Вист: Аластор 1716

Вэнс Джек Холбрук

Джантифф молча последовал за Скорлеттой. Неподалеку ждал Эстебан.

— Кедида прошла через призмы, — сообщила Скорлетта.

— Жаль, — покачал головой Эстебан, — весьма прискорбно. Она всегда была такая веселая. Но пора двигаться, время не ждет. Куда делась Танзель?

— Я ее в общаге оставила. Нам все равно возвращаться за камерой Джантиффа.

— Что ж, встретимся у перекрестка магистрали с потоком Тамба, на северной площадке.

— Прекрасно. Дай нам двадцать минут. Джантифф, пошли!

Когда они вернулись в Розовую ночлежку, Джантифф чувствовал непривычное приятное опьянение, даже легкое головокружение. «Вот еще! — с удивлением думал он. — Чему

это я обрадовался? Кедида, драгоценная Кедида — опозорилась и погибла... Это потому, что она так и не стала моей. Она не могла мне принадлежать, а теперь я свободен. Теперь я поеду на пикник, опознаю четвертого заговорщика, а потом... Потом я навсегда покину Аррабус, без оглядки... Интересно, что это Скорлетта с ума сходит по моей камере? Странно. В высшей степени подозрительно. Тут что-то не так».

В вестибюле общежития Скорлетта сухо приказала:

— Сбегай за камерой. Я найду Танзель, встретимся здесь.

Джантифф оскорбленно заложил руки за спину:

— Скорлетта, будьте добры, поймите наконец, что никто вам не давал никакого права мной распоряжаться!

— Да-да. Не теряй времени, нас давно ждут.

Поднявшись в лифте на девятнадцатый этаж, Джантифф зашел в квартиру, открыл сейф — защищенный замком металлический ящик в стене — и вынул фотографическую камеру. Подбрасывая ее на ладони, несколько секунд он размышлял, после чего открыл камеру, вынул кристалл памяти и положил его в сейф, а в камеру вставил запасной кристалл из сейфа.

В вестибюле его ждали Скорлетта и Танзель. Взгляд Скорлетты тут же сосредоточился на камере. Она по-военному кивнула:

— Порядок. Можно идти, наконец.

— Скорей, скорей! — чтобы у взрослых не осталось ни малейшего сомнения в необходимости торопиться, Танзель выбежала на улицу, повернулась, подпрыгнула, побежала обратно. — Флиббит улетит без нас!

Скорлетта мрачно рассмеялась:

— Ну уж нет, без нас Эстебан никуда не денется. Без нас ничего у него из этого пикника не выйдет!

— Все равно пошли скорей!

Унцибальская магистраль струилась на восток, Танзель восторженно трепала языком:

— Смотрите, вокруг миллионы, миллионы людей, а на пикник едем только мы одни! Здорово, правда?

— Так говорить немножко неэгалистично, — упрекнула ее Скорлетта. — Правильнее было бы выразиться: сегодня наша очередь ехать на пикник.

Танзель скорчила капризную, легкомысленную гримасу:

— Как ни выражайся, едем-то мы, а не кто-нибудь другой!

Скорлетта не сочла нужным отвечать. Джантифф наблюдал за проказами Танзели отстраненно, будто издали. Чем-то она напоминала Кедиду — несмотря на то, что волосы у нее были черные, коротко подстриженные, кудрявые. Кедида тоже вечно болтала глупости и бесхитростно веселилась... На глаза невольно навернулись слезы — Джантифф смотрел в небо, где веером распустились в блаженном свете Двона вереницы перистых облаков. Где-то там, в сиянии вечного утра, витал бестелесный дух Кедиды — таково, по меньшей мере, было учение правоверных квинкункциев, к каковым формально относились родители Джантиффа. Если бы он мог в это верить, как было бы замечательно! Джантифф старался различить в облаках хотя бы намек на знамение, но видел только торжествующие перламутровые переливы — гордость Виста.

— На что это ты уставился? — прозвучал голос у самого уха.

— На облака.

Скорлетта подвергла небеса пренебрежительной инспекции, не обнаружила ничего достойного внимания и промолчала.

Танзель обернулась, протянула руку вперед:

— Вот уже латераль Тамба! Эстебан ждет на северной площадке, и с ним все остальные.

Внезапно

вспомнив о своем поручении, Джантифф насторожился и пристально пригляделся к спутникам Эстебана. Их было восемь человек: четверо мужчин и четыре женщины. Джантифф узнал только Сарпа. Широкоплечего грузного субъекта, выходившего из квартиры, когда Джантиффа «разбудили» в спальне, среди них не было.

Эстебан не позаботился представить своих знакомых. Всей компанией они продолжали мчаться на восток по Унцибальской магистрали. Не обнаружив среди собравшихся черноволосого громилу, Джантифф снова впал в апатию и ехал поодаль от других. Пару раз он даже подумывал о том, чтобы ускользнуть — разумеется, незаметно — и вернуться в Розовую ночлежку. Но что там делать, в опустевшей квартире? Идея потеряла привлекательность. Джантифф заметил, что Скорлетта и Эстебан тоже ехали в стороне от основной компании и, чуть наклонившись друг к другу, о чем-то долго серьезно говорили. Время от времени они оборачивались, поглядывая на Джантиффа. Несомненно, разговор шел именно о нем. Джантифф почувствовал неприятный холодок — в конце концов, он не был среди друзей.

Джантифф стряхнул безразличие и занялся изучением попутчиков. Никто не обращал на него особого внимания — за исключением Сарпа, то и дело бросавшего лукаво-издевательские взгляды, вдохновленные, надо полагать, вестью о призматической эвтаназии Кедиды.

Вздохнув, Джантифф принял фаталистическое решение отбыть пикник, как наказание. День только начинался — возможно, еще выпадет случай что-нибудь разузнать. Поравнявшись с Большим Южным проходом, компания перешла на латераль, скользившую на юг через 92-й район по окраинам города и, наконец, по болотистой пустоши, поросшей солончаковой полынью, клочкухой и бордвой. Когда исчезли постройки, кругом не было ни души — кроме пары мальчуганов, пускавших змея и тем самым только подчеркивавших безлюдность унылых просторов.

Скользящая лента поднималась по длинной пологой рампе. Отсюда Унцибал казался уже колоссальной упорядоченной схемой из прорезей и прямоугольных выступов, обесцвеченных расстоянием. Латераль повернула в Сторожевую долину, и Унцибал скрылся за холмом. Вдали, под первыми уступами яйлы, Джантифф увидел скопление длинных приземистых корпусов. Почти одновременно послышался рокочущий, стонущий рев, по мере приближения разделившийся на сотни отдельных шумов: тяжелые глухие удары, скрежет, пронзительный свист, грохот железных колес, гулкий металлический звон и лязг, частые громкие хлопки, похожие на звуки гигантских трещоток, ритмичные гудки и трели выпускаемых газов и пара. По пустоши наискось приближалась высокая ограда из колючей проволоки, внезапно повернувшая и побежавшая параллельно движущемуся полотну. Над изгородью через равные промежутки торчали металлические рогатины. Иногда — видимо, когда пролетало насекомое — между рогатинами с сухим треском проскакивали белые молнии. За оградой тянулась пара длинных конвейеров. Вдоль конвейеров, сгорбившись, стояли люди в грязных комбинезонах — мужчины отдельно, женщины отдельно. Джантифф подошел к Сарпу:

— Что тут происходит?

Сарп взирал на неприглядный промышленный ландшафт с безмятежным, почти покровительственным пренебрежением:

— Увы, Джантифф, перед тобой наши ясли для непослушных детей. Другими словами, Унцибальский исправительный лагерь, гостеприимства коего нам обоим до сих пор посчастливилось избежать. Никогда не зарекайся, однако! Попадешься под руку расчетчикам — они мигом докажут, что ты злостный сексуалист.

Джантифф не верил глазам своим:

— Все эти люди — сексуалисты?