-то оставила своего ребенка въ люльк одного, а сама ушла въ гости. Какая-то изъ ея невольницъ-негритянокъ, съ виду такая же блая, какъ, напримръ, хоть бы я, шныряла въ отсутствіи господъ по комнатамъ, и вдругъ увидла, что ребенокъ лежитъ одинъ. Сейчасъ же она надваетъ платье своего малыша на королевскаго младенца, а платье королевскаго младенца на своего ребенка, кладетъ этого ребенка въ кроватку королевича, а самого королевича уноситъ къ себ въ негритянскій кварталъ. Никому такъ-таки не удалось объ этомъ догадаться, такъ что ея сынъ сталъ со временемъ королемъ, и продалъ потомъ, при раздл наслдства, настоящаго королевича куда-то на плантацію въ низовья Миссисипи. Проповдникъ говорилъ намъ всегда, что блые постоянно правы. Въ томъ, что они длаютъ, никакого грха быть не можетъ. Вотъ хотя бы и тутъ. Они сдлали то же самое, что и я, и притомъ еще не простые блые, а самые знатные, какіе только есть на всемъ свт! Какъ я рада, что мн удалось вспомнить все это!

На сердц у Роксаны стало совершенно легко. Чувствуя себя совсмъ счастливой, она подошла къ колыбелькамъ и провела остатокъ ночи въ повтореніи уроковъ, выпавшихъ ей на долю. Легонько похлопывая собственнаго своего ребенка, Рокси смиренно говорила:

— Потрудитесь лежать смирно, молодой баринъ Томъ! — Затмъ она угощала настоящаго Тома уже боле крпкимъ шлепкомъ и замчала ему строгимъ тономъ: — Лежи смирно, Чемберсъ, а не то я теб задамъ взбучку!

Продолжая практиковаться, Роксана съ изумленіемъ замчала, съ какой неуклонной увренностью смиренное и благоговйное уваженіе, проявлявшееся въ ея словахъ и поступкахъ по отношенію въ молодому баричу, перешло теперь къ незаконному похитителю его правъ. Не мене удивляла ее легкость, съ какою материнская грубость рчи и безцеремонность обращенія перешли на злополучнаго наслдника древней аристократической фамиліи Дрисколлей.

По временамъ она отрывалась отъ своихъ практическихъ занятій и углублялась въ исчисленіе вроятностей.

— Сегодня продадутъ за кражу денегъ всхъ троихъ нашихъ негровъ, а вмсто нихъ купятъ другихъ, которые въ жизнь свою не видали нашихъ малютокъ. Все, значитъ, устраивается къ лучшему. Когда я вынесу утромъ дтей гулять, такъ сейчасъ же, зайдя за уголъ, вымажу имъ ротики вареньемъ. Тогда ужь никому въ свт не распознать, что ихъ подмнили. Я буду поступать такъ ежедневно, — если понадобится, хоть цлый годъ, — пока опасность совсмъ не минуетъ. Если я кого-нибудь и боюсь, то разв только Мякинно-головаго Вильсона. Его прозвали Мякинной Головой и говорятъ, будто онъ набитый дуракъ. Клянусь Богомъ, однако, что онъ ни чуточки не глупе меня. Онъ самый умный мужчина во всемъ город, за исключеніемъ разв судьи Дрисколля и, можетъ быть, Пема Говарда. Чтобъ ему провалиться въ тартарары, этому Вильсону! Меня, признаться, не на шутку пугаютъ проклятыя его стеклышки. Онъ оченно ужь смахиваетъ съ ними на колдуна. Впрочемъ, гд наше не пропадало! На-дняхъ онъ наврное захочетъ опять снять оттиски съ пальчиковъ у моихъ ребятишекъ. Если онъ при этомъ не замтитъ, что я подмнила малютокъ, тогда уже наврное никто другой этого не узнаетъ и я буду чувствовать себя въ совершенной безопасности. На всякій случай, однако, я буду всегда носить теперь при себ лошадиную подкову, для защиты отъ колдовства.

Само собою разумется, что у Роксаны не было ни малйшаго основанія опасаться новопріобртенныхъ негровъ. Хозяина ей тоже не зачмъ было бояться. Одна изъ его спекуляцій угрожала закончиться крахомъ и онъ былъ до такой степени ею занятъ, что наврядъ ли видлъ дтей, даже когда и глядлъ на нихъ. При томъ же, когда барину случалось входить въ дтскую, Роксан стоило только заставить обоихъ малютокъ расхохотаться. Личики ихъ становились тогда какими-то ямочками, изъ которыхъ виднлись беззубыя десны. Баринъ уходилъ изъ дтской прежде, чмъ малютки успвали принять снова человческій видъ.