Вирус убийства
Шрифт:
— Не знаю, что и сказать. — Брок покачал головой. — Взгляните вот на это.
Он подошел к своему портфелю, который швырнул на кресло, и вынул из него небольшой коричневый сверток. Он был аккуратно запакован в оберточную бумагу и так же аккуратно вскрыт.
— Ребята из отдела безопасности решили, что это бомба.
Сняв обертку, он продемонстрировал ей находившуюся в свертке книгу в бумажной обложке. Ее страницы загибались и пожелтели от времени, а на обложке было проставлено: Эрвин Пановски «Смыслы визуального искусства». Брок раскрыл книгу и вынул из нее сложенный вдвое бумажный лист, на котором
Глава седьмая специально для вас.
Простите меня.
Прошу вас, простите ради меня и тех, кто мне помог.
И помните обо мне. Я тоже была в Аркадии.
Озадаченная Кэти взяла книгу и раскрыла ее на седьмой главе. Там помещалось эссе, посвященное нескольким живописным полотнам и объединявшей их теме, озаглавленной: «Et in Arcadia ego». Кэти подняла на Брока глаза, ожидая объяснений.
— Это одна из пациенток написала. Из всех пациентов только она и еще один человек находились в клинике оба раза, когда там происходили убийства. Ее зовут Грейс Кэррингтон.
Кэти вспомнила имя и кивнула.
— Из-за этого я с ней и сдружился. Мы разговаривали о живописи, а также на тему, которой посвящено эссе в седьмой главе. Она мне сказала, что больна раком и скоро умрет.
— И вы хотите узнать, не случилось ли с ней что-нибудь в ваше отсутствие?
Брок с понурым видом кивнул:
— Да.
Он позвонил в Стенхоупскую клинику, но там ему сказали только то, что Грейс Кэррингтон выписалась 27 марта. То есть через два дня после того, как была убита Рози. Дать ее домашний адрес в клинике отказались.
— Кажется, она говорила, что живет в Эссексе. Во всяком случае, на почтовой марке проставлен штемпель «Чингфорд». Она назвала мне имя своего мужа, но я не запомнил.
— Его зовут Уинстон, — сказала Кэти.
— Как, черт возьми, вы это узнали?
— Это имя стоит в посвящении на первой странице. — Она продемонстрировала ему книгу. — Видите? Надпись совсем выцвела. «С любовью от Уинстона. Рождество 1968 года».
Брок глубоко вздохнул и потянулся за первым томом старого издания «Большого лондонского телефонного справочника», стоявшего на полке над его похожим на верстак низеньким рабочим столом. В справочнике рядом с фамилией «У. и Г. Кэррингтон» значились только один телефонный номер и адрес в Чингфорде.
— Может, мне туда съездить? — предложила Кэти. — Или вы сами поедете?
— Я бы предпочел, чтобы вы поехали со мной. Если, конечно, вы согласны оторваться на время от своих бумаг.
Они без труда нашли указанный в справочнике дом. Улица, на которой он стоял, была тихая, чистая и ухоженная. В палисадниках зеленели аккуратно подстриженные кустики и деревца и распускались первые весенние цветы.
Дверь открыл мужчина средних лет, облаченный в расстегнутую у горла рубашку, свитер, джинсы и спортивные туфли.
— Мистер Кэррингтон?
Он согласно кивнул.
— Могу ли я поговорить с вашей женой? — Голос Брока, и без того негромкий, упал чуть ли не до шепота.
Мужчина вздрогнул и зримо напрягся.
— Боюсь, это невозможно. Что вам от нее нужно?
— Мы —
— Боюсь, это вам не удастся. — Мышцы вокруг его рта напряглись до такой степени, что в конце фразы нижнюю часть его лица свела непроизвольная судорога, отдаленно напоминавшая улыбку. — Она умерла в прошлый уик-энд.
Брок смотрел на него во все глаза и молчал. Через секунду или две Кэти нарушила молчание:
— Мы знали, что она больна. Но не предполагали, что ее болезнь зашла… хм… так далеко.
— Да. — Уинстон Кэррингтон кашлянул, прочищая горло, и вытер рот тыльной стороной ладони. — Да, — повторил он.
— Должно быть, вы пережили страшный шок…
Он кивнул и вдруг заговорил с ужасной поспешностью, словно опасаясь, что его могут перебить:
— В последнее время у нес было нечто вроде ремиссии. Она хорошо выглядела, да и чувствовала себя неплохо, но мы знали, что долго это не продлится. Она позвонила во вторник, где-то за неделю до смерти, и сказала, что болезнь снова начинает ее одолевать и что она хочет вернуться домой. На следующий день я отправился в Стенхоуп и забрал ее оттуда. Всю следующую неделю ее состояние постоянно ухудшаюсь. Наш доктор договорился, что в субботу ее положат в госпиталь, но госпитализация не понадобилась. В ночь с пятницы на субботу ей стало совсем плохо; утром я позвонил доктору, но к тому времени, как он приехал, она уже была мертва.
— Мне очень жаль. — Кэти в смущении посмотрела на Брока, который все еще не обрел способность говорить.
— Похороны состоялись в среду, — добавил Кэррингтон.
— Она сказала вам хоть что-нибудь относительно того, что произошло в клинике?
Он покачал головой:
— Боюсь, это занимало ее меньше всего.
— Разумеется… Что ж, не будем вас больше задерживать. — Кэти опять посмотрела на Брока в надежде, что он на худой конец подаст какой-нибудь знак относительно дальнейшей линии ее поведения.
Неожиданно Брок заговорил снова, правда, очень тихим голосом:
— Какова официальная причина смерти?
— Извините, не понял? — Вид у Кэррингтона был чрезвычайно озадаченный.
— Как было сформулировано официальное заключение о причине смерти вашей жены? Нам нужно указать это в документах…
— Я вас понимаю… Кажется, в свидетельстве говорилось, что причиной смерти послужила коронарная недостаточность.
— Вскрытие делали?
— Ну, нет. Видите ли, ее смерть не стала ни для кого неожиданностью. Просто она пришла раньше, чем мы думали. В сущности, это было истинным благословением — ведь ее терзали сильные боли…
Брок кивнул, повернулся было, чтобы уйти, но задержался и снова посмотрел на Кэррингтона.
— Она оставила прощальные письма для отсылки близким ей людям?
— Да, оставила. После ее смерти я нашел письма, которые она написала нам — то есть мальчикам и мне. — Он поник головой, заколебался, но потом все-таки сказал: — Она оставила также с полдюжины писем и бандеролей, которые просила отослать после ее похорон родственникам и друзьям. Я разослал все это в среду. Но списка адресатов у меня нет. А в чем, собственно, дело?