Вильсон Мякинная голова

Твен Марк

Нсколько дней спустя, упомянутая уже спекуляція приняла до такой степени сомнительный характеръ, что Перси Дрисколль ухалъ со своимъ братомъ-судьею, дабы попытаться какъ-нибудь покончить ее на мст. Это была спекуляція съ земельными участками, неожиданно усложнившаяся процессомъ. Братья вернулись домой лишь по прошествіи семи недль. Въ этотъ промежутокъ времени Роксана успла уже побывать у Вильсона и осталась совершенно довольна своимъ посщеніемъ. Вильсонъ снялъ оттиски съ оконечностей пальчиков у малютокъ, подписалъ подъ ними имена дтей, помтилъ пластинки «1 октября 1830 г.», бережно спряталъ ихъ въ свой архивъ и продолжалъ какъ ни въ чемъ ни бывало бесдовать съ Рокси, которой, повидимому, очень хотлось, чтобы онъ убдился, до какой степени выросли и похорошли дти за мсяцъ, истекшій съ того времени, какъ онъ снималъ въ предшествующій разъ оттиски съ ихъ пальцевъ. Онъ безпрекословно призналъ эти фактическія улучшенія и наговорилъ дтямъ цлую кучу комплиментовъ, вполн удовлетворившихъ Роксану. Личики у малютокъ были на этотъ разъ совсмъ чистенькія, не вымазанныя ни вареньемъ, ни какимъ либо инымъ подобнымъ же гримомъ, а потому Роксана все время дрожала и страшно боялась, что онъ вдругъ…

Этого, однако, не случилось.

Вильсонъ ничего не замтилъ. Рокси, вн себя отъ радости, вернулась домой и разъ навсегда покончила со всми прежними своими опасеніями касательно возможности того, что ее какъ-нибудь уличатъ въ подлог.

ГЛАВА IV

Адамъ и Ева обладали многими преимуществами передъ современными намъ людьми. Главное преимущество нашихъ прародителей заключалось, однако, въ томъ, что имъ не приходилось страдать отъ прорзыванія зубовъ.

Изъ календаря Мякинно-головаго Вильсона.

Когда что-либо происходитъ при непосредственномъ вмшательств Провиднія, у человка зачастую является сомнніе касательно того, въ чью именно пользу послдовало означенное вмшательство? Такъ, напримръ, въ инцидент съ дтьми-медвдями и пророкомъ боле всего фактическаго удовольствія выпало не на долю пророка, а на долю медвдей, утолившихъ свой голодъ дтьми.

Изъ того же календаря.

Повсть наша должна сообразоваться съ обмномъ, произведеннымъ Роксаной. Мы будемъ поэтому называть настоящаго наслдника аристократической фамиліи Чемберсомъ, а малютку-раба, завладвшаго его титуломъ Томасомъ Бекетомъ, сокращая послднее имя въ Тома, для повседневнаго употребленія, какъ длали вообще вс окружающіе.

Съ самаго начала своей самозванной карьеры, Томъ оказался гадкимъ мальчикомъ. Онъ то и дло принимался кричать и плакать безъ всякаго на то основанія. Внезапно поднимая цлую бурю самаго сатанинскаго характера, онъ ревлъ, вылъ и визжалъ, словно его собирались рзать, а въ довершеніе всего, задерживалъ свое дыханіе. Этотъ грозный маневръ является, повидимому, спеціальностью младенцевъ, у которыхъ прорзываются зубы. Малютки, изнемогая въ страшныхъ мученіяхъ, кричатъ до того, что выпускаютъ изъ легкихъ почти весь воздухъ, а затмъ начинаютъ судорожно и безмолвно корежиться и брыкаться въ попыткахъ вдохнуть его въ себя опять. Губы у ребенка синютъ, а широко раскрытый ротъ кажется уже окоченвшимъ, обнажая крохотный кончивъ зуба, едва виднющійся изъ нижней окраины раскраснвшихся и распухшихъ десенъ. Ужасающее молчаніе длится до тхъ поръ, что постороннему зрителю кажется, будто малютк такъ уже и суждено задохнуться. Нянька поспшно подбгаетъ къ колыбельк съ кружкой воды, которую и выплескиваетъ ребенку въ лицо. Тогда, словно по мановенію волшебнаго жезла, дыханіе у ребенка возстанавливается. Легкіе его наполняются воздухомъ и онъ немедленно же испускаетъ ревъ, вопль или вой, раздирающій уши слушателя и невольно побуждающій ихъ владльца къ произнесенію словъ, которыя плохо согласовались бы съ сіяніемъ святости, еслибъ онъ былъ окруженъ таковымъ. Младенецъ Томъ нещадно царапалъ ногтями всхъ, кого могъ ими достать, и колотилъ своей погремушкой каждаго, до кого она досягала. Онъ съ визгомъ требовалъ, чтобъ ему принесли воды напиться, а затмъ швырялъ чашку съ водою на полъ и кричалъ, чтобъ ему принесли еще воды. Вс капризы и прихоти ребенка безпрекословно выполнялись, какъ бы они ни были неудобны и мучительны для окружающихъ. Ему дозволялось сть все, что угодно, преимущественно же то, что могло причинить желудочное разстройство.

Когда мальчикъ достаточно подросъ, такъ что могъ уже бродить, пошатываясь на ножкахъ, говорить кое-что, коверкая слова, какъ это принято вообще у дтей и составить себ нкоторое понятіе о цляхъ, которымъ могутъ служить руки, онъ сдлался худшимъ, чмъ когда-либо, наказаніемъ Божескимъ для всего дома. Какъ только онъ просыпался, у Роксаны не было ни минуты покоя. Онъ требовалъ себ ршительно все, на чемъ останавливался его взоръ, просто-на-просто заявляя: «Хосю!» Такому приказанію немедленно слдовало повиноваться. Когда ему подавали требуемое, онъ, словно въ бшенств, принимался отмахиваться обими руками и кричать: «Не хосю, не хосю!» но какъ только предметъ его нежеланія уносили прочь, принимался съ еще большимъ бшенствомъ орать: «Хосю, хосю, хосю!» Роксан приходилось тогда бжать сломя голову, чтобъ принести капризному молодому баричу желанно-нежеланный предметъ обратно, прежде чмъ малютка Томъ успетъ утолить свое поползновеніе къ истерик и накричаться по этому поводу до судорогъ.

Особенное предположеніе отдавалъ онъ каминнымъ щипцамъ. Оно обусловливалось тмъ, что отецъ запретилъ ему къ нимъ прикасаться, опасаясь, что мальчикъ перебьетъ ими окна и переломаетъ мебель. Какъ только Рокси отварачивалась отъ него въ сторону, Томъ тотчасъ же принимался поглядывать на щипцы и говорить: «Пай ципчики!» Вмст съ тмъ онъ искоса посматривалъ на Роксану, чтобъ убдиться, слдитъ ли она за нимъ или нтъ. Если все обстояло благополучно, онъ поглядывалъ опять на няньку и повторялъ: «Хоцю!» Бросивъ еще бглый взглядъ на няньку, онъ заявлялъ: «Узьму» и, наконецъ, докладывалъ: «Узялъ!», когда щипцы оказывались уже у него въ рукахъ. Въ слдующее за тмъ мгновеніе тяжелые щипцы вздымались наверхъ и съ грохотомъ обрушивались на кота, который съ отчаяннымъ визгомъ и мяуканьемъ улепетывалъ куда-нибудь на трехъ ногахъ. Къ тому времени, какъ Роксана успвала подбжать къ своему питомцу, оконное стекло или же лампа оказывались уже разбитыми вдребезги.

Тома осыпали ласками и ухаживаніями, тогда какъ Чемберсъ обходился безъ нихъ. Тома пичкали всякими сластями и лакомствами, тогда какъ Чемберсъ питался кашей съ молокомъ, да сбитнемъ на меду. Вслдствіе этого Томъ былъ болзненнымъ, слабымъ ребенкомъ, а Чемберсъ — здоровякомъ. Изъ Тома выросъ забавный, какъ называла его Рокси, или, если говорить точне, капризный, дерзкій мальчишка, а изъ Чемберса — кроткій, послушный мальчикъ. Несмотря на замчательно здравый смыслъ и практичность въ обыденной жизни, Рокси была матерью, до сумасбродства влюбленной въ своего ребенка и, слдовательно плохой воспитательницей. Она въ немъ души не чаяла, но этимъ еще не ограничивалась.

Вслдствіе устроеннаго Роксаной обмна, родной ея сынъ сталъ бариномъ. Необходимость соблюдать вншнія формы благоговйнаго почтенія, съ которымъ рабыня должна была относиться къ «молодому барину», и стремленіе усовершенствоваться въ выраженіи этихъ вншнихъ формъ не замедлили обратить соблюденіе ихъ у нея въ привычку, которая сдлалась вскор автоматической и безсознательной. Въ качеств естественнаго результата получился тогда слдующій фактъ: обманъ, сперва предназначавшійся исключительно для другихъ, постепенно перешелъ въ самообманъ. Притворное почтеніе сдлалось истиннымъ, притворная угодливость — дйствительною, притворное обожаніе — настоящимъ. Такимъ образомъ, маленькая и первоначально лишь воображаемая раздлительная черта между лжерабыней и лжехозяиномъ, все боле расширяясь, превратилась въ широкую и совершенно настоящую пропасть. По одной сторон ея стояла Роксана, оказывавшаяся жертвой собственнаго своего обмана, а съ другой — родной ея сынъ, который въ ея глазахъ являлся уже не самозванцемъ, а настоящимъ, признаваемымъ ею бариномъ. Онъ былъ ея любимцемъ, господиномъ и божествомъ. Все это сливалось въ немъ въ одно цлое. Обожая созданнаго ею самою кумира, мать совершенно забывала, кто она такая и кмъ когда-то была.

Еще въ раннемъ дтств Тому предоставлялось безнаказанно колотить, кусать и царапать Чемберса. Чемберсъ, въ свою очередь, съ малолтства уяснилъ себ, что несравненно выгодне смиренно сносить подобныя оскорбленія со стороны молодого барина, чмъ платить за нихъ такою же монетой. Немногіе разы, когда преслдованія барича-самозванца выводили настоящаго барича изъ терпнія и заставляли его должнымъ порядкомъ отдубасить юнаго тирана, очень дорого обошлись несовершеннолтнему мальчику-аристократу, обращенному въ раба. Ему приходилось нести за это кару не отъ Рокси, которая ограничивалась лишь строгимъ выговоромъ по поводу того, что онъ забываетъ, кто такой молодой его господинъ, и въ самомъ крайнемъ случа срывала свое сердце легкой пощечиной; роль палача принималъ на себя непосредственно Перси Дрисколль. Онъ разъ навсегда объявилъ Чемберсу, что рабу ни подъ какимъ видомъ не дозволяется поднимать руку на своего барина. Чемберсъ трижды преступилъ это предписаніе и былъ каждый разъ немилосердно избитъ за это палкою родного отца, не догадывавшагося, что колотитъ законнаго своего сына и наслдника. Это послужило юному рабу такимъ внушительнымъ урокомъ, что онъ сталъ безропотно смиренно переносить со стороны Тома самыя жестокія истязанія, не длая уже никакихъ попытокъ платить за нихъ тою же монетой.

Вн дома, Чемберсъ и Томъ въ продолженіе всего своего отрочества держались всегда вмст. Чемберсъ былъ силенъ не по лтамъ и прекрасный кулачный боецъ. Сила у него развилась благодаря простой пищ и трудной работ въ дом, а въ кулачномъ бою онъ напрактиковался, благодаря Тому, который его постоянно науськивалъ на блыхъ мальчиковъ, которыхъ не любилъ, но боялся. Чемберсъ состоялъ при Том безсмннымъ тлохранителемъ: онъ провожалъ молодого своего барина въ школу и обратно. Вмст съ тмъ онъ присутствовалъ также и на лужайк для игръ, дабы въ случа надобности защищать Тома. Многочисленныя побдоносныя драки создали съ теченіемъ времени Чемберсу такую грозную репутацію, что Томъ, обмнявшись съ нимъ платьемъ, могъ бы странствовать по городу столь спокойно, какъ странствовалъ сэръ Кей въ латахъ и шлем Ланселота. Чемберсъ точно также отличался и въ играхъ, требовавшихъ ловкости. Онъ такъ блистательно подвизался въ бабки и городки, что Томъ сплошь и рядомъ снабжалъ его необходимыми ставками, а выигрышъ забиралъ полностью себ. Въ зимній сезонъ Чемберсъ, въ старыхъ поношенныхъ платьяхъ Тома, въ красныхъ вязаныхъ дырявыхъ рукавицахъ, дырявыхъ башмакахъ и штанишкахъ съ дырявымъ задомъ и продранными колнями, встаскивалъ для Тома, одтаго въ хорошее теплое платье, санки на вершину холма, но ему самому никогда не дозволялось скатиться на нихъ внизъ. Онъ лпилъ по указаніямъ Тома изъ снга человчковъ и строилъ снговыя укрпленія. Когда Тому хотлось играть въ снжки, Чемберсъ служилъ для него терпливой живой мишенью, ни подъ какимъ видомъ не дерзавшій отвчать на выстрлы. Чемберсъ носилъ коньки Тома на рку, пристегивалъ ихъ къ сапогамъ маленькаго барича и бгалъ за нимъ по льду, чтобы въ случа надобности быть всегда у него подъ рукой, но ему никогда даже и не предлагали прокатиться самому на конькахъ. Лтомъ любимымъ времяпровожденіемъ всхъ мальчиковъ на Даусоновой пристани являлась кража яблокъ, персиковъ и дынь съ фермерскихъ возовъ. Главное удовольствіе при этомъ заключалось въ риск, которому подвергались головы юныхъ героевъ въ случа столкновенія ихъ съ кнутовищами-фермеровъ. Томъ былъ однимъ изъ самыхъ рьяныхъ участниковъ въ этихъ кражахъ, но, впрочемъ, не лично, а при посредств замстителя. Чемберсъ кралъ для него фрукты, получая на свою долю косточки персиковъ, сердцевины яблокъ и дынныя корки.

Отправляясь на рку плавать, Томъ всегда бралъ Чемберса съ собою въ качеств защитника и тлохранителя въ вод и на суш. Вылзши на берегъ, когда его начинала разбирать уже дрожь, молодой баричъ забавлялся тмъ, что завязывалъ узлами рукава у рубашки Чемберса и смачивалъ эти узлы водою, чтобы ихъ трудне было развязать. Тогда онъ самъ одвался и со смхомъ поглядывалъ на то, какъ мокрый его рабъ, дрожа отъ холода, пытается развязать тугіе узлы зубами.

Томъ позволялъ себ эти и многія другія издвательства надъ смиреннымъ и покорнымъ своимъ невольникомъ частью вслдствіе природной своей испорченности, частью же потому, что ненавидлъ Чемберса за его превосходство въ физической сил, мужеств, ловкости, равно какъ и за многія другія его преимущества. Томъ не могъ нырять и у него длалась отъ такихъ попытокъ страшная головная боль. Чемберсъ, напротивъ того, очень любилъ нырять, и это не сопровождалось для него никакими дурными послдствіями. Однажды онъ возбуждалъ восторгъ толпы блыхъ мальчиковъ, прыгая въ воду съ лодки задомъ напередъ и переворачиваясь кувыркомъ въ воздух. Восторгъ этотъ показался до того обиднымъ Тому, что онъ подтолкнулъ лодку весломъ подъ Чемберса какъ разъ въ то мгновеніе, когда мальчикъ переворачивался колесомъ въ воздух, такъ что бдняга упалъ внизъ головой на дно лодки. Пока онъ лежалъ тамъ безъ чувствъ, нкоторые изъ давнишнихъ враговъ Тома, не желая упустить представлявшагося имъ благопріятнаго случая, накинулись на лжеаристократа и обработали его кулаками такъ, что онъ, даже и съ помощью Чемберса, съ трудомъ лишь могъ дотащиться до дому.