Винтажный бог
Шрифт:
– Бабушка, а что такое умножение?
– Мил человек, ты шутишь сейчас надо мной? – Валентина Ивановна появилась как из-под земли, хотя скорее всего просто таилась за дверью и высматривала, что я тут почитываю.
– Шутки? Это над которыми смеются? Нет, это не шутки. Что такое умножение?
– Охохонюшки, да как же так-то! – вместо ответа женщина лишь сильнее запричитала. – Что ж у тебя с головушкой-то случилось, мил-человек?
– Я ничего не знаю. Не помню, – вовремя поправился я.
– Так! Завтра же едем обратно к доктору. Пусть тебя лечит! Пусть витамины выписывает!
– Может быть у тебя
– Да что ты заладил одно и тоже. Не в умножении дело. А вдруг ты ещё что-то не помнишь? Как деньги считать, например. Что мы тогда делать будем-то?
– Я могу снова научиться.
Старушка озадаченно замерла. Может я сказал что-то не то, или, наоборот, тут так не принято.
– Ты хочешь научиться? – очень медленно и раздельно Валентина Ивановна выговорила вопрос.
Я кивнул. В моём мире точно таким же жестом обозначали безоговорочное согласие. Порой даже казалось, что тот и этот миры в какой-то момент были единым целом, но потом их пути резко разошлись, как река разделилась на две независимые протоки.
– Ну и учись тогда. Начни с.. с первого класса. Учебники в чулане, в коробке, – обрадованный, я направился туда, куда она указывала, когда вслед донеслось. – Но ко врачу мы всё равно сходим. Ты такой странный стал, Сашенька.
Я закатил глаза, радуясь, что из всех людей, мне досталась самая бесхитростная и простодушная бабушка.
* * *
Я уже заканчивал с шестым классом: дроби, уравнения, геометрические фигуры, когда ко мне пришли друзья. Точнее они пришли к Саше, поэтому я совершенно не знал как себя вести. Даже бабушка исподтишка намекала, что я какой-то странный: не так ем, не так держу ложку, не так смотрю, не о том спрашиваю. А уж друзья должны были моментально заметить отличия. Плюс, есть же какие-то церемонии между близкими людьми: как стоять, как говорить, как спорить, как совместно потреблять пищу, в конце концов. У драконов с этим было на порядок проще: украл овцу у крестьян, и неси её подальше, не обращая внимания на бессвязные выкрики местных: они их для того и растят, чтоб кормить великих и легендарных существ. Добычей можно с кем-то поделиться, можно сразу съесть, можно повесить сушиться на солнышке на потом. Никаких столовых приборов, нескольким перемен блюд, похожих друг на друга тарелок и стаканов.
«Кухонное поведение» оказалось самым сложным предметом. О, как Валентина Ивановна ругалась, когда я, переоценив вес посуды, рывком поднял якобы тяжёлую кастрюлю с чем-то облепиховым и всю выплеснул на потолок. До вечера я стоял на столе и елозил по потолку тряпочкой, пытаясь оттереть от белоснежной побелки красивые оранжевые разводы. Интересный опыт. До сих пор ни разу не приходилось быть наказанным и выполнять столь примитивную работу.
А ещё мне было запрещено читать два дня. Бабушка очень быстро смекнула, чем меня припугнуть. Побелка всё равно не вернулась в первоначальный вид, тёмное пятно наводило на мысли о всяком непотребстве, если бы дракон шмякнул рыцарем, получилось бы примерно также, но женщина, тем не менее, сжалилась, и сняла запрет на библиотеку. И вот, только я удобно устроился с новой книжкой, как с улицы раздались крики:
– Сашок, выходи!
– Где наш самый больной человек на свете?
И другие странные фразы. Я не придавал
– Давно пора с друзьями встретиться. Они за тебя так переживали. Сходите, погуляйте вместе, или домой их на чай зови. Я буду на кухне.
– Чего сразу не пришёл? Почему мы к тебе должны тащиться? – их было двое: высокий тощий парень в кепке и в какой-то грязно-коричневой бесформенной футболке, и второй, ниже, крупнее, но одет в те же цвета.
– Чего застыл? Осознаешь свою вину? – высокий грубовато хохотнул.
Тело отреагировало как-то странно. В животе будто появился камень, он сжался внутри меня, холодный и тяжелый, попытался скрутить желудок в плотный канат, колени задрожали. Пришлось немного согнуться, чтобы устоять.
Это чудовищно раздражало. В моём мире только простолюдины так сгибались перед хозяевами, а тут я сам не мог совладать с рефлексами чужого-своего тела.
– Во-от! Правильное положение принял, – собеседник шлёпнул меня по макушке. – Значит, разбил мой мотоцикл, месяц с лишним скрывался, а теперь из дома носа не кажешь? Совсем стыд потерял?
– Когда бабосы вернёшь? – вступил в беседу второй, низенький.
– Какие бабосы?
Бабушка сначала переживала, а потом сказала, что каждое непонятное слово я должен спрашивать, потому что не стыдно не знать, стыдно – не пытаться узнать. Удобный способ. Но вот реакция сашиных «друзей» оказалась совсем не такой доброжелательной:
– Хорош шлангом прикидываться. Кто за мотоцикл будет рассчитываться? Ты что Косому обещал?
– Косому?
– Ты дебил, что ли? Забыл, как лучшего друга зовут? – высокий угрожающе сузил глаза и начал что-то мять в кармане штанов.
Металлический продолговатый предмет, с многослойным лезвием, ощутил я остатками драконьего чутья.
Что-то странное витало в воздухе между нами.
Одна из особенностей драконов – мы можем считывать ментальное состояние окружающих нас существ и оценивать ситуацию. Особенно, отличную от нештатной. Вот и сейчас, что-то внутри меня среагировало на резко сменившуюся обстановку. Казалось, воздух сам по себе заискрил: и, если напрячь зрение, можно было разглядеть даже яркие, чёткие вспышки между нами, как разряды молний во время шторма.
Несмотря на жаркий солнечный день, напряжение выглядело ярким, сильным и отчётливым. В небе сгустились тучи будто перед грозой. В животе закрутило ещё сильнее, мочевой пузырь словно наполнился снова, несмотря на то что я совсем недавно опорожнял его. Пришлось сильнее согнуться и сжать колени, я заскрипел зубами. И это, кажется, моментально разрядило обстановку.
– Сроку тебе до выходных, прид-дурок! – высокий вынул руку из кармана, пустая ладонь разжалась, сплюнул мне под ноги, развернулся и потопал к калитке. Его товарищ заговорщически подмигнул, словно происходило что-то весёлое, но, увы, у меня сложилось прямо противоположное впечатление. Плевок под ногами растекался и блестел на солнце – в моём мире такое поведение считалось оскорбительным и подлежало скорейшему урегулированию, и отнюдь не полюбовно. Обидчика надлежало раскатать тонким блином по месту его жительства и сверху посыпать солью. Дракон бы ещё плюнул для верности красным огнём.