Виват, Королева!
Шрифт:
— Бабушка, — дрожащим голосом позвала Вера, словно загипнотизировано смотря на Люду, — Бабушка? Мы сейчас поедем к Алексею Витальевичу, Артем сейчас позвонит, и мы поедем, да?
— Я так понимаю, вы родственница, — фельдшер поднялась с колен, подходя к Вере, — Мне очень жаль, но я вынуждена констатировать время смерти.
— Бабушка? — снова позвала Вера, нервно хватаясь руками за дверной косяк, продолжая сверлить Люду стеклянным взглядом, — Люда, чего стоишь, давай, нам надо ехать, Артем сейчас позвонит… Бабушка?
Вера
Совсем седые волосы, слегка растрепанные, потому, что она наверно так и не успела сходить в парикмахерскую, худое морщинистое лицо, на котором так некрасиво выделялся заостренный кончик носа, упрямо сжатые губы. Любимый домашний халат, с фиалками, который Вера подарила ей на прошлый Новый Год.
Она снова сделалась такой маленькой, как будто действительно высохла за все это время — тапочки теперь болтались на худых ногах, словно не по размеру.
— Бабушка?…
И не получив ответа, Вера разрыдалась, падая перед Ниной Степановной на колени.
Она держала ее за руку, насколько было возможно, сквозь пелену слез, вглядываясь в родное лицо, какого-то непонятного, посеревшего оттенка. Не обращая внимания на возню за спиной, еле слышные разговоры, плач маленького Захара и затекшие ноги, Вера прижимала к щеке остывающую ладонь Нины Степановны, прося прощения и заходясь в новой истерике.
Она знала — бабушка так и не смогла смириться со смертью Гриши. Она сама, словно торопилась к нему, потеряв всякий интерес к жизни.
Тяжело было наблюдать, как родной человек, собственными руками загоняет себя в могилу, но, увы, Нина Степановна отныне больше не хотела бороться.
— Малыш, — Артем аккуратно коснулся девичьего плеча, — Нину Степановну должны забрать.
— Нет…Нет. Позвони Алексею Витальевичу, скажи, что мы сейчас приедем…
— Вера… — Исаев обнял ее за плечи, вынуждая подняться на ноги, но Вера отчаянно завыла, хватая бабушку за халат.
— Позвони, мы сейчас же приедем… Позвони, — визжала Вера, захлебываясь слезами, пока Артем пытался оттащить ее от тела Нины Степановны, — Позвони…
— Вера, мы больше ничем не сможем помочь…
— Позвони, — она брыкалась, вырываясь из кольца мужских рук, — Бабушка! Бабушка! Мне больно, мне очень больно…
— Я тебя держу, малыш… Я тебя держу.
Вера, маленькой птичкой трепыхалась в его руках, глотая слезы и наблюдая, как бабушку перекладывают на носилки, а потом накрывают какой-то простыней.
— Может быть успокоительное? — женщина-врач подошла к Артему, хватая Веру за руку. Он, молча, кивнул, чувствуя, как по спине уже ползет пот от ее метаний.
— Езжай в офис, скажи парням, что случилось. Передай Гургену, что мы не приедем на ужин и мои извинения, — Артем перехватил Веру поперек живота, стискивая ее запястья мертвой хваткой, пока фельдшер успела вколоть девушке успокоительное, —
— Мне очень больно, — снова завыла Вера, прижимая руки к груди, как будто сквозь толщу воды, слыша детский плач и тихий вопрос, который теперь останется набатом стучать в голове: Мама, а бабушка Нина вернется?
Похоронная процессия тянулась вдоль вишневой аллеи, пока впереди бригада несла гроб Нины Степановны.
Вера, стойко переносившая все дни подготовки к похоронам, напичканная успокоительными до самых кончиков волос, заревела, как только к могиле начали подходить люди, кидая горстку земли бабушке в последний путь.
— Ну, девочка моя, дорогая, — шептал Исаев, поддерживая девушку за локоть, пока она, склонившись, почти в поклоне, следила, как крышка гроба постепенно скрывается под толщей земли, смешанной с глиной, — Я тебя прошу, успокойся.
— Ты ее довела, вертихвостка малолетняя, — шипела откуда-то сбоку Клара Васильевна. Она тоже немного сдала за последнее время, теперь опираясь на старую трость, — Говорила я Нине, что упустит тебя… Да кто ж уследит, если у тебя это в крови… Проститутка… Как мать твоя, проститутка… И ты недалеко ушла… Угробили бабку…
— Слышь, мамаша, — прорычал Исаев изменившись в лице. Вера краем глаза заметила, как он ощерился, — Еще одно слово, и я тебя твоим же костылем следом отправлю.
Клара Васильевна раскрыла рот, замерев в оцепенении.
— Шли бы вы отсюда, уважаемая… — Сахнов, подхватив соседку под локоть, чуть рванул ее на себя, вынуждая отойти от могилы, — Все-таки похороны… Уважать надо.
— Я на вас управу найду, бандюки проклятые. Поставят вас к стенке и расстреляют всех до одного, чтоб нормальные люди по земле не боялись ходить…
— Иди уже, — Артем устало отмахнулся от нее, возвращая свое внимание к Вере, которая сидя, почти на коленках, качаясь из стороны в сторону, просила у бабушки прощение.
Жалела, что так редко говорила, что любит, так редко прислушивалась к советам, так редко навещала. Кто знал, как могла сложиться бы жизни Веры, если бы не Нина Степановна.
Когда могилку полностью зарыли, Веру едва не затошнило, от запаха влажной земли. Она стояла «у ног», внимательно наблюдая, как рабочие устанавливают обычный деревянный крест с фотографией и складывают венки на свежий холм. Едва все люди разошлись — прибавился еще один. Венок.
С черной лентой на которой было написано «Любимой свекрови от зятя».
— Здравствуйте, Вера, — крепкий мужчина водрузил композицию из искусственных цветов почти к изголовью и поравнялся с Клинковой плечом. Какое-то смутное воспоминание, но она вспомнила Сашу, того самого помощника Гордеева, который тогда подстрелил несколько тетеревов, когда Вера была в него в гостях, — Николай Иванович приносит свои соболезнования.