Виновный
Шрифт:
— По сравнению с Европой у нас средневековье…
— Знаю, десять лет! Это же смешно. А в Шотландии еще полгода назад было восемь. Я же помню себя и в восемь, и в десять… ты ничего толком не понимаешь, ты такой маленький, еще и не личность вовсе… Как можно в таком возрасте нести уголовную ответственность?
Ирен со вздохом кивнула.
— Ты знаешь возраст уголовной ответственности в Бельгии? — спросил ее Дэниел.
— Четырнадцать?
— Восемнадцать. Восемнадцать! А в Скандинавии?
— Пятнадцать, — ответила Ирен.
— Именно, пятнадцать.
— Не знаю, я бы легко дала восемьдесят процентов.
— Я тоже, — кивнул Дэниел. — У абсолютного большинства подсудимых было по-настоящему трудное детство… Знаешь, во сколько государству обходится содержание одного ребенка с травмированной психикой в органах опеки и попечительства до его совершеннолетия?
Ирен сузила глаза и пожала плечами.
— Больше полумиллиона фунтов стерлингов, — сообщил Дэниел. — Год индивидуальной психотерапии стоил бы как минимум в десять раз меньше. Заключение не только устарело, оно еще и безумно дорого стоит. Достаточно простой арифметики, чтобы всех в этом убедить.
— И кто тут у нас читает проповеди? Думаю, что доберусь до «Вечерних новостей» раньше тебя. — Ирен посмотрела на него с теплотой и сделала глоток пива. — Тебе нравится быть защитником, да? У тебя это получается так естественно.
— Да, мне нравится быть по эту сторону. — Дэниел оперся на поставленные на стол локти. — Даже если мой подзащитный внушает мне отвращение, я заставляю себя увидеть все его глазами. Всегда должна быть презумпция невиновности. В этом и заключается справедливость…
— Знаю, из-за нее-то мы и играем в эти игры — из-за справедливости. Жаль, что она не всегда побеждает.
На несколько секунд прервав разговор, они посмотрели на поток машин и толпы людей, спешащих домой после рабочего дня.
— Пресса на уши встанет, имей в виду, — предупредила Ирен. — Будет намного хуже, чем тогда с Тайрелом. Ты готов к этому?
Дэниел кивнул.
— К тебе уже приставали газетчики? — спросила она.
— Нет, а к тебе?
Ирен пожала плечами и махнула рукой, словно уже да, приставали, но ей не хотелось об этом говорить.
— Я о нем беспокоюсь, — призналась она. — Когда ребенка поливают грязью в газетах, анонимно или нет… разве это справедливо? Его даже еще не судят.
— Ты это используешь?
— Да, — вздохнула Ирен, — мы сможем просить об отсрочке на основании того, что на присяжных повлияла преждевременная огласка обстоятельств дела, но мы оба знаем, что это бессмысленно. Пресса всегда предвзята, и этого не изменишь. И бог знает, какую пользу нам принесет эта отсрочка, если ребенок и так сидит в тюрьме…
Она посмотрела вдаль, представляя прения в суде. Взгляд у нее был прохладно-синий.
— Ты, наверное, одна из самых молодых королевских адвокатов, — сказал Дэниел.
— Не глупи. Баронессе Шотландской [25]
— А тебе в этом году будет сорок?
— Нет, тридцать девять, жулик!
Дэниел вспыхнул и отвел взгляд в сторону. Она прищурилась.
— Ирен, — обратился он к бегущим мимо машинам. — Ирен. Для тебя это имя слишком старомодно.
— Так меня назвал отец. — Она опустила подбородок. — В честь Ирины Римской, [26] не поверишь.
— Поверю.
— Почти вся семья зовет меня Рин. И только на работе — Ирен.
25
Патриция Дженет (р. 1955), баронесса Шотландская, — известный британский адвокат и политик.
26
Католическая святая.
— И кто же я тогда, парень с работы? — подмигнув, спросил Дэниел.
Она развеселилась и допила свой бокал.
— Нет. — Ее глаза застенчиво блеснули, — ты очаровательный адвокат с северным акцентом.
Ему показалось, что она покраснела, но это могло быть и из-за пива.
— Как поживает твой джорди?
— Р-распрекрасненько, — дурачась, выдавила она.
Он посмеялся над тем, как ее лондонский выговор сражался с согласными. Это было больше похоже на скауз. [27]
27
Ливерпульский диалект и жители Ливерпуля.
— Я рад, что ты взялась за это дело, — тихо сказал он, на этот раз без улыбки.
— Я тоже.
14
— Ах, ну разве перед тобой устоишь! Хорошо, я возьму дюжину, — сказала Джен Уилкс.
Отсчитывая ей сдачу, Дэниел чувствовал на себе улыбку Минни. Пару недель назад миссис Уилкс сделала ему выговор за то, что он сквернословил в ее кондитерской. А сейчас она была всем довольна, взяла яйца и вышла. Дэниел принялся считать выручку в банке из-под мороженого. Тридцать три фунта пятьдесят пенсов.
Минни снова ему улыбнулась, и это было для него как очищение. Он до сих пор заглаживал свою вину.
— Ты просто создан для моей палатки, — сказала Минни. — Умеешь уболтать покупателя. Всего три часа, как мы здесь, и уже такая выручка. Вот что, если мы к концу дня будем в прибыли, ты получишь комиссионные.
— Как это?
— Ну, если мы заработаем больше, скажем, ста двадцати пяти фунтов, ты получишь свою долю.
Дэниел перевел дыхание и улыбнулся.
— Ты нравишься покупателям, значит достоин вознаграждения. Это потому, что ты красавчик. Только посмотри на Джен: она прямо растаяла. Обычно из нее даже улыбки не выжмешь.