Виновный
Шрифт:
Он отложил телефон и вернулся к работе, готовясь просидеть всю ночь.
Королевская прокуратура наняла психиатра, чтобы освидетельствовать Себастьяна. Отчет подтвердил, что мальчик находится в здравом рассудке и ему вполне по силам присутствовать в суде. Дэниел тоже договорился о психологическом освидетельствовании. Психолог посетил Парклендз-хаус, чтобы встретиться с Себастьяном, и через неделю в «Харви, Хантер и Стил» прислали отчет. Вкладывая его в портфель, Дэниел прикусил губу. Он сам не знал, чего ожидал от психолога. Иногда, оставаясь наедине с Себастьяном, он ощущал странную с ним связь,
В туалете Дэниел поправил галстук и прическу. Он был один, поэтому задержал взгляд в зеркале на секунду дольше обычного, без улыбки, пытаясь увидеть собственное лицо таким, каким, как ему казалось, его видят другие. Отметил проявившуюся усталость: под глазами залегли тени, щеки впали больше обычного. Дэниел помнил, каким неуправляемым был в детстве. Он знал, откуда это в нем появилось, но не знал, куда ушло. Наклонившись ближе к зеркалу, провел пальцем по переносице, нащупав небольшой бугорок — напоминание о сломанном когда-то носе.
Дэниелу нужно было присутствовать в Олд-Бейли на досудебном слушании, а потом у него была назначена встреча с психологом. Он опаздывал и поэтому припустил бегом — к метро, вниз, а потом и вверх по эскалаторам, извиняясь, если задевал портфелем чье-то бедро. Выскочив на поверхность на станции «Собор Святого Павла», он пешком пошел к Олд-Бейли, на ходу доставая пропуск.
Он освободился из Центрального уголовного суда только в пятом часу и направился в Фулхэм к психологу, доктору Берду. Ирен задерживалась, поэтому на встречу смог прийти только Марк Гиббонс, ее младший коллега.
Берд оказался моложе, чем Дэниел его себе представлял. У него была бледная кожа с веснушками, рассыпанными по всему лицу: от носа до корней редеющих светло-рыжеватых волос. Он явно нервничал.
— Чай, кофе? — предложил доктор Берд, приподнимая свои тонкие бесцветные брови дугой, словно кто-то сделал интересное замечание.
Дэниел отказался, а Марк, кашлянув, попросил чаю.
Отчет Берда был беспристрастным и профессиональным и в то же время содержал его личное понимание характера Себастьяна. С точки зрения защиты, он мог помочь вызвать сочувствие к мальчику, но Дэниел с Ирен еще не решили, как будут его использовать и будут ли вообще. Доктор Берд оценивал готовность Себастьяна присутствовать на слушаниях во взрослом суде, но Дэниелу хотелось, чтобы отчет показал того маленьким мальчиком, каким он и был на самом деле, не подготовленным к суровости судебного процесса. Психолог описывал Себастьяна умным и умеющим выражать свои мысли, и Дэниел рассчитывал, что это положительное профессиональное мнение можно будет противопоставить показаниям свидетелей со стороны обвинения, описывающих Себастьяна жестоким задирой, и дать присяжным возможность проявить сочувствие. Конечно, Дэниел надеялся, что сочувствие не понадобится и что для доказательства невиновности мальчика будет достаточно фактов.
Доктор Берд навестил Себастьяна в Парклендз-хаусе, вооружившись куклами и фломастерами. Дэниел прочитал его отчет взахлеб не только потому, что имел отношение к делу, но и потому, что там содержалась информация о Себастьяне.
Пока Марк мелкими глотками пил чай — его чашка подрагивала на блюдце, — Берд уселся в кресло, сложил руки на аккуратном животике и принялся комментировать свое заключение.
— Он очень умен, я отметил это в отчете —
В голосе Берда Дэниелу послышалось раздражение.
— Так ты знаешь, зачем я к тебе пришел? — спросил психолог.
— Да, — сказал Себастьян, — чтобы залезть ко мне в голову.
— Он определенно продемонстрировал… поразительную зрелость для ребенка своего возраста, и он был совершенно уверен в своей невиновности.
На последнем слове Берд округлил глаза. Дэниел не мог понять, что тот хотел выразить своей гримасой: восхищение мальчиком или недоверие.
— Себастьян, ты знаешь, в каком преступлении тебя обвиняют?
— В убийстве.
— И что ты об этом думаешь?
— Я невиновен.
Берд подтвердил Дэниелу с Марком, что мальчик понимает разницу между «хорошо» и «плохо» и знает, что убийство — и насилие вообще — это плохо.
Дэниел сомневался, что Себастьян действительно осознает эту разницу, ведь он мог просто отвечать так, как ожидал от него психолог. Дэниел подумал о собственных поступках, совершенных в детстве, — некоторые из них вполне можно было отнести к преступлениям. Тогда он даже не осознавал их аморальности, побуждаемый выгодой, необходимостью защитить или защититься и чувством мести. Только Минни помогла ему понять разницу.
Дэниел пролистал отчет до разделов, которые он заранее отметил маркером.
— Доктор Берд, вы написали, что не можете установить, каким образом Себастьян будет вести себя в состоянии эмоционального расстройства, но считаете, что даже в том состоянии он будет знать, что делает, и понимать, аморально он поступает или нет, — извините, что перефразировал. Что вы хотите этим сказать?
— Ну, только то, что я видел Себастьяна дважды и уверен в своем мнении — что он понимает разницу между добром и злом. Но для того, чтобы вывести заключение о его моральных принципах и возможных изменениях в поведении под воздействием эмоционального напряжения, требуется более длительное наблюдение.
— Понятно. Вы считаете, что он… — Дэниел перевернул страницу и прочитал вслух: — «…неспособен контролировать и понимать сильные эмоции и склонен к вспышкам гнева и эмоциональным срывам». Означает ли это, что он способен на жестокое преступление?
— Совершенно не означает. Я указал, что он интеллектуально развит, даже чересчур для своего возраста, но также отметил его эмоциональную незрелость. Мы затронули несколько неприятных тем, и он явно расстроился, но не проявил никакой агрессии.
Дэниел, нахмурившись, пролистал отчет:
— Вы обнаружили указания на то, что мальчик сам был жертвой насилия?
— Косвенно, — Берд взял папку и сверился с собственными записями, — являясь свидетелем насилия в семье. Мы с ним провели ролевую игру с куклами, в которую Себастьян долго не хотел включаться… но в конце концов у него получилось. Он не озвучивал действий с куклами — еще один признак эмоциональной незрелости, — но по разыгранным им сценам было понятно, что отец избивает его мать.